СЧАСТЛИВЫЙ  РОБИНЗОН

“Если бы я был министром, я постарался бы по возможности знать, что каждый говорит обо мне”.
Автор вышеприведенного рассуждения, сын мясника, не мог стать министром и не стал им. Это было невозможно в Англии в восемнадцатом веке, впрочем как и в современной, для представителя его сословия. Поэтому ему пришлось, выйдя из сослагательного наклонения, то есть отбросив всяческие “если бы”, весьма лихо осуществить саму идею.
Ему удалось узнать, что каждый говорит о нем самом. Ему удалось помочь в расширении пределов осведомленности и тому министру, в письме к которому от 2 ноября 1704 года содержится эта фраза. Для пункта первого — пришлось стать великим писателем, автором бессмертного романа “Робинзон Крузо”. Для пункта второго — создать английскую секретную службу.
Даниель Дефо прожил семьдесят лет (1661–1731). Робинзона он впервые выпустил в свет весной 1719 года. Прозорливость профессионального разведчика подсказала автору, что успех романа будет колоссальным и обессмертит его имя, причем при жизни, то есть он успеет узнать буквально, что каждый говорит о нем. Практичность журналиста (а точнее, едкого памфлетиста) подсказала ему, что читатель возжаждет чего-нибудь вроде “Робинзона–2”, поэтому в конце книги он опубликавал план будущего продолжения.
Он был в высшей степени занятной личностью, этот сын мясника по фамилии Фо. Прибавка “Де” появилась, когда будущему писателю было уже сорок лет отроду. Легенда гласит, что псевдоним родился из подписи: D. Foe. То есть Daniel Foe. “Даниеля” он оставил, а фамилию сделал более звучной, звездной, в ней проявлен артистизм его необычной натуры и, конечно, явная претензия на другой социальный уровень. Намного повыше врожденного.
История создания Даниелем Дефо разветвленной, отлично организованной, превосходно законспирированной службы заслуживает отдельного рассказа. Вкратце сведения о ней присутствуют и в открытых источниках, но на них крайне редко ссылаются, потому — я так думаю, — что исследователи с большим трудом усматривают связь между таким образом автора и теми глупостями, что были быстро нагорожены первыми же читателями-критиками книги.
Глупость первая. Борьба человека с природой, покорение природы, подчинение ее себе. Тут следует вспомнить, что основным прототипом Робинзона принято считать подлинного шотландского моряка — беднягу Александра Селькирка, поссорившегося с капитаном корабля и высадившегося на необитаемом острове в Тихом океане, где провел четыре года и четыре месяца, покуда не был подобран английским кораблем под командованием известного путешественника Вудса Роджерса. Да, была такая известная история, и не только эта. Литература о путешествиях к моменту рождения Робинзона уже насчитывала века. Почему же именно роман Дефо, в отличие от множества подобных, обретает такую силу, что становится бессмертным?
А потому, что речь в романе идет об авторе, что и придает этому аллегорическому произведению страстную искренность. Душа Дефо полностью обнажена именно здесь, в истории странника-отшельника, повелителя своей земли (тут исследователи начинают обычно лепить про буржуазный строй и феодализм с пережитками рабовладения, воплощенными в образе Пятницы). Читатели, до сих пор не знакомые с основной профессией Даниеля Дефо, не могут понять, что весь “Робинзон” — это, так сказать, шифрованная записка. Автор — руководитель секретной службы, снабжавшей министра Роберта Харли, спикера палаты общин, точнейшими, из первых рук, сведениями о настроениях населения в стране, о заговорах и прочем, — такой автор прекрасно понимал, что лишь разгадывание тайн способно вечно разжигать всеобщее любопытство. В подтверждение моей гипотезы (об отсутствии прямой связи между общепринятым прототипом — Александром Селькирком — и образом Робинзона Крузо) задаю себе вопрос: зачем было Дефо в семь раз увеличивать срок пребывания героя на Острове Отчаяния — противу срока прототипа? Как и сейчас, в восемнадцатом веке писатели чудесно чувствовали разницу между реальным временем и художественным. Если бы речь шла о “борьбе с природой” или, что еще круче, “единоличном прохождении многих стадий в становлении человечества как трудового сообщества”, что стало общим местом во всех учебниках да и все так привыкли думать, — то на всю робинзонаду могли вполне уйти те же четыре года. И впечатление было бы таким же сильным. Герой делал бы засечки на столбе, считая дни; точно так же мог бы возникнуть темнокожий друг Пятница...
Ан нет. Двадцать восемь лет! Кстати, жил даже при деньгах, захваченных с погибшего корабля наряду с инструментами и необходимым для одинокой жизни инвентарем. Деньги тут обязательны. Очень важная деталь.
Двадцать восемь лет. И тот же Пятница — ну почему он, а не она? Чтобы целомудрие читателей-пуритан поберечь? Тоже глупости. Целомудрие читателей нисколько не пострадало бы, будь Пятница женщиной. Весь вопрос был бы только в корректном описании их чувств — и нормально всё обошлось бы. Так называемая половая жизнь Робинзона описана всего в пяти — последних — строчках романа: “Тем временем я сам до некоторой степени обжился в Англии, а главное, женился — не безвыгодно и вполне удачно во всех отношениях, и от этого брака у меня было трое детей — два сына и одна дочь”. Всё. На этом заканчивается бессмертное произведение. На детях.
Вторая же часть — “Дальнейшие приключения Робинзона Крузо” — и близко не возымела такого успеха, как первая. Потому что... полностью отвечает тем стереотипам, что сложились о первой части. Тут тебе и “борьба с природой”, и приключения, и путешествия аж по трем частям света с заездом в Сибирь!.. И — ничего. Пусто. Такого чтива — много, даже ловко написанного. И никому не интересно.
Следовательно, закрывая вопрос о глупости первой, мы утверждаем, что реальным прототипом Робинзона был автор; что пребывание на необитаемом острове и хозяйничанье на нем есть аллегория пребывания самого Дефо среди людей и их ничтожных тайн, кажущихся им такими значительными, что за них платят деньги... Описывать природу острова куда чище и свежее, чем известные автору поступки и замыслы людей.
Теперь о глупости второй. Современные подростки, начитавшиеся журналов о пользе и даже неизбежности непрерывной, полновесной половой жизни, ехидно задают вопрос: а как же Робинзон за столько лет на острове никого и ни разу? Тут же начинаются пошловатые разговорчики про Пятницу, про любимую козочку, про кошечку, неизвестно от кого окотившуюся и прочая...
Будь роман не аллегорией жизни автора, а приложением к журналу “Здоровье”, таковая постановка вопроса могла бы иметь место (правда, не в приличном обществе...).
В конце романа Робинзон, как я уже процитировала, “не безвыгодно” женится. В нем сохранились все мужские силы, чтобы оценить свой брак как вполне удачный во всех отношениях, а также родить детишек. Без репетиции такая премьера и такая ее авторская характеристика не представляются возможными. Но если принять сей достойный финал робинзонады как кость пуританам-современникам (вдруг и у них возникнут свои вопросы к этой стороне жизни любимого героя) и, освободившись от еще одной порции клише, понять суть взаимодействия Робинзона с его Островом, мы начнем понимать, что двадцать восемь лет (а не четыре года у якобы прототипа) были годами высочайшего счастья, поскольку была власть, а она чрезвычайно эротична. Ощущения, которые она дарит мирскому человеку, пробившемуся к ее вершинам, куда острее, чем простой экстаз от коитуса. Робинзон двадцать восемь лет (четыре семилетних цикла, четырехкратное обновление духа и клеток тела) владеет безраздельно землей, возделывает ее, получает результат... Ведь похоже, правда? У него уже есть власть. Он уже всё имеет. Потом появляется дружелюбный подданный, всё логично! Ну давайте же хоть триста лет спустя поймем истинное величие и значение этого романа...
Прелюбопытны последние годы жизни Даниэля Дефо. Его герой не умер при жизни автора: в том смысле, что вторая, редко издаваемая часть “Робинзона Крузо” заканчивается обещанием путешественника успокоиться и счастливо дожить свои дни в Англии, “научившись ценить уединение”. (Господи, да ему, оказывается, целая жизнь понадобилась для вот чего! Оценить уединение!)
От лица Робинзона написаны обе части романа. А реальный прототип Робинзона — сам Даниель Дефо — скончался как только мог загадочно.
За полтора-два года до смерти он, бросив всё, куда-то бесследно исчез. Двести с гаком лет в учебниках писали, что его так замучили кредиторы, что ему пришлось скрываться и умереть в нищете. Что до кредиторов, то они были на самом деле, но не потому, что Дефо не знал, как заработать деньги. Просто это была одна из его игр: дурить людей. Особенно в части самого дорогого для них — денег. Да, он не был ангелом.
Поэтому, выражая людям и самому себе свою последнюю волю, — им, восхищавшимся “Робинзоном Крузо”, но не понявшим в книге почти ничего, — и себе, знавшему уйму мрачных человеческих тайн, — он спрятался от “кредиторов” с использованием всех хорошо известных ему приемов секретной службы. И умер так, как считал необходимым, почти в том же возрасте, в каком мог умереть и Робинзон. Последнему Дефо, правда, отпустил не менее 72 лет (это по второй части книги), а себе — 70. Наверное, устал морочить людям головы. Ведь это слишком легко!..
Мне почему-то кажется, что я понимаю господина Дефо.
У него было сто имен как у превосходного шпиона, имевшего свои центры сбора информации не только в Англии, но и в Париже, Дюнкерке, Бресте, Тулоне... Он знавал тысячи людей, видел сотни лиц — и озаренных невинной улыбкой, и искаженных гримасой зависти. Судя по всему, вторых он видел чаще.
У него было первое имя собственное, от отца Foe.
А в вечности осталось лишь то, что он сам себе придумал, суммировав те сто и одно фамильное.
А пресловутыми “кредиторами”, кажется, он считал всех. Вообще всех, а не только тех, кому не вернул эту ерунду — деньги...
Он всё выдумал. Но правдиво до последней метафоры.
Когда-нибудь его жизнь и творчество будут поняты вполне.