|
Джо Дассен — имя, при звуках которого женские
сердца начинают вибрировать, ибо в памяти тотчас звучат мелодии
«Индейского лета», «Елисейских полей», «Меланхолии» и многих других
песен, исполненных ярким обаятельным красавцем теплым хрипловатым
голосом. Джо Дассен — последний из великой плеяды французских шансонье,
чьи песни — без преувеличения — знали и любили во всем мире.
А еще Джо Дассен — последний герой «советской Франции», загадочной,
романтической страны, которую советский человек никогда не видел и не
надеялся увидеть, но всегда знал и любил. Страны благородных мушкетеров
и влюбленных королев, несчастной Евгении Гранде и злополучной Пышки,
искрометного Фанфан-Тюльпана и ослепительного красавца Алена Делона. Джо
Дассен — он тоже из той страны «прекрасного далека», где «на Елисейских
полях вы найдете все, что угодно». Это Дассен поколения тех, кто,
замирая, смотрел его концерт по телевизору.
Меняется время. Но и теперь, гуляя по настоящим Елисейским полям,
мы вспоминаем «Елисейские поля» Джо Дассена, искрометного певца,
промчавшегося ослепительной кометой на небосклоне французской песни.
Поэтому с уверенность можно сказать, что каждое поколение будет
открывать и слушать своего Дассена и по-своему воспринимать его песни.
Кликнув мышкой, в Интернете можно найти обстоятельные статьи о
жизни и творчестве певца, с датами, ссылками-отсылками, с именами тех,
кто стал для Дассена частью его жизни. Но никакая энциклопедическая
статья не заменит пронзительного этюда — признания в любви к великому
шансонье.
Михаил Бурляш
Последняя любовь Джо Дассена
Рассказ
В тот день он был действительно счастлив. Так счастлив, что наверно
и умереть в такую минуту не страшно. На календаре было 17 августа, а за
бортом самолёта — жаркое лето 1980-го. Газеты обсуждали обстрел
турецкого консульства в Лионе, итоги «советской олимпиады» в Москве,
которую проигнорировали некоторые весьма влиятельные страны,
экстремальную жару в Венгрии, из-за которой температура воды в Дунае и
в Балатоне била все рекорды, предстоящую премьеру мелодрамы «Банкирша»
с Роми Шнайдер в главной роли...
Джо бегло просмотрел новости и отложил газету. В прохладном салоне
самолёта, летящего над бесконечной гладью океана, с ним были самые
дорогие ему люди. И то, что пытался ему пролепетать двухлетний Джонатан,
казалось намного интересней газетных сенсаций. Его обожаемые сыновья и
мама летели вместе с ним в поистине самое райское место на земле,
в уютный уголок, который он открыл для себя почти восемь лет назад, и
с первого взгляда «заболел» им. Радостное настроение усиливало
предвкушение встречи с Натали. Выйдя из больницы в Нёйи после второго
микроинфаркта, который настиг его прямо на концерте, он сразу же
позвонил ей, и она пообещала, что возьмёт срочный отпуск, чтобы побыть
вместе с ним на Таити.
* * *
…Они познакомились в конце весны, когда он летел на Таити из
Лос-Анджелеса. Джо сидел у окна, кресло рядом пустовало. Он задумчиво
смотрел на облака, выкуривая сигарету за сигаретой, и думал о том, что
если ему ещё хоть раз придется лечь в больницу, он уйдёт со сцены
насовсем. «Можно просто делать студийные записи новых песен, не
обязательно ведь всё время гастролировать; пластинки ничуть не хуже
живых концертов», — пытался убедить он себя, но мысль не хотела
задерживаться. Он возвращал её усилием воли и пытался додумать, а она
ускользала, снова и снова...
Потянувшись за новой сигаретой, он заметил, что пачка пуста. По
проходу шла симпатичная стюардесса, с бело-голубым шейным платком на
трогательно тонкой шее. «Ей бы больше пошел ярко оранжевый или
красный», — подумалось Джо. Синий больше к лицу белокожим блондинкам, а
перед ним была кареглазая шатенка, крепко сбитая, с загорелой кожей. Он
поймал её взгляд и глазами попросил подойти.
— Чем могу помочь вам, сэр, — очень правильный английский казался
слишком певучим, чтобы быть родным, гласные звучали чуть длиннее и как
будто нараспев. Джо безошибочно определил в ней таитянку.
— Принесите, пожалуйста, сигареты, мисс, — он показал ей пустую
пачку и улыбнулся своей непринуждённой фирменной улыбкой, от которой
растаяло немало неприступных сердец. — И ещё, если можно, воды и… — он
усилием воли затормозил готовое сорваться с губ слово «бурбон», — сухого
красного вина.
— Конечно, сэр, — её ответная улыбка вспыхнула на милом личике, как
яркий фонарик. Луч солнца, ловко проскользнувший в салон самолёта через
иллюминатор, отразился в белоснежных зубах, отправив во все стороны
сотни микроскопических солнечных зайчиков.
«Совсем девчонка, ещё, наверное, краснеть не разучилась», —
с симпатией подумал Джо и отвернулся к окну. Со своей второй женой он
когда-то тоже познакомился в самолёте, в маленьком самолетике, летевшем
из Женевы в Куршевель. Она показалась ему такой нежной и беззащитной,
когда, роняя слезы, перебирала нервными руками платочек, что он не смог
устоять перед искушением утешить её. Страсть вспыхнула как спичка,
которая, сгорев дотла, больно обжигает ладонь. Пять лет они встречались
тайно и всё было прекрасно, но после свадьбы её как подменили. Милый
жизнерадостный ангелочек превратился в хищную взбалмошную стервочку, и
всего через полтора года брак стал невыносимым страданием, которое не
приглушали ни алкоголь, ни более сильные средства…
Джо задумчиво сжал губы. Месяц назад он подал на развод, но всё ещё
не был до конца уверен, правильно ли поступает. Ведь он действительно
любил её. Может, надо просто пожить немного врозь? Забрать у Кристин
детей и дать ей время прийти в себя. Ведь неурядицы и проблемы бывают у
всех…
— Ваши напитки и сигареты, сэр, — симпатичная таитянка подала ему
пачку сигарет, помогла разложить столик и поставила на него маленькую
бутылку с сухим вином и два пластиковых стаканчика, один из которых был
наполнен водой. Пока она расставляла стаканы, наблюдательный взгляд Джо
заметил крошечную татуировку у неё на ребре ладони. Мозг автоматически
распознал в мелких буковках что-то знакомое, что-то, что он уже когда-то
видел.
— Как зовут прекрасного ангела-хранителя этого самолёта? — спросил
он с немного застенчивой улыбкой. Стюардесса не сразу поняла, о чём он
спрашивает, а когда поняла, то покраснела и снова улыбнулась улыбкой
«сотни солнечных зайчиков»:
— Натали, сэр.
— Натали, — Джо немного посмаковал это имя голосовыми связками, —
очень музыкальное имя, и вам идёт, — Он улыбнулся и тут же стал немного
вкрадчивым; так часто случалось, когда его захватывал азарт
исследователя. Всё-таки этнограф в нём был неискореним…
— Вы позволите взглянуть на вашу руку, Натали?
Из дневника Натали
Я чувствовала, что этот рейс будет необычным; всё утро ощущалось
какое-то лёгкое волнение и лёгкое покалывание в груди. Пассажиров было
не очень много, в основном туристы, с чемоданами и кучей ручной клади.
Один пассажир несколько выделялся на фоне этой разношёрстной и радостно
возбужденной толпы. Он был в элегантных светлых брюках и белой рубашке,
в тёмных очках, с небольшой дорожной сумкой в руке.
Приветливо улыбнулся, кивнул как старой знакомой, войдя в самолёт,
занял место 27F и почти сразу уткнулся в книгу, покуривая длинные
коричневые сигареты, от которых по салону разнёсся приятный запах
благородного табака. Мы раздали пассажирам напитки и газеты и через
какое-то время — завтрак, после которого большинство задремало и
в салоне стало тихо. Тогда элегантный пассажир оторвался от книги и
попросил принести ему сигарет, вина и воды. Пока мы разговаривали, я
разглядела его как следует. Густые вьющиеся волосы, невероятно яркие
синие глаза, необычная форма губ, на которые хотелось смотреть не
отрываясь, потрясающе располагающая улыбка, приятный запах дорогого
парфюма и хорошего табака — вот мои первые впечатления. Хотелось
улыбаться ему в ответ не профессиональной улыбкой стюардессы, а искренне
и радостно, как старому другу.
…Я ставила стаканы на столик, когда он вдруг спросил моё имя,
назвав меня ангелом, а потом неожиданно попросил показать руку…
У меня на руке есть крошечная татуировка «ariì», которую мне
сделали ещё в детстве, когда я даже не понимала, что она означает.
Несмотря на то, что татуировки на Таити считаются гордостью и
украшением, стюардессам нашей компании строго запрещено наносить рисунки
и надписи на тело. Первое время я тщательно замазывала это место
тональным кремом и пудрой, но потом расслабилась — и вот результат! Этот
обаятельный элегантный господин заметил мою татуировку! Сердце забилось
от волнения, я ужасно боялась, что будет скандал и меня уволят.
Он бережно взял мою руку, прочитал вслух надпись и сказал на
довольно хорошем таитянском языке: «Красавица принадлежит к знатному
роду! Это интересно».
Я была изумлена. «Вы говорите на нашем языке?» — спросила я тоже
по-таитянски.
«Совсем немного», — ответил он и перешел на английский. Больше чем
знание языка меня изумило то, что он смог правильно истолковать мою
татуировку. Я почувствовала, что снова краснею, как и тогда, когда он
спросил моё имя.
«Меня зовут Джо», — представился он очень просто и протянул руку.
Это было необычно, но я протянула свою в ответ. Всего лишь за одну
минуту наши руки дважды соприкоснулись… Его тёплое рукопожатие мгновенно
сняло неловкость. Я пожелала ему приятно провести время и пошла
обслуживать других пассажиров.
Трансатлантические перелёты всегда полны забот. Кому-то нужно
одеяло, кому-то вода, кого-то постоянно тошнит, кто-то истерит, когда
самолёт проходит через зону турбулентности. Есть пассажиры, которым
скучно и они часто вызывают стюардесс без повода, например, узнать на
какой высоте мы летим, какая сейчас погода на Таити, нет ли у нас на
борту «чего-нибудь покрепче»…
Во время полёта я следила глазами за Джо и пару раз нам удалось
перекинуться короткими фразами. Каждый раз он улыбался мне — как мне
казалось, заговорщицки — и мысль, что он знает мой маленький секрет,
была приятна. Несколько раз к нему подходили другие пассажиры, и тут же
отходили. Когда подошёл третий человек подряд, Джо вспылил и даже
повысил голос: «Зачем вам эта моя закорючка?! Оставьте меня в покое! Я
такой же человек, как и вы, я просто хочу отдохнуть!» Тогда я поняла,
что все эти люди подходили к нему за автографом. Я не смогла утерпеть и
попросила у помощника капитана разрешения заглянуть в список пассажиров.
Напротив квадратика с цифрой 27F было вписано «Dassin».
* * *
Те восемь часов, что они провели на одном борту, стали началом
истории, которой, увы, вряд ли можно назвать счастливой. Едва они
приземлились, Джо спросил, когда у Натали следующий рейс. Узнав, что она
улетает только через два дня, он сказал: «Вот и отлично. Вы живёте в Папеэте?
Знаете ресторанчик «Папит» на площади Второго Июля, у берега? Я буду
ждать вас там завтра. Я завтракаю поздно, в два часа. Приходите, Натали,
поболтаем».
На следующий день, когда они встретились «за завтраком» Натали
узнала, что ради совместной трапезы он преодолел двести километров,
поскольку сразу после прилёта отправился на остров Тахаа, где у него был
свой клочок земли с двумя крошечными фаре, в одном из которых он и
заночевал. Этот жест покорил её сердце не меньше чем сам Джо —
обаятельный, весёлый, расслабленный, безумно интересный рассказчик. Весь
день он рассказывал ей небылицы про парижский бомонд и про приключения
своей американской юности, и был ужасно доволен собой, когда Натали от
его рассказов то безудержно смеялась, то совершенно искренне роняла
слезу.
Вечер и ночь этого дня они провели вместе в небольшой квартирке
Натали в Папеэте. Когда утром она стояла у окна, закутанная в простыню и
смотрела, как солнце поднимается над океаном, Джо подошёл, чтобы обнять
её перед уходом, и прошептал на ухо:
А вот у окна дева светлая… Боже!..
Старинное платье и взгляд темных глаз.
Я в жизни иной ее видел, быть может,
Мечтал я и грезил… а встретил сейчас…
— Чудесные стихи, — Натали не поворачиваясь положила голову ему на
плечо, не желая признаться, что ей не хочется, чтобы он уходил.
— Это Жерар де Нерваль, один из моих любимых поэтов. Странно,
откуда он мог узнать о тебе? — Джо рассмеялся и крепче сжал её
в объятьях.
…Когда неделю спустя она вернулась из рейса, он ждал её
в аэропорту, чтобы увезти в свой дом на побережье и на два дня спрятать
от всего мира. «Я хочу здесь остаться, Натали… насовсем, — говорил он,
накручивая её тёмные локоны на свои пальцы. — Нет разницы, где закопают
тело, важна лишь душа, а моей душе здесь легко и спокойно, и мне совсем
не хочется никуда уезжать. Хочешь спою тебе что-нибудь?» Он брал гитару
и пел ей и новые и давно знакомые ей по пластинкам и радио песни. Пел
по-английски, по-французски, по-испански, и сердце Натали замирало от
красоты его голоса и мелодий.
Оба дня и обе ночи он был весел, бодр и неутомим, почти совсем не
спал, много пел и рассказывал о своих грандиозных планах на лето.
В первый день он учил её кататься на водных лыжах, смеясь и подбадривая;
рядом с ним было совсем не страшно нестись на огромной скорости,
преодолевая сопротивление воды. На второй день они отправились на
автомобильную прогулку по острову, и устроили небольшой пикник...
Когда они вернулись в дом, уставшую от впечатлений и эмоций Натали
сморил сон, и Джо на несколько часов уехал в город, чтобы повидаться
с кем-то из местных друзей. Она проснулась от его размашистых звонких
шагов. Босиком спустившись из спальни в столовую, Натали увидела, как
Джо наклонился над полированной поверхностью стола, чуть ли не припав
к нему лицом.
— Джо? — позвала девушка.
Он вздрогнул от её голоса, поднялся во весь рост и резко запрокинул
голову назад. Потом, закрыв стол своим телом, что-то аккуратно смахнул
в маленькую серебряную коробочку, похожую на старинную табакерку.
Повернувшись к Натали, он улыбнулся ей своей самой лучезарной улыбкой и
сказал:
— Ты проснулась уже, принцесса? Очень вовремя! Мы приглашены на
ужин к друзьям, так что собирайся.
Натали поняла, что объяснений по поводу того, что она случайно
увидела, не будет, и не решилась спросить, что он прячет в своей
серебряной «табакерке». По её лицу пробежала лёгкая тень, но она
улыбнулась и с сияющим лицом пошла к тому, кто ждал её внизу, такой
желанный и уже любимый.
Из дневника Натали
Я часто вспоминаю те два зажигательных дня, которые закончились
поздно ночью в одном из ночных клубов Папеэте. Джо был просто в ударе,
сыпал шутками, веселил друзей, и даже танцевал со мной, хотя и
признавался, что танцы не его стихия… И это при том, что его здоровье
было серьёзно подорвано. Ещё в 24 года врачи обнаружили у него проблемы
со здоровьем; медицинская комиссия, проверявшая призывников, освободила
его от службы в американской армии из-за шумов в сердце.
В 30 лет у него случился инфаркт, после которого он месяц
провалялся в больнице. Врачи требовали, чтобы он отказался от курения и
изматывающего графика, чтобы ограничил алкоголь и кофе. Но он стал
работать ещё больше, практически на износ, живя на полную катушку и даже
не думая себя ни в чем ограничивать. Почти сразу после выхода из
больницы он записал один из первых своих мировых хитов, «Елисейские
поля».
Накануне тридцатипятилетия Джо пришлось пережить смерть своего
первенца, который умер, прожив всего пять дней. Для него, страстно
мечтавшего о детях, это стало ужасным ударом…
В 1977 году ему стало плохо на концерте в Бельгии, его вынесли
со сцены без сознания. Прибывший по экстренному вызову кардиолог
настаивал на госпитализации, но Джо отмахнулся: «отлежусь»…
В начале 1980 года он снова в больнице, теперь уже с обострением
язвы желудка. Весной, в конец испортившиеся отношения со второй женой
довели его почти до нервного срыва. Не давая ему видеться с детьми, жена
фактически спровоцировала у него очередной сердечный приступ…
Последние десять лет он отдыхал лишь урывками. Концерты, работа над
песнями, записи на телевидении и радио, изнурительные репетиции
с оркестрами, бесконечные интервью, студийная работа, во время которой
он вконец выматывал звукорежиссеров, постоянные гастроли и перелёты,
перелёты, перелёты...
Всё это мне успел вкратце рассказать его приятель Гийом, когда Джо
вышел с кем-то из друзей на улицу, чтобы отдышаться и выкурить по
сигаре. Я не могла поверить своим ушам — судя по этому рассказу, Джо
должен был быть измученным и уставшим человеком, которому впору дремать
под пальмами в шезлонге у тихой лагуны. Но вместо этого его просто
разрывала энергия и безудержное желание жить на всю катушку… Может быть,
разгадка этой головоломки крылась в серебряной коробочке? Тогда мне не
хотелось додумывать эту мысль. Я была слишком молода и глупа. И
безмятежно счастлива от того, что он рядом, его глаза смотрят только на
меня, а губы улыбаются только мне…
…Пару месяцев спустя, после этих двух нереально ярких и насыщенных
дней, полных любви и адреналина, на концерте в Каннах он теряет сознание
прямо на сцене, и снова попадает в больницу — с микроинфарктом. Это тот
самый американский госпиталь в Нейи, в котором семь лет назад, едва
родившись, умер его сын Джошуа. Смерть как будто сужает круг…
* * *
…В этот раз он летел на Таити из Парижа через Лос-Анджелес
самолётом другой компании, но против всякой логики его сердце забилось
чуть чаще, когда при посадке в самолёт он увидел у трапа три стройные
фигурки в униформе. Натали среди них не было и не могло быть, но, тем не
менее, поднимаясь на борт, он улыбнулся каждой из них.
Семнадцатое августа 1980-го должно было стать началом новой жизни —
без спешки и суеты, без нервного изматывающего графика концертов, без
семейных скандалов и разрывающих сердце выяснений отношений, без
разрушительных привычек. После того как Джо потерял сознание прямо на
концерте в Каннах, он решил отказаться от традиционного летнего турне и
провести август на Таити. С ним вместе отправилась мама вместе
с сыновьями — двухлетним Джонатаном и пятимесячным крошкой Жюльеном,
опеку над которыми до бракоразводного процесса суд передал Джо. Компанию
им составил давнишний приятель Джо, поэт-песенник Клод Лемель,
написавший для него несколько оглушительных хитов (из них достаточно
было бы и одного, чтобы обессмертить имена обоих, — взять хотя бы вечную
«Et si tu n'existais pas» — «Если б не было тебя»). Джо захотелось хоть
немного компенсировать ему все те «страдания» (как говорил сам Клод),
которые он причинял ему при работе над песнями, обсуждая и оспаривая
буквально каждое слово, заставляя работать над песней до тех пор, пока
она не становилась идеальной. Да, Клод заслужил несколько недель
в земном раю…
Их самолет заходил на посадку в Лос-Анджелес, где они должны были
дозаправиться и взять ещё пассажиров до Таити. Когда до земли оставались
считанные десятки метров, Джо вдруг почувствовал резкую боль в груди. Он
схватился за сердце и, стараясь не напугать мать и детей, сидевших на
соседних креслах, протянул руку вперёд — туда, где прямо перед ним сидел
Клод. Тот всё понял без слов, и побежал за помощью, как только самолёт
коснулся земли. Едва приземлившись, экипаж передал срочный вызов
в аэропорт Лос-Анджелеса: на борту сердечный приступ, немедленно
пришлите кардиолога…
…Когда они снова взлетают и берут курс на Таити, Джо уже лучше. Всё
ещё бледный, он уже улыбается и успокаивает Беатрис: «Всё позади мама,
мне уже намного лучше, теперь всё будет хорошо, не волнуйся». Джо
закрывает глаза и засыпает. Через день к маленькой компании должна
присоединиться улыбчивая темноглазая Натали, и ещё несколько друзей,
которых он заворожил своими рассказами о райской красоте затерянных
в океане островов…
Из дневника Натали
Вечером 19 августа я вышла из такси у дома Джо; он встретил меня на
улице, немного уставший, с темными кругами под глазами. Оглядев меня
с ног до головы, он сказал с довольным видом: «Ты как будто только что
с картины Гогена». Я была счастлива!.. На тщательно продуманный наряд и
макияж не было времени, слишком хотелось поскорей увидеть его, но я
успела украсить волосы ярко-красным цветком гибискуса. Было уже поздно,
и Джо сразу потащил меня в спальню, где к моему восторгу был накрыт
стол. Я была ужасно голодной в тот вечер! А когда Джо признался, что
пару блюд из этого изобилия приготовил сам, я не могла больше
сдерживаться и изображать светские манеры — просто накинулась на еду и
стала пробовать всё подряд! Особенно мне понравился рататуй — я уплетала
его за обе щеки, а Джо только посмеивался с довольным видом.
Он действительно прекрасно готовил; ничего вкуснее того ужина
в моей жизни не было ни до, ни после. Но самое интересное началось,
когда мы перешли к десерту.
Джо пододвинул ко мне небольшую вазочку с чёрным виноградом и
с загадочным видом сказал: «Ты должна это обязательно попробовать, Нэт».
Заподозрив подвох, я осторожно съела несколько виноградин одну за другой
и вдруг моя рука наткнулась на что-то твёрдое. Достав находку, я увидела
большую чёрную жемчужину! На мой немой вопрос Джо только рассмеялся.
— Я увидел её сегодня в витрине, когда прогуливался по городу, и
она напомнила мне о тебе.
Не зная, что сказать, я просто бросаюсь ему на шею. Вот так между
делом купить целое состояние, «проходя мимо», способен только Джо!
— Помнишь историю о принцессе Папит? — спрашивает Джо.
Ещё бы! Конечно я помню. Эта история была одной из моих любимых
сказок в детстве. Когда король острова Таити нашёл в одной из лагун
жемчужину неземной красоты, он полюбил её так сильно, что его дочка
Папит не смогла этого перенести и превратилась в жемчужную статую,
рассыпавшуюся на сотни жемчужин по всему острову…
— Надеюсь, мне не придётся превращаться в жемчужную статую? —
отвечаю я Джо.
— Ну к чему мне статуя? С неё надо пыль всё время вытирать. Мне
больше по душе живые девушки, — Джо улыбается и добавляет: — Даже самая
дорогая жемчужина в мире не может быть дороже любящего сердца, — он
притягивает меня к себе и нет ничего прекрасней этого мгновения.
— А знаешь, у меня ведь тоже есть для тебя подарок, — вдруг
вспоминаю я.
— И что же это? — он раскрывает пакет с детским любопытством и
удивлённо смотрит мне в глаза. — Красная рубашка? Оригинальный цвет…
Слово «красная» он произносит так, как будто у него во рту вдруг
оказалась долька лимона.
— Но почему нет? — я с жаром бросаюсь защищать свой выбор. — Ты
ведь не на гастролях, чтобы постоянно ходить в белом. Ты на отдыхе на
самом весёлом и радостном острове в мире. Почему не добавить немного
ярких красок в свою жизнь?
Джо улыбается уголками рта, явно желая меня подразнить.
— Знаешь, как отвечал Генри Форд на предложения наладить выпуск
разноцветных машин? «Автомобиль может быть любого цвета, если этот
цвет — черный».
Я «перевожу» это про себя как «Джо Дассен может носить рубашку
любого цвета, если этот цвет белый». Мне нечего ответить и некого
процитировать, и я просто грустно вздыхаю. Заметив моё внезапное уныние,
Джо улыбается:
— Ну же, принцесса, не дуйся. Я же не сказал нет…
Из-за этой моей татуировки он иногда называл меня «принцессой», и
меня это очень забавляло. Ничего себе принцесса, которая вынуждена
работать на самых долгих и утомительных рейсах, чтобы позволить себе
нормальную жизнь… Но такова, видимо, судьба стюардессы, рожденной на
Таити: шесть с половиной тысяч километров до Лос-Анджелеса, девять
с половиной тысяч — до Токио, около шестнадцати — до Парижа и около
девятнадцати — до Милана. Куда ни полети, всё будет долго и утомительно.
Да и не будь я стюардессой, разве бы я повстречалась с Джо?..
Мы долго не могли уснуть в ту ночь, пили красное вино, смеялись и
болтали. Джо сыграл мне одну из своих любимых американских мелодий
«Fright Train», я пожаловалась, что ко мне приставал подвыпивший
пассажир бизнес-класса…
Ближе к утру Джо вышел на веранду с сигарой, и я, накрывшись
пушистым пледом, поплелась вслед за ним. Край горизонта уже зарозовел,
до рассвета оставалось совсем недолго. У меня слипались глаза.
— Джо, мы не спали всю ночь, а ты бодрый как будто только встал. Ты
случайно не принимаешь э-э-э… энергетики? — мне было не по себе от этого
вопроса, но он меня действительно мучил.
— Мой лучший энергетик — это ты, — попытался отшутиться Джо,
улыбнувшись своей фирменной улыбкой, о магнетизме которой был прекрасно
осведомлён.
Я ответила на улыбку, но в моих глазах стояли слёзы.
— Джо… Может быть, это не моё дело, но я переживаю за тебя. Весь
июль газеты смаковали твою болезнь. Меня просто в дрожь бросало от этих
заголовков, типа «золотой голос французской эстрады попал на больничную
койку прямо со сцены». Я знаю, что у тебя слабое сердце, а ты всё равно
всегда выкладываешься по-полной…
Я говорила медленно, подбирая слова. Он молча слушал, глядя как
разрастается розовое пятно на горизонте.
— Джо, если ты используешь какие-то… стимуляторы… может быть, тебе
стоит хотя бы немного отдохнуть от них?
Джо выдохнул синеватую струйку дыма и, наконец, прервал молчание:
— Когда-то давно, лет восемь назад, одна ясновидящая цыганка
нагадала мне мрачную, трагическую судьбу. Я, конечно, сразу же забыл об
этом. А после нового года вдруг внезапно вспомнил… и почти поверил
в это, настолько всё вокруг виделось в чёрном свете. Но это было лишь
временное сгущение красок, Нэт, помутнение какое-то, морок, который,
слава Богу, прошёл. Теперь я знаю, что кризис миновал и всё будет
хорошо. Я хочу жить, Нэт, жить и радоваться жизни, не растрачивая её
больше на беспросветную изнуряющую гонку за славой, за золотыми
дисками... Я могу себе это позволить.
Джо повернулся ко мне и, взяв меня за руку, сказал: идём. Мы пошли
в его кабинет. Включив настольную лампу, он вытащил из бюро шахматы и,
увидев моё удивление, пояснил:
— Это мой секретный «сейф». Никому кроме меня в этом доме не
приходит в голову расставить фигуры на доске и разыграть этюд.
Открыв ящик, из горы фигур Джо достал ту самую серебряную
«табакерку», которую я видела у него в прошлый раз, и протянул её мне.
— Здесь кока. Ты ведь знаешь, что это?
Я молча кивнула и взяла коробочку.
— Я не открывал её с прошлого раза.
Он помолчал и очень серьёзно сказал:
— Оставь у себя. А лучше выбрось. С этим покончено, Нэт. Я чуть не
дал затянуть себя в пропасть. Но этого больше не будет. Я просто не имею
больше права разрушать свою жизнь. Мне надо растить моих мальчишек. И,
кто знает, может быть, у меня когда-нибудь появится хорошенькая
маленькая девочка, похожая на тебя…
Он погладил меня по щеке кончиками пальцев.
— Ты мне веришь? — его голубые глаза казались тёмно-синими, почти
черными в свете лампы. Несколько секунд он смотрел на меня не отрываясь,
а потом улыбнулся — и эта улыбка растопила все мои сомнения.
…Утром я проснулась от того, что Джо щекотал мне щёку травинкой:
— Вставайте, ваше высочество, уже давно утро и нам пора
выдвигаться. Я уже прошёл девять лунок на поле для гольфа! И, ты
представляешь, Джонатан даже пытался играть со мной! Правда, он так и не
смог поднять клюшку, и в итоге просто положил шарик в лунку, но ты бы
видела, с каким серьёзным видом он это сделал!..
Я открыла глаза и моё сердце запело — Джо надел мою красную
рубашку, и она ему очень шла! Мы быстренько собрались и уже через час
были в его любимом ресторанчике «Мишель и Элиан», где на двенадцать дня
был заказан столик на веранде.
Прежде чем подняться в ресторан, мы немного поболтали в баре внизу
с другом Джо доктором Тома. Стрельнув сигару у Клода Лемеля, Джо
подмигнул доктору и пошутил: «Видите, я уже не покупаю сигары, я их…
стреляю». Доктор Тома посмеялся, но как-то невесело — после
микроинфаркта врачи запретили Джо курить и пить крепкое спиртное. Но
разве он когда-нибудь выполнял запреты врачей?
Из бара мы отправились наверх. Мы с Клодом поехали на эскалаторе.
Джо усмехнулся, назвал нас «ленивыми черепашками» и поднялся по
лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Чуть ли не в два прыжка он
оказался наверху, и Клод уважительно показал большой палец, мол, какой
молодчина Джо, в такой потрясающей форме. За столом уже сидели несколько
друзей; там же на веранде нас встретили первая жена Джо Мариз и его мать
Беатрис.
Присутствие Мариз могло бы смутить меня, если бы Джо не предупредил
по дороге: «Она мой большой друг, я ей обязан очень многим, если не
сказать — всем. Тебе лучше сразу её принять, Нэт; представь, что это
одна из моих сестёр, и сразу всё встанет на свои места».
Джо уселся между мной и Клодом и, пока мы ждали еду, начал
рассказывать всем, как маленький Джонатан пытался утром играть с ним
в гольф. В его рассказе то и дело слышались счастливые нотки. Потом речь
зашла об участке земли на Фараа. Джо с большим воодушевлением
рассказывал о том, как необыкновенно красив этот чудный островок и как
замечательно будет отправиться туда в конце недели и остаться на
три-четыре дня, чтобы «погрузиться в природу». «Имейте в виду, —
с улыбкой говорил Джо, — никаких отелей, никакого комфорта не будет,
неженкам лучше остаться». Он несколько раз повторил, с нежностью глядя
на Беатрис: «Мама, тебе там очень понравится, ты просто влюбишься в это
место».
Когда принесли еду, в зале заиграла песня «Индейское лето». Это был
реверанс от заведения в адрес Джо и его друзей. Все зааплодировали и
принялись за еду. Едва проглотив кусочек рыбы, Джо положил вилку и вдруг
безжизненно склонился к плечу Клода. «Джо? Что случилось?!» — закричала
Беатрис.
Я почувствовала, как кровь отхлынула у меня от лица и мгновенно
похолодели и вспотели ладони. Подступившую панику сдержала лишь
профессиональная дисциплина стюардессы. «Врач! Есть здесь врач?!
Пожалуйста, позовите врача!» — закричала я во весь голос. На мой крик
прибежал какой-то высокий мужчина, пощупал пульс у Джо и сказал ни на
кого не глядя, что всё кончено. Беатрис билась в истерике и кричала:
«Сделайте что-нибудь! Вы же врач! Помогите моему сыну!» Кто-то из друзей
бросился делать массаж сердца и искусственное дыхание, но Джо уже нельзя
было помочь.
Он лежал на полу в подаренной мною красной рубашке, со свернутой
тенниской Клода под головой и с лёгкой улыбкой на лице, как будто решил
помечтать с закрытыми глазами. Во внезапно наступившей тишине были
слышны всхлипывания Беатрис: «Нет… не может быть… нет… помогите моему
мальчику… спасите Джо»… Я сидела на полу и больше всего мне хотелось,
чтобы моё сердце тоже остановилось.
Джо очень любил жизнь и очень хотел жить. Он строил планы и мечтал
увидеть, как растут его дети. У него в голове крутились десятки новых
мелодий и стихов. Его любили, им восхищались миллионы людей. Он жил на
полную катушку, втягивая в водоворот своего жизнелюбия десятки друзей.
Где, как и в какой момент была пройдена точка невозврата, которая
привела его сюда, сделав нас свидетелями этой страшной и нелепой
развязки? Могла ли я хоть немного отдалить этот страшный день, спросив
его напрямую в прошлый раз о том, какие секреты хранила маленькая
серебряная коробочка?
Ответов не было. Лишь в голове крутились строчки из его песни: «Это
последний медленный танец сегодня вечером… Немного нежности посреди
шумной дискотеки…»
P.S.
Из воспоминаний Беатрис Лонер-Дассен
Расскажу вам одну историю. После смерти моего сына я видела на его
могиле свежие цветы каждый раз, когда приходила на кладбище.
Заинтригованная и растроганная, я попыталась узнать, кто это делал, но
мне это не удалось. Потом, в 1989 году, цветы перестали появляться, и
это позволило мне узнать правду. В сентябре 1989 года потерпел
катастрофу самолет компании UTA, летевший из Чада, среди погибших была
стюардесса, таитянка, близкая знакомая Джо. Каждый раз, прилетая
в Лос-Анджелес, она приносила цветы на могилу моего сына...»
Ici Paris, 14.08.1990
P.P.S.
Возможно, главные герои рассказали бы эту историю немного
по-другому. Но, к сожалению, они уже не смогут этого сделать. И я прошу
у них прощения за все неточности и ошибки, которые наверняка допустил...
1980-й навсегда останется грустным годом в моей памяти: Джо Дассен,
Владимир Высоцкий, Джон Леннон — им всем было чуть за сорок, когда они
навсегда оставили своих слушателей. Прошло уже 33 года, но их песни до
сих пор звучат сильно, свежо и трогательно. И я верю, что где-то
во вселенной Джо всё ещё поёт свои удивительно светлые песни на
прекрасном райском острове, мятежный Высоцкий срывает голос на бис, а
Леннон мечтает о счастье всех людей, подыгрывая своим мыслям на губной
гармошке. И в руках каждого из них — гитара, самая верная подруга и
самая главная любовь настоящего музыканта…
|
