|
Андрей Ивонин родился в Москве в 1959 г. С 1984 г. работает в сфере театра. Стихи публиковались в литературных журналах и
альманахах: «Новая литература», «Дети Ра», «Зарубежные
задворки», «Зинзивер», «Южное Сияние», «День и ночь», «Поэтоград»,
«Новые Витражи», «Сура», «Бийский вестник», «Северо-Муйские
огни», «Истоки», «Невский альманах», «Царицын», и др. Автор
сборников стихов: «Слово» (2008), «Начало» (2015), «Повторенье
пройденного» (2018), «Говори со мной» (2019), «Только стихи»
(2021). Лауреат Большой международной литературной премии
«Серебряный стрелец» (2011), Национальной литературной премии
«Поэт года» (2016), VII Международной поэтической премии «Образ»
(2019), конкурса «Пятая стихия» Международной литературной
премии имени Игоря Царёва (2022, 2023).
Лауреат литературного конкурса Интернет-журнала «Эрфольг» – 2010.
Член Союза писателей XXI века, Южнорусского СП, Московского
союза литераторов и Союза театральных деятелей РФ. Почетный
работник культуры Москвы.
АНДРЕЙ ИВОНИН
В ТОМ ВРЕМЕНИ
В том времени, не знаю, сколько дней
живущем только в памяти моей,
закрыв глаза, я вижу наши лица.
Свет ночника струится в темноте,
и синим пламенем на газовой плите,
горит огонь, и чайник кипятится.
Там есть два стула, зеркало, кровать,
с которой нам не хочется вставать,
пружины всхлип, и лающие глухо
дворовые собаки за окном,
и высоко, под самым потолком,
невесть откуда взявшаяся муха.
Дымится кофе в кружке жестяной.
На мне кусачий свитер шерстяной.
И это ли не счастье в полной мере,
когда я отпираю дверь, и ты,
божественной не пряча наготы,
выходишь проводить меня до двери?
Пусть всё останется, как было, как тогда,
в те памятные, прежние года,
где мы ещё так молоды. Пусть бьётся
настойчивая муха о стекло,
хотя давно то время истекло,
закончилось и больше не вернётся.
* * *
Густое утро пробую на вкус,
на звук и цвет, на ощупь и на запах.
Морозный воздух пахнет, как арбуз.
И будущность стоит на задних лапах
передо мной, и жарким языком
ладони лижет с радостью собачьей.
Мне слёзы застят свет, и в горле ком.
Но день пока не начался, а значит –
всё впереди ещё: и Божья благодать,
и горний путь, и этот мир пред нами,
что можно без конца перебирать
глазами, сердцем, пальцами, губами.
* * *
Жизнь проходит, значит, так и надо –
было-сплыло, поросло быльем.
Тянет в окна раннею прохладой.
Пахнет утро стираным бельем.
Новый день встает неторопливо.
Стынет в бочке темная вода.
Ветер бродит в зарослях крапивы.
Суетятся утки у пруда.
Плеск воды, и как напоминанье
о былом – колеблемый, сквозной –
солнца луч на отмели, купанье,
и дорога долгая домой.
Вот так и бывает
Вот так и бывает. Казалось, навечно замрёт
природа – и холодно станет от стыни внутри и снаружи.
И ломкий, колючий, с цветными прожилками лёд
покроет коростовой коркой окрестные лужи.
А где-то под снегом трава, ожидая команды «На старт!»,
для подвигов будущих силу таит в настоящем.
Вот тут-то внезапно, как выстрел, случается март.
И губы немеют, и сердце колотится чаще.
И ты остановишься вдруг удивлённо, почти не дыша.
И это бездонное небо тебя с головой накрывает.
И близкой становится чья-то чужая душа.
Вот так и бывает, поверьте, вот так и бывает.
* * *
Жизнь держится порукой круговой
на смене вех, на линии кривой,
проложенной из пункта А в пункт Б,
на некой тонкой внутренней резьбе,
на памяти, закрученной в спираль
сознания, где каждая деталь
подогнана, подробна и крепка,
как атомы молекул ДНК.
Она прозрачна и легка, как пар,
как вдох и выдох, как воздушный шар,
что рвётся ввысь, упруг и невесом,
на неразрывной нити хромосом,
соединяясь с небом, растворясь
в глухом пространстве, продолжая связь
предметов и событий, лет и зим,
наполненных дыханием моим.
* * *
Город, присыпанный снегом, угрюм и сер.
Сухая позёмка вдоль улицы знай метёт,
всё покрывая белёсой канвой: например,
стылые стены, на мёрзлом асфальте лёд.
Скользкой дороги едва уловим пунктир,
такой, что вряд ли сюда доберёшься впредь.
Будто бы впрямь так устроен весь этот мир,
лишь для того, чтобы здесь родиться и умереть.
Но продолжаешь идти сквозь пургу и снег,
по бездорожью почти наугад кружить,
не просыпаясь, не размыкая век,
спорить, на что-то надеяться, верить, жить.
Вдохновение
В начале было слово…
Впрочем, нет.
Ещё до слова музыка звучала.
Неведомо откуда лился свет –
вот он-то и предшествовал началу.
В начале было слово…
Нет, не так.
Невидимый смычок
заветных струн касался.
Я шёл и слушал их, и каждый шаг
во мне неясным эхом отзывался.
И острый луч, пробившийся едва
сквозь облака, карабкался по стенам.
И было слышно, как растёт трава,
шумит листва, и кровь стучит по венам.
И только после было слово. А за ним
второе, третье… и сплошным потоком
плыла мелодия над миром, и другим
вдруг становился мир. Идя к истокам
сливались звуки в целое, в одно,
перевернув сознанье за мгновенье...
Вот так вот и рождается оно,
всё то, что называют вдохновеньем.
Воробьи
Воробьи возвращаются в город, щебечут, галдят,
во дворах мельтешат, суетятся у талых помоек.
Вот, один, как из старого фильма, заправский пират.
А другой, посмотри, с жёлтым клювом, особенно боек.
Среди медленных, важных, клюющих зерно голубей,
они словно шпана беспризорная из подворотни.
День встаёт над омытой дождями Москвой, и синей
бесконечное небо над Бибиревом и Капотней.
Шумный город, как фокусник, прячет весну в рукаве.
Солнце светит вовсю, словно летом, уже без утайки.
И повсюду: на мокром асфальте, пожухлой траве,
рассыпаются шустрой гурьбой воробьиные стайки.
Вон их сколько! Шумят, задираются, прут на рожон.
А недавно ещё пропадали, и где – непонятно.
Наступает апрель. Начинается тёплый сезон.
Воробьи возвращаются в город. И это приятно.
* * *
Со временем былая пустота
наполнится вдруг воздухом, дыханьем,
прикосновеньем рук, сердцебиеньем,
и новой дивной музыкой, а та
в себя впитает шорох и цветенье
травы, деревьев, птичий щебет, цвет
закатных облаков. И будут слух и зренье.
И будет свет.
Август
Дело к осени. Август.
Мириадами глаз
древнегреческий Аргус
смотрит с неба на нас.
Этот месяц античный
знает всё наперёд,
по бульварам столичным,
напевая, идёт.
В колее подворотен
катит дней колесо.
Словно воздух бесплотен
и почти невесом,
самолётиком тает
в голубой синеве.
В косы ленту вплетает
порыжелой листве.
Дням безветренным, летним,
поубавив огня,
поцелуем последним
осеняет меня.
Черновик
Утро, похожее на черновик:
слово, ещё одно слово, помарка.
Комната, лестница, улица, арка,
выход во двор, переулок, тупик.
Годы… зачёркнуто. Счастье… зачёркнуто.
Будто с ног на голову перевёрнута
жизнь. Холодок от реки.
Кухонных диспутов крестики-нолики,
чайник на шатком, обшарпанном столике –
пишутся с новой строки.
Где я? Забор в рыжеватой окалине.
Богом затерянный дом на окраине.
То ли Братеево, то ли Чертаново.
Всё переписано. Начато заново.
Простые вещи
Простые вещи: стол, трёхногий табурет.
В сковороде скворчит, томясь, картошка с луком.
Газета на столе… окно – и тусклый свет
над нежилой землёй, над озером и лугом.
А там, где горизонт, за лесополосой –
заброшенный погост, железная ограда.
И в голове звенит назойливой осой,
что больше ничего от вечности не надо.
|
