Евгений Колесов
КАК Я СТАЛ АСТРОЛОГОМ
Дмитрию Александровичу Орлову,
моему учителю
Когда я учился во втором классе, меня вдруг увлекла астрономия
(астрологии тогда вообще не было). То ли книжка какая-то попала в руки, то
ли вышел как раз второй том «Детской энциклопедии» — еще той, первой, 1960
года — одним словом, я влюбился в астрономию с первого взгляда. В подзорную
трубу с балкона разглядывал Луну и звезды. Названия планет и их спутников —
всех! — и астероидов, и созвездий, и разных звезд я моментально выучил
наизусть, хоть ночью разбуди — скажу.
По астрономии я читал все, что попадалось под руку: и Перельмана, и
Феликса Зигеля, и ныне забытого Ивана Гвая... И фантастику, само собой,
очень любил, особенно про полеты к звездам. Мало что понимал, конечно, но
была в этих книгах какая-то тайна, меня притягивавшая. Потом это все ушло,
отодвинулось на второй план, вытесненное другими играми и многочисленными
детскими делами.
По математике у меня всю жизнь была «тройка», так что о карьере
астронома я и не думал. Склонности у меня к десятому, последнему тогда
классу, выявились скорее гуманитарные, и я поступил в Иняз, каковой потом
благополучно и окончил. Факультет переводческий, отделение немецкого языка
(английский — второй). Жизнь вел обычную студенческую — кто учился, знает.
Впрочем, нет: одно меня от других отличало. Я жил в библиотеке.
Библиотека в Инязе, между прочим, одна из лучших в Москве, впору потягаться
с «Иностранкой» — именно в Иняз после войны свезли массу трофейных книг, а у
меня основной язык-то немецкий! Вот я и читал по-немецки все, чего по-русски
найти нельзя было. «Легенда о святом Граале» Штерна и «Заратустра» Ницше,
скромная «Астрология» Блома и «Вечный жид» Эжена Сю, даже «Критика чистого
разума» Канта были мной проглочены, как наживка, и так же запомнились на всю
жизнь, как названия планет и знаков Зодиака. Библию, и ту я впервые начал
читать по-немецки.
Еще я любил изучать разные языки. В школе я успел выучить эсперанто
(отец был знаком с известным эсперантистом Константином Гусевым),
в институте начал самостоятельно учить французский и испанский, научился
читать по-польски и на идише. Ну, и латынь, конечно: этот дамоклов меч всех
студентов-гуманитариев был для меня лукулловым пиром терминов и понятий.
После института я два года отработал переводчиком в Германии (не
военным, а гражданским), где опять-таки жил в библиотеках, понемногу уча
иврит и датский. Вернувшись, попал в Институт общественных наук (был такой),
где научился понимать по-новогречески (и по-древнему немного тоже),
по-норвежски, по-голландски... Зарплата была мизерная, и знание дюжины
языков давало неплохую прибавку к бюджету.
Кроме того, заведение все-таки было учебное, и я, хоть и служил
переводчиком, не поленился прослушать целиком курсы истории философии,
социологии и социальной психологии. Последняя меня особенно увлекла (почти
как астрономия когда-то), и книги Шибутани, Хибша с Форвегом и Парыгина
пробудили во мне интерес к человеческим отношениям как к феномену вообще и
как к объекту исследования в частности.
Тогда-то, наконец, и произошла знаменательная встреча, сделавшая меня
астрологом. Было это, кажется, в 1984 году. Меня призвали на офицерские
курсы, где два десятка интеллигентов с рабочим немецким языком должны были
зубрить новые названия противотанковой гранаты и размалевывать детскими
карандашами карты Подберлинья — скука ужасная.
Вышли мы покурить, и оказалось, что мой бородатый собеседник —
астролог.
Я тут же ему сказал, что в астрологию не верю. Он спросил: а ты
пробовал? Я говорю: нет. — А ты попробуй!
И я решил попробовать. У моего собеседника жизненный путь оказался
похож на мой: тоже Иняз, только со сдвигом на десять лет назад, тоже дюжина
языков, тоже живет в библиотеке (домашней, как я теперь). Я стал к нему
ездить и читать книги, благо языки я понимал.
Учить по-настоящему он меня не учил: когда я, взяв первую свою книгу
(прекрасный учебник астрологии Гримма 1928 года), уже с четвертой страницы
перестал что-либо понимать и позвонил ему, он сказал, что объяснить это
невозможно... Короче, мне до всего пришлось доходить самому.
Самое интересное, что когда в нашем теперешнем Астрологическом обществе
как-то зашел разговор о том, кто у кого учился, выяснилось, что наиболее
толковые из наших астрологов тоже учились всему сами. Любая школа, даже если
ее руководитель гений, неизбежно накладывает свой отпечаток, свои
ограничения, задает свой тон и свои направления, и ученик перестает быть
открытым всему другому. А это — тупик.
|