На первую страницуВниз

Елена МОРОЗОВА


Николя Ле Флок, комиссар полиции Шатле
Мужчина без женщины
 

С 5 февраля 2010 г. на канале «Культура» начинается показ экранизации романов
Жана Франсуа Паро о Николя Ле Флоке.

 


     Мужчины без женщины не бывает. Особенно в приключенческих романах. Каждая дама ждет своего принца на белом коне, неустрашимого д’Артаньяна, готового со шпагой в руках защищать даму и завоевывать ее сердце. Долгое время французский приключенческий роман (прежде всего творения неутомимого Александра Дюма) являлся для нас заповедным уголком, куда мы убегали от суеты, неприятностей, горестей и обид. Странствия по миру доблестных мужчин и прекрасных женщин, миру, где благородство побеждало, а зло было наказано, где герой, совершив бесчисленное количество подвигов, добивался любви (и руки) красавицы, окрыляли и приподнимали над однообразной действительностью. Мы восхищались обаятельным героем в черном плаще и шляпе с пером, который со шпагой в руках и с галльской шуткой на устах служил красавицам и королям и получал заслуженную награду…
     Впрочем, существует и не менее занимательный жанр, где нет ни любви, ни женщин. Нет, разумеется, женское личико непременно мелькнет, но где-то «там», на втором-третьем плане, как некий вспомогательный элемент, фигура интриги, которая захватывает нас ничуть не меньше, чем романтические приключения влюбленных. Наверное, вы уже догадались, что речь идет о детективе, где герою-сыщику недосуг заниматься любовными переживаниями. А если к слову «детектив» добавить — «французский», то первым вспоминается комиссар Мегрэ, созданный обстоятельным талантом Жоржа Сименона. С неизменной трубкой в зубах, этот несуетливый сыщик, внимательный к мелочам и знающий жизнь, мог раскрыть самое запутанное преступление, а вот восстановить справедливость — не всегда… А если соединить детектив и историю, получится исторический детектив, жанр, без сомнения, в последнее время необычайно популярный.
     Собственно, лишь для того, чтобы сказать о популярности детективного и, в частности, детективно-исторического жанра, можно было бы и не городить огород. Но, так как речь пойдет о французском историческом детективе, хотелось бы напомнить о его литературных корнях — откуда он вырос, и прежде всего, вырос для нас, российских читателей. Ведь у каждого из нас всегда была «своя Франция», которой не было ни на карте, ни в истории, — Франция, увиденная сквозь призму литературных и кино-героев, неуловимо близких нам по духу, особенно в те времена, когда увидеть собственными глазами родину д’Артаньяна и Мегрэ мало кто мог даже мечтать. Наверное поэтому, перо на шляпе «флика» (жаргонное словечко, вроде нашего «мент») при канцелярии Мазарини или при дворе Людовика XV все равно кажется нам плюмажем Сирано…
     Разумеется, это в основном относится к старшим поколениям, ибо сегодня, к счастью, можно своими глазами увидеть и набережную Орфевр, где работал комиссар Мегрэ, и знаменитую Гасконь. И для того, кто начнет знакомство с французской литературой с исторического детектива, «заговорят» и парижские улочки, и роскошные замки, ставшие ныне музеями, и застывшие изваяния королей и героев. Потому что история в этих романах представлена столь же ярко и наглядно, как и в романах Дюма и сочинениях историка-романтика Мишле. Не будет только прекрасных дам: у благородного сыщика, в плаще и со шпагой, нет времени на личную жизнь, ведь раскрыть преступление надо вовремя — как доставить подвески к балу. Поэтому и речь идет о мужчине без женщины. Точнее, без прекрасной дамы, ибо, как известно, «без женщин жить нельзя на свете, нет!»
     Итак, наш мужчина без прекрасной дамы — это комиссар полиции Шатле Николя Ле Флок, герой Жана Франсуа Паро, родившийся под пером автора, историка и дипломата, в 2000 году в романе «Загадка улицы Блан-Манто».
     Подобно д’Артаньяну, двадцатилетний Ле Флок, внебрачный сын маркиза де Ранрея (о чем он пока не догадывается), прибывает в Париж (в 1761 году) из родной Бретани с рекомендательным письмом к начальнику парижской полиции Сартину. Сартин долго не принимает просителя, и в ожидании юный провинциал бродит по столице, которая, испугав его своим многолюдьем, жестокостью и грязью, постепенно завоевывает его сердце:

     «И хотя он по-прежнему остро ощущал неудобства столичного города, он постепенно проникался его очарованием. Вечная толчея на улицах притягивала и одновременно раздражала его. Несколько раз он чуть не попал под колеса проезжающих экипажей. Внезапность их появления и скорость, с которой они обыкновенно мчались, не переставали удивлять его. Он быстро приучился не спать на ходу и избегать множества неприятностей, как, например, пятен мерзкой и липкой грязи, разъедавшей одежду, бурных потоков, исторгавшихся из водосточных труб на головы прохожих, и полноводных рек, в которые при малейшем дожде превращались улицы. Он научился передвигаться как коренной парижанин, подпрыгивая и подскакивая, дабы не наступать на нечистоты, отбросы и огрызки. После каждого выхода ему приходилось чистить одежду и стирать чулки».

     Николя Ле Флок не богат, он обходится без слуг и предпочитает темную одежду, которую легче чистить. И даже когда заботу о его туалетах возьмет на себя дорогой портной мэтр Вашон, а заботу о его белье — преданная служанка Катрина, он сохранит пристрастие к темным практичным тканям и будет заказывать себе по два одинаковых фрака — чтобы лишний раз не привыкать к новой одежде. Но господин де Сартин, аудиенцию у которого наш герой, разумеется, получит, любит элегантность и аккуратность, и Николя придется уделять время своему костюму. А так как наш герой, как и подобает герою романа плаща и шпаги, обладает незаурядной и весьма привлекательной внешностью, то автор с удовольствием описывает каждую новую вещь в его гардеробе: «Николя прошел в крошечный закуток, где стояло большое зеркало и надел на себя фрак из темно-зеленого бархата, украшенный легкой серебристой вышивкой. Когда же он поднял голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало, ему показалось, что перед ним стоит кто-то другой. Костюм был скроен и сшит специально для него. Он делал его стройнее, выгодно подчеркивал его совершенное сложение». Каштановые волосы, благородная осанка, гордо поднятая голова — будущий комиссар полиции Шатле настоящий красавчик, о чем ему то и дело напоминают дамы, встреченные им на тернистом пути поисков преступников. Но свою искренность и открытый взор в сочетании с природной способностью очаровывать он станет использовать не для обольщения красавиц, а для получения правдивых признаний свидетелей. Один мимолетный роман Николя все же заведет, и его подругой станет хорошенькая горничная Антуанетта. Однако пути их быстро разойдутся, и Николя, возможно, никогда бы и не вспомнил об этой интрижке, если бы через пятнадцать лет случайно не узнал, что у него есть сын. Он полюбит и признает мальчика, но мучительный вопрос — почему его отец и он сам оказались в похожем положении, почему у них обоих внебрачные сыновья? Это просто совпадение или роковое повторение, смысл которого от него ускользнул? — постоянно будет бередить его душу.
     Сартин принимает рекомендованного ему молодого человека и отправляет его под начало комиссара Лардена — учиться ремеслу полицейского. Неожиданно комиссар исчезает, и Сартин поручает Николя разобраться в ситуации, ибо исчезновение полицейского комиссара загадочным образом связано с пропажей важных государственных бумаг. С помощью логики, интуиции и умения анализировать незначительные на первый взгляд события Николя удается разгадать тайну комиссара Лардена, разоблачить его убийц и найти бумаги государственной важности. Король Людовик XV дает ему аудиенцию, во время которой сообщает, что крестный Николя, маркиз де Ранрей, на самом деле его отец: перед смертью маркиз признал своего внебрачного сына и передал ему свой титул. Николя отказывается от титула, но с благодарностью принимает должность комиссара полиции Шатле, ибо чувствует в себе призвание к раскрытию загадок. Комиссар Ле Флок становится следователем по особым поручениям и обретает свое место в жизни: «Настал час умиротворения. Заноза, бередившая сердце и плоть Николя, перестала его мучить. Он нашел свое место в хаосе окружавшего его мира и поборол искушение принять титул, ценность которого обусловлена исключительно предрассудками. Не титул, а он сам будет отныне определять свою значимость. Прошлое оплачено, начинается новая жизнь, и он построит ее своими собственными руками».
     И в жизни, и в работе Николя помогают верные друзья, неотлучно сопровождающие его на протяжении всех восьми книг о расследованиях Николя Ле Флока. (Сколько всего будет этих книг, может знать только автор, в настоящее время завершающий работу над девятой книгой.) Прежде всего, следует назвать верного помощника Николя инспектора Бурдо, невысокого плотного человека с трубкой во рту, всегда готового прийти на помощь своему молодому начальнику. Бурдо мастер переодеваний, и он обучает этому искусству Николя: «Лохматый парик, темные очки и шляпа с широкими полями времен Регентства сделали его неузнаваемым. Оглядев себя с помощью карманного зеркальца, он для вящей убедительности запачкал лицо сажей, соскребая ее с подсвечника». При поддержке Бурдо Николя учится преодолевать отвращение и брезгливость — ведь поиски преступников нередко уводят его на самое дно парижского преступного мира: «Следуя совету Бурдо, Николя низко склонился над грязной столешницей. На поверхность похлебки всплыли несколько соломинок. От первой ложки Николя стало дурно. Чтобы подавить тошноту, он сделал глоток водки, и чуть не задохнулся. Казалось, огненная жидкость опалила ему все легкие. По сравнению с этим пойлом “укрепительное” папаши Мари, привратника в Шатле, могло считаться божественным нектаром. Тогда Николя решил сделать по-другому. Собрав всю силу воли, он схватил миску обеими руками, поднес ко рту, залпом осушил ее и немедленно опрокинул в себя остатки водки». Подарок инспектора, маленький пистолет, который легко спрятать под полями шляпы, не раз спасает Николя жизнь. Поклонник Руссо, инспектор часто выражает недовольство существующими порядками:

     
«Девицы из Оперы и театров, имеющие покровителей, пользуются привилегией на получение входного билета в этот дворец.
     — Билета, чтобы войти в здание? Но зачем?
     — Зачем? Да ведь там полно соблазнов для женщин! Восстановить старый реквизит стоит дорого, проще сделать новый. Поэтому все, что остается после праздников, отдается на разграбление хищным особам женского пола. Воистину, это шикарная свалка! Они тащат оттуда все, удовлетворяя свою ненасытную страсть к шелкам, дорогим тканям и прочим фертифлюшкам.
     — За счет короля!
     — Короля? За наш с вами счет! Добрый гражданин, озабоченный вопросом, куда идут выкачиваемые из него налоги, не может радоваться, глядя, как масса пригодных вещей вышвыривается на ветер! Такое разбазаривание денег может происходить только в государстве, где власть сосредоточена в руках одного правителя. Надо, наконец, чтобы появилась иная сила, способная противостоять ужасающим злоупотреблениям власти нынешней. Я уже не говорю о короле, который, судя по слухам, спекулирует зерном, чтобы пополнять свой кошелек.
     В этих словах звучала знакомая Николя резкость суждений, которые Бурдо иногда высказывал, и зачастую совершенно справедливо».

     Бурдо позволяет себе подшучивать над титулом Николя, но, всегда признавая его превосходство, охотно отступает в тень, когда речь заходит о лаврах.
     Впрочем, несмотря на успехи в поисках преступников, лавры сыщику из Шатле достаются далеко не всегда: расследования комиссара Ле Флока затрагивают интересы короны. Поэтому, когда, преодолев множество опасностей и чудом оставшись жив, Ле Флок находит убийц своей любовницы (очаровательного, но легкомысленного создания, от которого тридцатилетний Николя не знает, как избавиться), преступники — несмотря на собранные Николя доказательства — оказываются «неприкасаемыми»:

     
«В зал вошел кавалер, одетый во все черное; оглядевшись, он шагнул к Сартину и передал ему большой конверт, запечатанный печатью с гербом Франции. Развернув письмо, генерал-лейтенант прочел его, побледнел, и, подняв голову и растерянно озираясь, произнес:
     — Господа, меня извещают об отставке герцога д’Эгийона и приказывают немедленно отправить в изгнание за пределы королевства комиссара Камюзо и фон Мальво. Высочайшим повелением приказано не возбуждать преследований против вышеуказанных лиц. И приказано освободить господина Бальбастра. Приказ подписан герцогом де Ла Врийером от имени короля.
     — Сударь… — попытался возразить Николя.
     — Довольно, — отрезал Сартин. — Мы обязаны подчиниться решению, принятому в высшем эшелоне власти. Защитники закона и магистраты короля, мы служим этой власти, служим, чего бы это нам ни стоило»…

     «Когда же настанет время, когда законы будут одни для всех?» — в сердцах восклицает Бурдо. «Когда править станут Бурдо», — отвечает ему Николя, а читатель, в свою очередь, задается вопросом, доведет ли автор своего героя до начала Революции.
     Еще один друг Николя — Шарль Анри Сансон, парижский палач. Этот ровесник Николя чувствителен и где-то даже сентиментален. «У людей очень странные представления о палаче. А он всего лишь человек, такой же, как и все остальные. Но в отличие от остальных он, в силу своего ужасного положения, обязан безропотно исполнять свои обязанности и неукоснительно соблюдать продиктованные ему строгие меры», — смущенно оправдывается Сансон. Палач уделяет много времени изучению анатомии, что делает его незаменимым помощником комиссара: Сансон проводит вскрытие тела жертвы и делает заключение — говоря современным языком — судмедэксперта.
     Так как «результаты вскрытия могут направить следствие по новому пути», комиссар придает сей мрачной процедуре большое значение, и, помимо Сансона, может доверить ее только своему другу Гийому Семакгюсу, бывшему корабельному хирургу и знатоку ботаники. В свое время Семакгюс попал в Бастилию по обвинению в убийстве, но Николя сумел доказать полнейшую невиновность доктора. Необъяснимая симпатия, возникшая у обоих уже при первой встрече, постепенно перерастает в прочную дружбу. Описания работы анатомов, стоящих у истоков судебной медицины, вполне реалистичны, хотя местами и напоминают страницы триллера:

     «Во-первых, эта голова принадлежала мужчине. Посмотрите, здесь, у основания черепа, находятся два костистых выступа, которые мы называем апофизами. У детей и женщин они менее выражены. Голову ребенка можно узнать по родничкам, которые еще не закрылись, или же закрылись, но не полностью, а также по неполному комплекту зубов. Отсюда следует, что перед нами голова мужчины зрелого возраста. Смотрите, я могу взять ее за оба апофиза и приподнять. Следовательно, речь идет о мужчине. К тому же, как вы, господин Ле Флок, сами заметили, челюсть раздроблена, и кусок ее утащили хищники. А на сохранившейся части явно видна трещина, образовавшаяся после удара стальным или железным орудием, шпагой или топором. Поверьте мне. Остатков волос, съеденных паразитами, не обнаружено, значит, жертва была либо лысой, либо с нее, как это делают ирокезы, сняли скальп; но последнее маловероятно».

     Леденящих душу картин в расследованиях комиссара немало. Поиски приводят его на парижскую живодерню: «На холме, где прежде высилась виселица, воцарилась тишина. Ночные посетители растворились во мраке. Некоторое время о них еще напоминали звуки голосов, перебиваемые скрипом колес и мерным стуком копыт, но вскоре и они стихли. Ночь вновь забрала власть над Монфоконом»... Он спускается в подвалы, кишащие крысами: «Они спустились вниз. В спертом воздухе подземелья омерзительно пахло падалью. Они очутились в одном из тех старинных подземелий, которыми изобилуют недра Парижа. С каждым шагом крыс под ногами становилось все больше. Казалось, там кишела целая крысиная армия.»… И даже борется с одержимыми: «Мьетта испускала истошные завывания, словно смертельно раненный волк, воющий на луну. Всего страшнее было смотреть на содрогавшуюся кровать: подхваченная невидимой волной, она приподнялась на несколько дюймов над полом и принялась раскачиваться, словно подталкиваемая невидимыми руками. Неимоверным усилием взяв себя в руки, Николя начал действовать»…
     Но, разумеется, отважный комиссар преодолевает все ловушки и препятствия, хотя, как он сам нередко признается, ему бывает страшно, а неожиданное нападение может застать его врасплох:

     
«Удрученный молодой человек почувствовал недобрый взгляд незнакомца, но не придал ему значения. А дальше случилось то, чего Николя даже представить себе не мог. В облаке резких кислых ароматов пота и мокрой кожи перед ним выросла тень и словно железной рукой прижала его к стене. Не ожидая нападения, Николя не смог собраться и ударился головой о стену. Шляпа свалилась с него, из растревоженной раны закапала кровь, Молодой человек дернулся, но та же рука моментально схватила его за горло. Тут он смог разглядеть лицо своего противника; впрочем, тот и не пытался его скрыть. Незнакомец выглядел довольно молодо. Коротко стриженые волосы позволяли видеть идущий через всю голову шрам. Физиономия его вполне могла бы считаться заурядной, если бы не беспощадный блеск неподвижных глаз. Бледное, словно обескровленное, лицо с плотно сжатыми губами, кривилось в ядовитой ухмылке; больше всего нападавший походил на покойника. Николя похолодел, ощутив себя во власти безжалостного и коварного врага.
     — Вчера ты легко отделался, господин бретонец, — прошипел незнакомец, — но в следующий раз тебе крышка. Так что мой тебе совет: забудь обо всем, что ты разнюхал, иначе…
     В руке его сверкнула сталь, и Николя почувствовал, как острый клинок полоснул его по ребрам. Ударив Николя головой об стену, бандит разжал руку, отскочил в сторону, прыжками спустился с лестницы и исчез.
     Новое покушение на Николя, хладнокровно совершенное под сводами цитадели правосудия, свидетельствовало, что его расследование стало угрожать интересам высокопоставленных особ, чувствовавших себя настолько недосягаемыми, что они среди бела дня подослали к нему убийцу».

     Комиссар Ле Флок сам осматривает места преступления, сам идет беседовать со свидетелями, сам сидит в засадах, и чтобы защитить собственную жизнь, ему нередко приходится обнажать шпагу: «Крепко сжав рукоять шпаги, он сделал выпад. Натолкнувшись на твердое препятствие, острие соскользнуло вниз и вонзилось в плоть. Послышался долгий вздох и шум падающего тела. Николя заподозрил, что противник прибег к той же хитрости, что и он сам, и приготовился отразить новое нападение. Но атаки не последовало». Но погони и поединки — не главное в работе комиссара Ле Флока. Чтобы найти преступника в таком огромном городе, как Париж, необходимо много размышлять, уметь подмечать мельчайшие детали и находить связь между совершенно не связанными на первый взгляд явлениями — как, например, между убийством и малым количеством соуса в рагу из кролика:

     
«— Дело выглядит совсем простым, — бросил судья по уголовным делам Тестар дю Ли. — В лице дворецкого вы получили обвиняемого, и природа его ранения не имела ровным счетом никакого значения. Зачем же искать ветра в поле?
     — Увы, сударь, на деле все оказалось значительно сложней, и несколько открытий побудили меня отклонить простое решение. Привратник, Жак Блен, пригласил инспектора Бурдо отведать рагу из кролика.
     Красный от возмущения, с вздыбившимся париком, судья вскочил с кресла.
     — Вот, извольте, очередная фантазия, которой, как всегда, потчует нас господин Ле Флок! В чем на этот раз вы хотите нас убедить?
     — Я всего лишь хочу подчеркнуть, что хорошее рагу получится только в том случае, если смешать кровь животного с небольшим количеством уксуса и добавить эту смесь в соус.
     — Ну и что? Я не понимаю вашей мысли.
     — Что? Так вот, в соусе совсем не было крови. Вам не кажется странным, когда кто-то среди ночи идет в садок, отлавливает трех кроликов, убивает их, выпускает из них кровь, а затем тушит мясо зверьков? Получается, что привратник страдает бессонницей и обладает поистине зверским аппетитом!
     — И какой вы делаете из этого вывод? — спросил Ленуар.
     — Сейчас я расскажу вам…»

     …В детективе не принято заранее рассказывать о выводах сыщика.
     Уроженец Бретани, Николя воспитан на кельтских легендах и сказаниях: «Затаив дыхание, он слушал леденящие душу описания казней, а потом трепетал, представляя себе, как душа казненного переселяется в тело черной собаки, чтобы совершить свое последнее путешествие: собака мчала ее прямо в youdic, бретонский Стикс. От завывания ветра и потрескивания огня рассказы становились еще страшнее, и старой кормилице приходилось утешать напуганного мальчика». Возможно, поэтому он склонен к рефлексии и часто вспоминает детство и юность: «Фиакр стоял, и Николя, созерцая сию мирную картину, предался ностальгическим воспоминаниям. Чем запомнились ему годы юности? Мальчишкой вместе со своими ровесниками он бегал на болота в поисках приключений. Затем бесконечная учеба, удручающая своей серьезностью. Страхи, обуревавшие его в коллеже, ибо, несмотря на блестящие способности, товарищи его, рожденные в лучших семьях Бретани, ни в грош не ставили бедного сироту. Двусмысленное положение в конторе нотариуса в Ренне, где его аристократические связи вызывали одновременно и зависть, и презрение со стороны других учеников конторы. И постоянное одиночество». Но когда речь заходит о расследовании, мечтательность и романтизм немедленно уступают место деятельной решимости, а в душе Николя, по словам его друзей, просыпается ищейка, взявшая след. Комиссар Ле Флок всегда идет до конца, даже когда это противоречит указаниям начальства: «Сначала ему велели начать расследование, затем те же самые высокопоставленные особы властью своей прекратили следствие; теперь их всех бросает то в жар, то в холод, а ему, словно ищейке, велят взять след и затравить неведомую дичь. Впрочем, для себя он уже решил: он доведет это дело до конца, невзирая ни на кого». И операциями по захвату преступников он тоже предпочитает заниматься сам: «Соберите всех наших агентов и осведомителей, — говорил Николя; не переставая говорить, он взял бумагу и начал что-то писать. — Предупредите караулы и городскую стражу. Сосредоточьте основные силы наблюдателей вокруг каменоломен, что возле Обсерватории; необходимо также отследить любые подозрительные передвижения карет…»
     Истинный сын века Просвещения, Николя Ле Флок прекрасно образован, и можно без особого преувеличения сказать, что когда выпадает свободная минута он берет в руки книгу: «Николя пришел в восторг от своей новой комнаты. Альков, где стояла небольшая кровать, с обеих сторон окружали книжные шкафы, врезанные в толщу стен и снизу доверху забитые книгами. Книги стояли вокруг подобно молчаливым стражам. Ребенком он много времени проводил в обществе книг — сначала на чердаке дома в Геранде, а потом в библиотеке маркиза, в Ранрее. В окружении старых верных друзей Николя сразу почувствовал себя в безопасности. Достаточно раскрыть любой из томов, как где-то вдалеке зазвучит будоражащая душу музыка». Любовь к музыке сближает Николя с Лабордом, первым служителем опочивальни Его Величества, а совместные бдения возле ложа умирающего от оспы короля Людовика XV скрепляют дружбу молодых людей:

     
«…Лаборд сделал знак Николя остаться. Король окинул взором комнату, убеждаясь, что все вышли, и пригласил обоих друзей подойти к кровати.
     — Меня пытаются убедить, что у меня не оспа, — вздохнул он. — Уверяют все хором. Поэтому от вас двоих я хочу услышать правду. Я приказываю вам сказать мне правду.
     Взглянув на Лаборда, Николя увидел, как тот опустил голову, и лицо его сморщилось, словно он вот-вот заплачет.
     — Сир, — проговорил Лаборд, — болезнь вышла наружу, и теперь осталось заживить ее следы.
     Король весь обратился в слух.
     — Спасибо, Лаборд. Ранрей, вы готовы оказать последнюю услугу своему королю? Подойдите.
     Король долго и внимательно смотрел на Николя, потом достал из-под простыни небольшую шкатулку маркетри. Неловкими движениями он пошевелил одну из бронзовых накладок на углах и привел в действие пружину. Крышка открылась; внутри лежал бархатный кошелек и запечатанное письмо.
     — В этой шкатулке лежат камни, оцененные весьма и весьма высоко; для той же, кому предназначены эти камни, они представляют еще большую ценность. Если я умру…
     — Сир!
     — Если я умру, — закрывая шкатулку, твердым голосом повторил король, — вы любыми способами, пусть даже с риском для жизни, передадите эту шкатулку графине дю Барри. Это ее пропуск в новое царствование, и ее гарантия, если ее начнут преследовать. Если Господь позволит мне исцелиться, вы вернете мне шкатулку. Проверьте, чтобы у дверей никто не подслушивал...»

     Добавим, что у Лаборда есть исторический прототип — Жан-Бенжамен де Лаборд (1734-1794), чьей биографией автор мастерски воспользовался. В отличие от Дюма, обходившегося достаточно свободно с историческими фактами, Паро не изменяет биографической канвы реального Лаборда, а лишь расширяет круг его знакомств, сделав его другом своего героя, комиссара Ле Флока. Жан-Бенжамен де Лаборд окончил свои дни на гильотине, так что если автор доведет своих героев до Революции, одному из друзей Ле Флока уготована гибель. Столь же бережно, соблюдая последовательность времени и событий, автор вводит в свое повествование исторических лиц, описывает их привычки и поступки, раскрывает пружины закулисных интриг, той большой политики, что становилась датами и параграфами в учебниках истории.
     Заставленную книгами комнату комиссар Ле Флок снимает в доме у почтенного господина де Ноблекура, бывшего прокурора, который вскоре становится не только другом, но и советчиком Николя во всех его расследованиях. Советы Ноблекура, обладателя обширных познаний и большого жизненного опыта, комиссар ценит очень высоко. «Он обладает удивительной способностью пронизывать внутренним взором мрак и высвечивать таящуюся в нем истину; я не раз полагался на прозорливость Ноблекура, и никогда об этом не жалел... Вряд ли он сам может объяснить, отчего у него наступает озарение. В урочное время он произносит несколько назидательных фраз, смысл которых от нас зачастую ускользает, но в которых всегда спрятана истина, открывшаяся ему совершенно неведомым образом», — говорит Николя о своем старшем друге. У Ноблекура большой круг знакомых, и он всегда готов помочь Николя встретиться с нужным ему человеком, даже когда это затворник и заядлый кошатник: «Не зная, куда приткнуться, Николя остался стоять. Комната, насквозь пропитанная кошачьими запахами, казалось, ожила. Полчища кошек выскакивали из кресел бержер, выглядывали из-под подушек, выбирались из-под книг и, царапая когтями бархат, спускались по шторам. Несколько котов затеяли потасовку, остальные бросились к зачинщикам, и в мгновение ока огромный клубок с шипеньем и мявом покатился по комнате и катался до тех пор, пока хозяин дома, звучно щелкнув хлыстиком, не восстановил порядок. Обменявшись напоследок ударами когтистых лап, участники свары быстро попрятались по своим укрытиям. Наконец, Николя смог приступить к объяснениям…» Почтенного магистрата часто мучает подагра, для избавления от которой следует соблюдать диету, что для гурмана Ноблекура является тяжким испытанием:

     
«Энергичная служанка поставила на ломберный столик еще одну серебряную кастрюльку с шоколадом, чашку с блюдцем руанского фарфора, тарелку со знаменитыми булочками и вазочку с вареньем.
     — Я вижу, Николя, вы пользуетесь здесь успехом. Меня, к примеру, никогда не угощают вареньем.
     И он печальным взором уставился на стол, переводя взор с булочек на варенье и обратно. Убедившись, что Марион поблизости нет, Ноблекур схватил половинку булочки, щедро намазал ее вареньем и, запихнув в рот, мгновенно проглотил».

     Впрочем, в борьбе с подагрой Ноблекуру помогает его неистощимое чувство юмора.
     Расследования, к участию в которых Николя так или иначе приобщает своих друзей, объединяют их, и каждый в любую минуту готов прийти на помощь Николя. А еще друзья очень ценят совместные трапезы, ибо все они являются гурманами и знатоками хорошей (уточним: французской) кухни. Во время пиршеств каждое блюдо всегда обсуждается самым подробным образом и выясняется рецепт его приготовления:

     
«Если вы будете все время перебивать меня, — возопил Лаборд, — я никогда не доберусь до конца. Так вот, извлеченное мясо надо мелко порубить вместе с небольшим количеством сала, костного мозга и тоненьких прослоечек жира, срезанных с телячьих почек, потом добавить грибы, яйца, соль, перец и пряности, хорошенько перемешать и нафаршировать этой начинкой баранью кожу, постаравшись придать ей привычную форму ножки. Чтобы начинка не вываливалась, перевяжите вашу ножку бечевкой, обжарьте со всех сторон, потом положите в горшок, залейте двойным бульоном и добавьте обжаренный кусок постного мяса, чтобы тот напитал ножку своими соками и оттенил вкус фарша. Не забудьте луковичку, гвоздику и букет гарни. Через час переверните ножку и продолжайте уваривать до готовности, коя определяется на ощупь, иначе говоря, когда кончиками пальцев вы ощутите мягкость мяса. Достаньте ножку, искусно ее нарежьте и полейте соусом, не забыв добавить в оный соус мясную заправку». Следует подчеркнуть: речь далеко не всегда идет о «высокой» кухне. Комиссар Ле Флок, к примеру, очень любит свиные ножки и простые блюда из требухи, поесть которые он отправляется в маленький трактирчик возле Большой Скотобойни: «…Мамаша Морель устроила трактир с домашними обедами. Она готовила кишки, требуху, обрезки, ножки, печень и легкие, и каждый раз по-разному. Николя заказал свой любимый рубец, но хозяйка, давно уже пребывавшая под обаянием молодого человека, сразу посоветовала ему отведать ее фирменное блюдо, а именно фрикасе из свиных ножек. Она делала его не часто, ибо не имела права продавать свинину; торговать этим продуктом дозволялось только в мясных лавках. Чтобы ножки стали нежными, их долго отваривают в горшке, в большом количестве бульона, после чего мясо легко отделяется от кости. Затем кусочки приправляют мелко нарезанным лучком и обжаривают на сковороде с салом и растопленным сливочным маслом — до первого хруста. Потом поджарку мелко шинкуют и вновь обжаривают, несколько раз встряхивая сковороду. К измельченной поджарке добавляют половник бульона. Перед подачей на стол приправляют ложечкой горчицы, разведенной в кислом виноградном соке, и уксуса, дабы получился льезон, и едят горячими. Хозяйка строго следовала рецепту, и, согласившись на фрикасе, Николя не пожалел; он дважды заказывал добавки».

     А чего стоит варенье, которое комиссару довелось отведать в доме у своего друга Сансона!

     «Варенье поразило Николя; это было варенье из вишен, обладавшее волшебным, но не вишневым, ароматом, и сладостью, но с доминирующей кислинкой.
     — Из чего сварено это варенье?
     — Семейный секрет, но я охотно вам его открою. Это всего лишь вишневое варенье, сваренное с добавлением малины. Секрет заключается в том, что на место косточки, удаленной из вишни, мы кладем малину. Для варки же к начиненной вишне мы прибавляем точно такое же количество вишни с косточкой. Ту вишню, что варится с косточкой, надобно прежде наколоть в двух местах булавкой, чтобы она не лопнула и косточка не попала в варенье. Варить с сахаром, как обычно, но добавив толику сока — и малинового, и вишневого»
.

     Понятно, почему после таких лакомств на Николя, уверенного, что во Франции «даже в самом жалком трактире всегда найдется блюдо, делающее честь самой изысканной кухне», встреча с английской кухней производит далеко не лучшее впечатление: «Чтобы получить ужин, ему пришлось самому идти на кухню и забирать с дымящихся угольев пару кусков говядины. Никакой другой еды не предлагалось, и все занятие трактирщика состояло в том, чтобы раздувать огонь, поддерживая горенье каменного угля, наполовину потухшего из-за жира, стекавшего с жарившихся кусков мяса, и класть новые куски на место тех, которые посетители его заведения расхватывали, как только они покрывались корочкой...»
     Когда заходит речь об Англии, особенно когда о ней говорят при дворе Людовика XV, невозможно обойти тему англо-французского соперничества и международного шпионажа. Вспомним, что именно в Англии особенно отличился загадочный кавалер-девица шевалье д’Эон, любимый агент вышеуказанного Людовика. Путь комиссара Ле Флока тоже приводит его в островное королевство, где он успешно справляется с важной дипломатической миссией и наживает себе врага в лице лорда Эшбьюри, которого Николя к своему собственному удивлению удается переиграть:

     
«Николя размышлял. Наконец он встал:
     — Милорд, — произнес он, — боюсь, нам с вами больше не о чем говорить. Я сообщу своему повелителю о провале миссии, кою ваше посольство в Париже обещало поддержать. Без сомнения, сей результат обрадует тех, кто в моей стране, видя ваши трудности, имеет твердое намерение ими воспользоваться. Фортуна переменчива. После такого оскорбления сторонник поддержания мира между нашими странами, герцог д’Эгийон может изменить направление своей политики. А господин де Шуазель, как вам известно, мечтает вернуться к делам, дабы взять реванш, и, будьте уверены, он не замедлит использовать это дело в качестве предлога.
     Лорд Эшбьюри покраснел от такого оскорбления.
     — Трудности моей страны? Что вы хотите этим сказать?
     — Я читаю вашу свободную прессу. В ней полно статей, рассказывающих о ваших затруднениях в Индии и в американских колониях.
     Почувствовав, что собеседник не сумел отбить удар, Николя мысленно поздравил себя с тем, что внимательнейшим образом изучил документы, присланные ему Сартином.
     — Так вы полагаете…
     — Я ничего не полагаю, но, как полномочный представитель, утверждаю и заявляю, что вы отказались надлежащим образом урегулировать сей прискорбный инцидент, коего не произошло бы, будь столь одиозный субъект как господин Моранд поставлен в такие условия, в каких он не смог бы чинить нам вред. В вашей же стране он не только нашел убежище, но и поддержку и опору. Поэтому…
     — Достаточно, господин маркиз, за вас говорит юношеский задор; вам необходимо приобрести флегматичность, здесь это наипервейшая добродетель. Прошу вас, садитесь.
     Деваться некуда, и Николя неохотно подчинился.
     — Правительство его всемилостивейшего величества, — продолжил лорд Эшбьюри, — не хочет превращать эту историю в casus belli. Мы попробуем обойти нерушимые права нашего народа, свободу нашей прессы и независимость наших судебных инстанций. Через два дня, в шесть утра, можете забирать ваших недоумков; советую посадить их на тот самый корабль, который доставил их к нам. Инцидент исчерпан. Прощайте, сударь: уверен, больше мы с вами не встретимся...»

     Рассказывать, о каком инциденте идет речь, мы не будем, дабы не отбирать удовольствие у читателя самому раскрыть маленькие тайны большой политики, прочитав роман под названием «Дело Николя Ле Флока». Скажем лишь, что в дальнейшем комиссару Ле Флоку не раз придется встретиться с резидентом английской разведки лордом Эшбьюри, и тот будет пытаться убрать Николя как ненужного свидетеля.
     Первый министр герцог де Шуазель и министр Королевского дома Сен-Флорантен, начальник парижской полиции Сартин и сменивший его на этом посту Ленуар, Людовик XV и Людовик XVI, маркиза де Помпадур и мадам Дюбарри, Мария-Антуанетта и изобретатель Вокансон…. Торговка супом Эмилия и содержательница борделя Полетта, полицейские агенты и осведомители Рабуин и Сортирнос, семейство Рюиссеков и семейство Лангремонов… Персонажи — исторические и вымышленные, от королей и министров до содержателей притонов и наемных убийц, — проходят чередой по страницам романов Паро, способствуя воссозданию атмосферы и колорита эпохи. Следя за расследованиями Николя Ле Флока, мы погружаемся в повседневную жизнь тогдашней «столицы мира» — Парижа, города, где философия Просвещения прекрасно уживалась с философией либертинажа. Поиски преступников забрасывают комиссара Ле Флока в самые разные уголки столицы — в процветающий бордель и мастерскую печатника, на скотобойню и в катакомбы, но куда бы он ни шел, он везде любуется красотой парижских зданий и улиц:

     
«Проехав по Королевскому мосту, Николя выехал на эспланаду Инвалидов и остановился, пораженный редкостной красоты зрелищем. По небу, гонимые ветром, плыли тяжелые грозовые облака. В просветы между облаками врывались ослепительно яркие лучи солнца. И светом, и тьмой управлял невидимый балетмейстер — ветер. Повинуясь его воле, чернота неба то озарялась молниями, то вспыхивала раскаленными бликами дневного светила. Клубились тучи, черные в середине и золотистые по краям.
     На фоне небесного занавеса, в самом его центре, вознесся ввысь величественный купол собора Святого Людовика. Вокруг его сверкавшей золотом крыши плясали сполохи, свиваясь в объятиях с тенями; казалось, купол поворачивается вокруг своей каменной оси. Мокрые от растаявшего снега, шиферные крыши домов, окружавших собор, сливались с грозовым небом и темными стенами собора, отчего его блестящий купол словно парил на фоне туч, бежавших наперегонки с солнечными лучами. Остатки снега, скучившиеся вокруг мансард и каминных труб, время от времени падали вниз и, задевая за выступы и карнизы, повисали на стенах белыми завитками. Неисправимый мечтатель, Николя стоял и любовался буйством небесного океана, переливавшегося всеми оттенками серых, черных, белых, золотых и синих тонов. Богатство красок, щедро разлитых природой, заворожило его, сердце его забилось от счастья. Он с удивлением почувствовал, что любит Париж, подаривший ему эту красоту. И впервые понял глубинный смысл строки из Писания: “Да будет свет”...»

     Этой торжественной картиной мы закончим рассказ о Николя Ле Флоке, комиссаре полиции Шатле, «мужчине без женщины».
     Наверное, когда речь заходит об эпохе «плащей и шпаг», да еще и о Франции, не только мы, но и сами французы просто не могут представить себе главного героя без прекрасной спутницы. И, экранизируя романы Паро, сценаристы придумали очаровательную красавицу, к месту (иногда она является участницей действия) — и не к месту (часто ее появления не отвечают ни содержанию, ни духу романа) возникающую рядом с Николя Ле Флоком. Что ж, это всего лишь доказывает, что без женщин, действительно, нельзя — ни в жизни, ни в кино. Только в книжках, которые, как известно, источник знаний, но не учебники жизни.

     Романы Жана Франсуа Паро о комиссаре Ле Флоке:

  • «Загадка улицы Блан-Манто»
  • «Человек со свинцовым чревом»
  • «Призрак улицы Руаяль»
  • «Дело Николя Ле Флока»
  • «Убийство в особняке Сен-Флорантен»

готовятся к выходу в издательстве «Вече»
(перевод с французского Елены Морозовой. — Ред.).
 

На первую страницу Верх

Copyright © 2010   ЭРФОЛЬГ-АСТ
e-mailinfo@erfolg.ru