Чаровница и Маг

     Мужчина и женщина, две половинки одного целого. Одна половинка ищет другую, иногда долго ищет, всю жизнь, а иногда сразу находит. Нашла — и вот уже обе половинки слились и движутся по жизни, успели склеиться, в единое целое превратиться и друг у друга много чего позаимствовать. В процессе совместного проживания.
     Граф Калиостро и его супруга Лоренца Феличиани, принявшая (как утверждают, по настоянию мужа) имя Серафина, почти два десятка лет шли — в буквальном смысле, ибо чета постоянно переезжала с места на место — по жизни вместе: куда он, туда и она. Калиостро превращал ртуть в серебро, а Лоренца помогала ему: незаметно подменяла одно вещество другим, отвлекала внимание излишне любопытных зрителей от алхимических процессов. Граф занимался исцелением, а графиня, одаривая пациентов улыбкой, помогала распределять лекарства. Калиостро стал главой основанной им масонской ложи Египетского обряда, Лоренца возглавила первую женскую ложу Египетского обряда. Калиостро поднялся к вершине славы, Серафина купалась в ее лучах.
     Но… через двадцать лет совместной, исполненной превратностей жизни, графиня Калиостро подала на мужа донос, и не куда-нибудь, а в Инквизицию Папского государства. Иначе говоря, в организацию, трибунал которой приговоры выносил в основном смертные, а когда сажал в темницу, то все больше бессрочно. Бежавший из знаменитой венецианской тюрьмы Пьомби узник Инквизиции Джакомо Казанова справедливо побегом своим гордился, ибо мало кому удавалось застенки Инквизии покинуть самовольно. И не знать об этом уроженка Рима Лоренца не могла. Хотя, возможно, привыкнув к мысли, что супруг ее — чародей, понадеялась, что с помощью чар он из темницы выберется. Но тогда зачем доносить? Странная история…

Кто же такой граф Калиостро?

     Впрочем, все, что связано с именем Калиостро, — и странно, и загадочно. До сих пор одни почитают его великим алхимиком, магом и масоном, а другие — авантюристом, шарлатаном и жуликом. Почитатели именуют чародея графом Алессандро Калиостро, сомневающиеся настоящим его именем считают Джузеппе Бальзамо (или Жозеф Бальзамо, на французский манер, как именует его в своих романах Александр Дюма-отец). А многие и вовсе о нем забыли. Или помнят исключительно по замечательному фильму Марка Захарова «Формула любви», где Калиостро предстает обаятельным мошенником, попытки которого выдать себя за великого мага терпят фиаско.
     Имеются две основные версии касательно происхождения Калиостро. Одной придерживаются почитатели мага, принимающие на веру биографию, предложенную самим чародеем. Согласно версии Калиостро, родился он в Медине, отцом его был знатный вельможа, матерью — принцесса Трапезундская. До двенадцати лет он воспитывался при дворе муфтия Салахайяма, и звали его в то время Ашарат (Ахарат). Ему прислуживали преданный негр и гувернер Альтотас, который не только обучил его восточным языкам и египетским иероглифам, но и воспитал его в христианской вере. В 12 лет Ашарат вместе с Альтотасом отправился с караваном в Мекку и провел три года у тамошнего шерифа. Потом, сопровождаемый мудрым Альтотасом, юный Ашарат отправился в Египет, где жрецы открыли ему тайны пирамид, тщательно сберегаемые в глубоких секретных подземельях. Когда же Ашарат постиг тайные знания, накопленные египетскими мудрецами за многие века, Альтотас повез его на Родос и Мальту, к рыцарям Мальтийского ордена. Ступив на христианскую землю, Альтотас немедленно снял восточный наряд и облачился в плащ мальтийского рыцаря, а Ашарат, окончательно укрепившись в христианской вере, принял имя графа Алессандро Калиостро.
     В основу другой версии легла родословная Калиостро, составленная французской полицией во время процесса по делу об ожерелье, якобы приобретенном по поручению королевы Марии-Антуанетты кардиналом де Роганом, а на самом деле ловко украденном авантюристкой Жанной де Ла Мотт. Яростно отрицавшая свою причастность к краже, мадам де Ла Мотт обвинила во всем Калиостро, утверждая, что это он навел чары на кардинала, дабы тот взял ожерелье и отдал его чародею, который разобрал его на части и продал. Понимая, что в словах авантюристки нет ни грана правды, ибо Калиостро прибыл в Париж, когда ожерелье уже было украдено, полиция — на всякий случай — арестовала мага, посадила в Бастилию и привлекла к суду наравне с другими участниками этого громкого дела. Но правосудие восторжествовало, и Калиостро (как и кардинал Роган) был оправдан целиком и полностью.
     С документами, собранными французскими сыщиками, ознакомился путешествовавший по Италии Гете, специально заезжавший для этого в Палермо — родной город мага; все, что ему удалось узнать, великий немецкий поэт опубликовал в своих записках. Из его рассказа следует, что прадедом Джузеппе Бальзамо был Маттео Мартелло; имя его прабабки неизвестно. У Мартелло родились две дочери. Одна из них, Мария, вышедшая замуж за Джузеппе Бракконери, была бабкой Джузеппе Бальзамо. Другая же дочь, по имени Виченца, вышла замуж за Джузеппе Калиостро, уроженца Мессины. Двоюродная бабка впоследствии стала крестной матерью Джузеппе Бальзамо, и он при крещении получил имя ее мужа, а потом, будучи за границей, взял и его фамилию. У четы Бракконери было трое детей: дочь и два сына. Дочь по имени Феличита вышла замуж за Пьетро Бальзамо, сына торговца лентами. Их сын, Джузеппе Бальзамо родился 2 (8) июня 1743 г в Палермо, на Сицилии, и в юности вступил в общину ордена милосердных братьев, посвятивших себя уходу за больными. Под руководством одного из монахов Джузеппе неплохо изучил медицину и фармакологию, а когда уверился, что знает достаточно, чтобы начать применять свои знания, он начал делать все, чтобы его выгнали из монастыря. Ни становиться послушником, ни принимать постриг он не намеревался.
     Выбравшись из монастыря, он вернулся в Палермо, где стал именовать себя магом и искателем кладов. Самоуверенный, он научился вести возвышенные, но малопонятные речи, и в их цепкой паутине постепенно запутывались первые одураченные мухи. Самой крупной мухой стал Марано, серебряных дел мастер, для которого Джузеппе обещал отыскать бесценный клад. Правда, в пещеру за кладом мастер должен был идти один, предварительно положив у входа 60 унций золота — дань злым духам. Сам Калиостро пообещал Марано ожидать его возле пещеры и заклинаниями отгонять от кладоискателя злые силы. Но чародей обещания своего не сдержал: едва Марано ступил в темноту, как на него набросились какие-то черные существа и избили его до полусмерти. Когда же неудачливый кладоискатель, наконец, выбрался на белый свет, он не нашел ни золота, ни Калиостро. Марано понял, что его обманули,  и поклялся отомстить жулику. И обещание свое сдержал: в будущем его показания подпортят репутацию мага.
     Джузеппе бежал из Палермо, дабы не угодить в тюрьму, и нашел временное пристанище у своего дядюшки в Мессине, где познакомился с неким человеком по имени Альтотас, личностью настолько загадочной, что до сих пор никто не может сказать о нем ничего достоверного. Очевидно только, что сей Альтотас обучал юного Бальзамо магической премудрости, кою тот впитывал как губка. К этому времени Джузеппе обнаружил у себя еще один талант — талант художника, а также способность подделывать почерка и копировать любые надписи. Чем он вскоре и не преминул воспользоваться.
     Побывал Джузеппе также и на Мальте, где какое-то время исполнял обязанности брата-прислужника в ордене Мальтийских рыцарей. Тогдашний магистр ордена, дон Мануэль Пинто, увлекался алхимией, и аптекарские познания Джузеппе пришлись как раз кстати. Пообещав магистру добыть философский камень, молодой человек получил в свое распоряжение прекрасную лабораторию и, разумеется, свободные средства «на покупку реактивов». Но, даже растратив средства и не добыв философского камня, Бальзамо не испортил отношения с магистром, и отбыл в Италию, снабженный и деньгами, и рекомендательными письмами к высокопоставленным римским чиновникам. Так молодой авантюрист совершенствовался в искусстве очаровывать людей и завораживать их своими речами.

Граф и графиня Калиостро

     Прибывший в 1768 году в Рим граф Калиостро (или Джузеппе Бальзамо), однажды увидел дочь медника (по иной версии — книготорговца), красавицу Лоренцу Феличиани, влюбился и женился на предмете своей страсти. К этому времени белокурой и голубоглазой Лоренце исполнилось четырнадцать лет, образования она не имела, в церковь ходила регулярно, а искусство нравиться мужчинам постигала исключительно под влиянием гласа природы. Смуглолицему и темноглазому Джузеппе Бальзамо ко времени знакомства с Лоренцей исполнилось двадцать пять лет; он был уверен в себе, щеголял ученостью и завораживал мягким и вкрадчивым голосом. Вряд ли можно с точностью утверждать, что он явился к родителям избранницы под именем графа Калиостро, однако не подлежит сомнению, что представился он особой титулоносной. Маркиз Пеллегрини, маркиз д’Анна, маркиз Бальзамо, граф Феникс… Он часто менял имена, но в историю вошел под именем графа Алессандро Калиостро. Согласно утверждениям почитателей мага, это имя Ашарат из Медины получил на Мальте, а по мнению тех, кто привык верить документам, Джузеппе Бальзамо взял его себе сам, стремясь облагородить свое происхождение. Одни утверждают, что он впервые «примерил» его в Риме, другие — во Франции, куда он бежал, потерпев фиаско в Лондоне, третьи — в Германии, перед тем, как направить свои стопы в Курляндию. Поэтому мы полагаем, что не совершим большой ошибки, если станем именовать молодую чету графом и графиней Калиостро.
     Отныне Лоренца и Алессандро — единое целое. Только вот целое ли? Благодаря рекомендациям магистра Мальтийского ордена, Калиостро вполне мог устроиться на приличное место и начать делать карьеру. Но магу скучна размеренная жизнь секретаря, сицилийская кровь бурлит, и он отправляется на поиски приключений. Исполненный несомненного обаяния, он легко заводит знакомства, и вскоре связывается с компанией авантюристов, добывающих себе хлеб насущный не совсем честным трудом. Встав на путь конфликта с законом, Калиостро пускает в ход свои многочисленные таланты: каллиграфа, чревовещателя, мага и чародея, вызывая восторг у своих приятелей-аферистов. Подделка подписей, завещаний, подлоги, мошенничество, воровство, торговля «колдовскими секретами» — все идет в ход в погоне за звонкой монетой. Какую роль в этой своей бурной жизни он отводит Серафине?
     Многие биографы утверждают, что буквально с первых дней совместной жизни Калиостро начал осуществлять «воспитание чувств» своей половины, а именно убеждать ее не скрывать дарованную ей Богом красоту, а использовать ее во благу мужу. Иначе говоря, измена мужу не является изменой, ежели осуществляется во благо сего мужа. Более того, это долг любящей супруги, ибо таким образом она помогает супругу, коему всем обязана. Резонно предположить, что испуганная Лоренца поведала родителям о мужниных наставлениях, отчего последовала ссора, и молодая чета переменила место жительства. Благочестивое семейство Феличиани, возможно, даже пыталось расторгнуть брак дочери — слишком уж «нетрадиционными» показались ему взгляды графа Калиостро. Точнее, не взгляды, а их открытая проповедь — нельзя же полагать, что до Калиостро мужчины никогда не использовали женскую красоту для решения собственных проблем. Однако развода не последовало. Потому, что Лоренца любила мужа? Или потому что, как истинная католичка, не принимала развода вовсе? Или была уверена, что развод бросит тень прежде всего на нее, и вряд ли ей, простолюдинке, вновь предложит руку и сердце знатный вельможа? А может, сам Калиостро не собирался отпускать от себя любимую жену? Или его супруге, до сей поры видевшей мир исключительно из окошка родительского дома на тихой улочке, понравилась новая, бурная и пока еще непонятная жизнь, в которую окунул ее супруг?
     Попробуем поискать ответы на вопросы, встающие при первом же упоминании о союзе Калиостро и Лоренцы, — сознавая, разумеется, что все ответы — не более чем гипотезы, ибо никаких записок чета Калиостро не оставила. Кстати, тоже вопрос: почему? Калиостро утверждал, что супруга его не умела писать. Сама Лоренца в трудную минуту поддержала его утверждение; но говорила ли она при этом правду? Ведь один из биографов утверждает, что перед тем, как ехать в Англию, Калиостро якобы пытался научить жену английскому языку. Вряд ли бы он стал нанимать английского учителя для безграмотной женщины… А некоторые даже полагали, что именно Лоренца служила Калиостро секретарем, подбиравшим для него нужные отрывки из Писания и ученых трактатов, кои требовались магу для его торжественных речей. Ибо, по мнению ряда современников, сам Калиостро писать умел с трудом.
     Но вернемся к странствиям графа и графини. Калиостро, несомненно, любил жену, но любил ее по-своему — как любят красивую вещь, обладание которой льстит ее владельцу. Иначе как расценить его, в сущности, торговлю прелестями Лоренцы? Неужели только корыстью? Калиостро не был стяжателем, зато тщеславием был наделен сверх всякой меры. И… не пользовался успехом у женского пола. Во всяком случае, на поприще мага и алхимика он выступал с гораздо большим успехом, чем на поприще соблазнителя. Известно, например, что в Митаве он потерпел фиаско, пытаясь добиться милостей от своей пылкой почитательницы Элизы фон дер Рекке, урожденной графини Медем. Уговаривая девицу уступить, он посулил ей узнать у духов о судьбе ее любимого брата Фридриха, недавно покончившего жизнь самоубийством, и даже обещал вызвать дух брата, дабы она могла сама поговорить с ним. Посулы не помогли: Элиза магу отказала, и даже дерзнула упрекнуть его в шантаже. Калиостро сначала рассердился, а потом прислал девице письмо, где поздравил ее с успешно пройденным искусом, которому он ее подверг по велению высших сил. Скорее всего, письмом этим он тешил собственное уязвленное самолюбие.
     Графиня Калиостро говорила, что супругу ее удается соблазнять только тех женщин, которые еще более некрасивы, чем он сам. Брошена фраза эта была в то время, когда возраст Калиостро неумолимо приближался к сорока, он сильно располнел, а надо лбом образовалась залысина. Тем не менее, по словам очевидцев, маг, несмотря на комплекцию, ходил быстро, долго на месте не сидел, лицом был свеж, волосы имел черные, глаза тоже черные, глубокие и блестящие; говорил выразительно, приятным голосом, часто жестикулировал и поднимал очи к небу, словно вдохновленный небесными духами. К этому времени боготворивших его почитателей у Калиостро насчитывалось сотни, но, похоже, его собственная жена к ним не относилась. Ибо она могла быть в обиде на Калиостро за соблазненных им поклонниц, и в частности, «тощей дочки» английского лорда. Встретив в церкви кроткую и набожную Лоренцу, лорд настолько растрогался, что, не пожалев трудов и денег, вытащил мужа печальной и очаровательной иностранки из долговой тюрьмы, а затем пригласил его к себе в поместье расписать гостиную (Лоренца представила мужа художником).
     Хотя, надо сказать, в Англии Калиостро, — как и его соотечественнику Казанове, — в основном не везло. Но если Казанова побывал в Англии всего один раз и более туда не возвращался, Калиостро посетил островное королевство трижды. И каждый раз воздух свободы настолько пьянил его, что он терял бдительность, становился доверчивым и уязвимым, и в конце концов покидал туманный Альбион разоренным и униженным. То ли в сыром английском воздухе магические чары не действовали, то ли грубая английская пища, на которую постоянно жаловался Казанова, отрицательно влияла на изобретательный ум сицилийца, но английские законы оказывались на стороне английских мошенников, а доверчивый граф — на скамье подсудимых. Возможно, конечно, что несчастия Калиостро в Англии проистекали из-за его незнания тамошнего языка, напоминавшего, по словам Казановы, «жеваные слова». Все возможно… Известно, однако, что одним английским законом Калиостро воспользоваться сумел. Речь идет о законе, согласно которому муж, заставший жену с другим мужчиной в предосудительной позе, получал право на половину состояния оскорбителя супружеской чести. «Неужели никому из англичан не приходит в голову заработать на своей половине?» — с удивлением вопрошал Казанова. Калиостро сей способ заработать в голову пришел. Живцом, разумеется, на который попался незадачливый пуританин, была Лоренца.
     Собственно, и до Англии Калистро извлекал из красоты Лоренцы ощутимую выгоду: ее вмешательство неоднократно спасало его как от тюрьмы, так и от нищеты. Лоренца прятала в корсаж подложные документы, обольщала начальников тюрем, в обмен на свое снисхождение заставляла богатую знать покупать чудодейственные настойки мужа. Когда же деньги и относительно законные способы их добывания были исчерпаны, супруг увлек Лоренцу на путь пилигримов — пешком, через Италию, Францию и Испанию, к усыпальнице святого Иакова Компостельского, понимая, что красивой паломнице жертвовать будут и больше, и охотнее.
     Калиостро не мог не понимать, что, несмотря на продажи чудо-эликсиров и секретов превращения конопли в шелк, он давно бы разорился и сидел в тюрьме, если бы не Лоренца. Казалось бы, он должен был носить супругу на руках, однако на деле все обстояло несколько иначе. Как свидетельствует почтенный француз Дюплесси, познакомившийся в Кале с четой Калиостро и влюбившийся в Лоренцу, муж обращался с женой крайне сурово, кричал на нее и даже поднимал руку. Дюплесси начал уговаривать Лоренцу покинуть жестокого сицилийца и обещал предоставить ей достойное содержание (жениться на ней он не мог, ибо уже был женат). И, как пишут биографы, у Лоренцы появилась мысль: а не расстаться ли ей с Калиостро? Прекрасный психолог, Калиостро уловил изменения в настроении супруги и, сообразив, что ее роман с очередным поклонником зашел слишком далеко (напомним: он сам благословил флирт Лоренцы с Дюплесси), немедленно обвинил Лоренцу в измене, а Дюплесси — и в попытке отравить его, и в покушении на его честь. Дюплесси отступил, а Лоренцу по просьбе Калиостро заключили в тюрьму Сент-Пелажи, куда помещали неверных жен. Через четыре месяца, решив, что жена его достаточно наказана за крамольные мысли, Калиостро попросил освободить Лоренцу. Так, быть может, донос в Инквизицию — стал местью за незаслуженные страдания в Сент-Пелажи?

Масоны

     Главным поступком, совершенным Калиостро в Англии, явилось вступление в масонскую ложу «Надежды», практически единственную ложу в Лондоне, где говорили по-французски. Членами ее были пирожники, парикмахеры и мастеровые, отчего взносы были вполне скромны — всего 5 гиней с человека. Также в нее принимали женщин, а потому на церемонию посвящения Калиостро явился вместе с супругой. Но если Лоренце пришлось всего лишь принести клятву хранить в секрете свою принадлежность к ложе, то испытание, уготованное Калиостро, оказалось гораздо более волнующим. Ему завязали глаза, подняли на веревках к потолку, а потом веревка лопнула, и он упал на пол. Затем, не слушая жалоб испытуемого на ушибы, люди в капюшонах вручили ему пистолет и приказали выстрелить себе с голову. Испуганный Калиостро заколебался, но услышав крик: «Трус!», нажал курок. Не сразу осознав, что выстрел холостой, растерянный Калиостро стоял в кромешной тьме. Но когда вновь явился свет, и товарищи-масоны поздравили мага с вступлением в ложу, их приветствия принимал уже совершенно новый человек. Не изменившись внешне, Калиостро изменился внутренне — словно выстрел во тьме открыл перед ним новую, ясную дорогу, следуя по которой он сможет применить все свои силы и способности. Ритуальное испытание пробудило у Калиостро ощущение причастности к некой могущественной силе, способной вынести его наверх и удержать его там, поддержать «морально и материально».
     Таинственность, загадочность, намеки и иносказания… — среди масонов Калиостро чувствовал себя как рыба в воде; масонство открывало простор для его богатой фантазии и бурного темперамента. Изменилось и его отношение к Лоренце; принявшей после посвящения по просьбе мужа имя Серафина. Калиостро перестал поднимать на нее руку и, возможно, даже стал отдавать ей должное как незаменимой помощнице в делах. И когда у него появились деньги, он стал щедро тратить их на жену, всегда любившую красивые платья. Серафина была почти счастлива. Почти… ибо Калиостро по-прежнему колесил по Европе, отчего она не могла ни завести себе подруг, перед которыми можно было бы похвастаться новыми нарядами, ни красивого дома, ни собственного выезда. Почти… ибо немало недругов Калиостро утверждали, что богатство мага источником своим имело красавицу Серафину, чье очарование стоило все дороже и дороже. Опровергнуть эти утверждения, равно как и подтвердить, практически невозможно. Достоверно можно лишь сказать, что став масоном, Калиостро вскоре зажил на широкую ногу.
     Где же находился исток денежной реки, бежавшей в карманы мага? Ведь Калиостро-целитель не брал денег с больных, приходивших к нему десятками, а в Страсбурге, пожалуй, даже сотнями. Некоторые полагали, что Калиостро выращивал бриллианты и превращал простые металлы в золото; однако ни один ювелир, ни один процентщик никогда не видели Калиостро на пороге своих лавок, и он никогда не продавал и не отдавал в заклад драгоценности или золотые слитки. Многие — не без основания — считали, что деньги маг получал от масонов, а также от своих почитателей. Правы, скорее всего, все: Калиостро по-прежнему продолжал извлекать деньги отовсюду, где предоставлялась возможность, и Серафина, без сомнения, принимала участие в этом процессе, причем весьма активное. Только вот добровольное ли?
     Долгое время она — как сказали бы мы сейчас — успешно рекламировала «омолаживающий эликсир», изготавливаемый ее супругом. Куда бы ни прибывали граф и графиня Калиостро, графиня везде заявляла, что выглядит она значительно моложе своих лет, ибо умывается поистине чудотворным эликсиром, который изготовляет ее супруг. Чтобы речи ее звучали убедительнее, она прибавляла себе то двадцать, а то и тридцать лет. В Митаве, например, двадцатитрехлетняя Серафина утверждала, что у нее имеется взрослый сын, который служит в армии офицером. После таких речей дамы тотчас начинали раскупать Калиострово зелье. Насколько действенным было снадобье, сказать трудно, но и вреда, по утверждению Марка Авена, французского историка медицины и биографа Калиостро, от него не было никакого. Как, впрочем, и от иных микстур и бальзамов мага, составленных исключительно из известных в то время целебных трав и плодов — никаких лягушачьих лапок и отварных тараканов!
     Из Митавы граф и графиня Калиостро отправились в Санкт-Петербург. С какой целью? Трудно сказать, ибо Калиостро не имел привычки ясно выражать свои мысли, а Лоренцу-Серафину никто ни о чем не спрашивал. Очевидно, что Калиостро, как и Казанова, как и многие другие искатели приключений, ехали в далекую и незнакомую страну за милостями фортуны, точнее, просвещенной государыни. Но в Петербурге ни целительство Калиостро, ни его масонская деятельность успеха не имели, а императрица и вовсе не приняла его. Не вдаваясь в подробности санкт-петербургской деятельности мага, сосредоточим наше внимание на его преданной супруге. Утверждают, что Серафиной увлекся фаворит Екатерины II, князь Потемкин, причем увлекся настолько, что Екатерина даже воспылала ревностью к очаровательной итальянке, а потому предписала чете Калиостро в три дня покинуть пределы Государства Российского. А дабы ничто не воспрепятствовало их отъезду, Екатерина снабдила супругов не только паспортами, но и деньгами — пусть только убираются побыстрее. Впрочем, возможно, денег дал сам Потемкин, не намеревавшийся из-за новой пассии ссориться с государыней. В этой запутанной финансовой истории ясно одно: несмотря на превратности судьбы, супруга Калиостро по-прежнему хороша и способна разбивать мужские сердца.
     Но вот что пишет очевидец, барон Карл Гейкинг: «Он (Калиостро — Е.М.) пригласил меня посетить его жену, графиню, которую он называл гроссмейстериной ордена “принятия”. Дорогой он сообщил мне, что графиня, его жена — урожденная княжна де ла Кроче, и нахвастал массу вздору, не хуже клоуна ярмарочной труппы. Жена его по внешнему виду была особа перезрелая, красноватыя глаза ее свидетельствовали о пролитых слезах, а осанка ея и речь, менее вульгарная, чем у мужа, выдавали одну из тех жалких комедианток, которых заставляют плясать против воли». Знакомясь с бароном, Калиостро представил ему рекомендации, полученные от известных европейских масонов. Рекомендации Гейкинга не убедили, и для себя он сразу решил, что испанский полковник граф Феникс (этим именем Калиостро именовал себя в Санкт-Петербурге) — шарлатан. Но отчего столь нелестный отзыв о Серафине? Или он застал ее в час супружеских разногласий, когда красота ее померкла под натиском требований, предъявленных Калиостро? Здесь уместно будет заметить, что Серафина была необычайно теплолюбива, холодный, сырой и ветреный климат угнетал ее, и в глубине души ее постоянно тлело желание вернуться к себе на родину, в Италию, в Рим, где тепло, нет пронизывающих ветров, угнетающих своей продолжительностью дождей и — тем более! — холодного снега. Так что не исключено, что в Санкт-Петербург она приехала, исключительно повинуясь воле супруга, который, оставаясь с ней один на один, излишней любезностью не отличался.
     Из российской столицы путь четы Калиостро лежал в Варшаву. Горячий прием, оказанный польской знатью во главе с королем Станиславом II графу и графине Калиостро, быстро вытеснил из памяти супругов петербургские неудачи. Воспрянула духом и Серафина, а когда вокруг нее образовался целый кружок поклонников, осыпавших ее комплиментами и подарками, к ней вернулась былая легкость и привлекательность. Она флиртовала напропалую, и, как утверждают, легкий флирт нередко переходил в более близкие отношения с восхищенными почитателями ее прелестей. Во всяком случае, день ее рождения кружок отметил с небывалым размахом. Пока супруга развлекалась, Калиостро лечил больных и демонстрировал свои оккультные знания, привлекая к себе все больше восторженных адептов и почитателей. Тучи появились на безоблачном горизонте, когда польский магнат Понинский уговорил Калиостро заняться трансмутацией, иначе говоря, превратить немножечко неблагородного металла в золото. Калиостро попытался увильнуть, но Понинский вынудил его принять предложение, и маг отбыл в имение магната, где его ожидала прекрасно оборудованная лаборатория и помощник — некто Мошинский, относившийся, как незамедлительно выяснил Калиостро, к алхимическим трансмутациям крайне скептически. Зорко наблюдая за действиями алхимика, Мошинский обнаружил подтасовки, производимые как самим мэтром, так и его супругой. Результат: чета Калиостро спешно покинула Польшу, а Мошинский выпустил разоблачительную брошюру, где назвал Калиостро жуликом и шарлатаном.
     Путь Калиостро лежал в Страсбург, один из крупнейших масонских центров Европы. В этом городе, явившем готовность превозносить мага до небес, он приобрел вельможного почитателя и покровителя — кардинала Рене-Луи Эдуара де Рогана, епископа Страсбургского, готового безвозмездно оказывать ему щедрое гостеприимство. Расточительный кардинал надеялся с помощью знаменитого алхимика улучшить свое финансовое положение, а Калиостро, без сомнения, льстило внимание столь знатной особы. Ибо что бы ни говорил секретарь Рогана аббат Жоржель, чародей не намеревался наживаться на кардинале — у него было достаточно своих средств: они буквально текли к нему рекой. Вылечив нескольких безнадежных пациентов, он стал самым модным врачом в округе, к коему стекались все больные, как знатные и богатые, так и бедняки, с которых он не брал за лечение ничего. Знать же не только вручала целителю изрядные суммы, она приблизила его к себе. Калиостро и Серафину принимали в самых богатых домах города, а во дворце Рогана в Саверне сицилиец чувствовал себя как дома (вызывая молчаливый гнев Жоржеля). В Страсбурге Калиостро совершил самое выгодное исцеление за всю свою карьеру: он вылечил (не исключено, что от глубокой депрессии) жену сказочно богатого швейцарского банкира Сарразена, который в благодарность предоставил ему неограниченный кредит во всех банках Европы.
     Какое место отводил чародей Серафине? Брал ли он ее с собой на приемы? Ответ утвердительный, однако известно, что в обществе Серафина все больше молчала. Исполняла ли она роль хозяйки дома Калиостро? Ответ тоже утвердительный, ибо Калиостро держал стол, угощал щедро и всегда был готов поставить лишний прибор. Скромная и незаметная, Серафина всем улыбалась и, как утверждают некоторые, порывалась все делать сама, позабыв, что в доме полно прислуги. Известно, что она подружилась с мадам Сарразен, исцеленной женой банкира, и на людях вела себя так, как следует вести образцовой жене при великом муже. Тем не менее, слухи известного рода продолжали витать вокруг Серафины. Однажды некий господин, по слухам, бретер, решив спровоцировать Калиостро, во время обеда опрокинул соус на платье Серафины, и тотчас пообещал дорого заплатить за испорченный наряд. Калиостро от денег отказался, а жене кротко сказал, что он предупреждал ее: не следует садиться рядом с этим господином. Господин возмутился, попытался вызвать мага на дуэль, но тот ответил, что ежели ремесло бретера — убивать, то его, Калиостро, ремесло — лечить. Тогда наглец встал и во всеуслышание заявил: «Вот что бывает, когда приходится обедать с состряпанными поспешно графами и графинями, которые сваливаются к вам на голову неизвестно откуда». Друзья Калиостро замяли начавшийся скандал. Но действительно ли Серафина полностью изменила привычный образ жизни и начала брать пример с почтенной жены банкира?
     Джузеппе Бальзамо не был бы Калиостро, если бы не стремился покорить Париж. И цели своей он достиг — несмотря на жесткую конкуренцию в лице Месмера (и его чана). Преподнесенная Калиостро идея египетского масонства, сулившего не только нравственное, но и физическое обновление, а избранным — и вовсе вечную жизнь, оказалась не менее привлекательной, чем возможность очиститься посредством животного магнетизма. Правда, вечной жизни могли достичь не все, а всего лишь тринадцать адептов, «чистых, как луч света, коих ни разу не коснулась клевета, кои не имеют ни жен, ни любовниц, ни привычки развлекаться с дамами, и обладают состоянием более 53 000 ливров ренты». И лет им должно было быть не менее пятидесяти. При таких условиях маг спокойно мог сулить бессмертие: избранных, отвечавших всем его требованиям, не находилось. Еще одна привлекательная сторона египетского масонства Калиостро — возможность создания женской ложи. Гроссмейстериной первой женской ложи Изиды, общее руководство которой осуществлял Калиостро, стала Серафина. Масоны — организация, всегда окружавшая себя тайной и мистикой, поэтому, когда стало известно, что в масоны Египетского обряда принимают женщин, по городу поползли слухи об оргиях, устраиваемых на собраниях адептов нового учения.
     Смешав в одну кучу правду и вымысел, современники оставили довольно пикантное описание первого заседания женской ложи Египетского обряда:
     «7 августа 1785 года, в 11 часов, в доме на улице Верт-Сент-Оноре состоялось посвящение. В этот великий день 36 избранниц (исключительно знатного происхождения и заплативших 100 луидоров взносов каждая) собрались в зале, где их попросили оставить свои одежды и облачиться в белые платья. Затем их повели в освещенный храм, где они увидели 36 кресел, покрытых черным шелком. Посреди зала высился трон, на котором, вся в белом, сидела графиня Калиостро; по обеим сторонам трона стояли фигуры в таком странном облачении, что непонятно было, мужчины ли это, женщины или же призраки. Померк свет, и вошли две женщины, коим Серафина вручила шелковые ленты, дабы они связали испытуемых по рукам и ногам. Когда женщины завершили свою работу, гроссмейстерина обратилась к добровольным пленницам с речью:
     — “Путы ваши означают, что в обществе, в коем вы живете, у вас нет свободы. Мужчины не посвящают вас ни в тайны свои, ни в свои планы, ибо всегда хотят всегда держать вас в зависимости от себя. Повсюду на земле, от сераля, где деспоты содержат по пятьсот наших сестер, до диких земель, где в присутствии мужа-охотника жена не смеет даже сидеть, женщина является рабой мужчины. С самого детства именно женщину назначают на роль жертвы, приносимой суровым богам. Но если мы объединимся, дабы исполнить наши замыслы, мы сбросим мужское иго, и скоро вы увидите, как высокомерные мужчины станут ползать у наших ног и молить нас о милости. Пока они продолжают вести свои смертоносные войны и плутать в хаосе созданных ими законов, мы станем управлять общественным мнением, очистим нравы, возвысим умы, станем поддерживать прекрасное и уменьшим число несчастных. Слова мои — не пустые звуки, я излагаю вам воистину высочайшие задачи! Но если одна из вас имеет иное мнение, пусть выскажется”.
     Все одобрили речь гроссмейстерины. Тогда она, приказав развязать путы испытуемых, продолжила:
     — “Душа ваша жадно внимала словам моим, ибо они открывали вам путь к свободе, первейшему благу всех живых существ. Однако чтобы понять самих себя, вам предстоит пройти испытания. После испытаний, если вы выдержите их, я посвящу вас в тайны, от коих теперь зависит ваше счастье.
     Вы разделитесь на шесть групп, и каждая группа отправится в одну из шести квартир, имеющихся в этом храме. Та, кто не выдержит испытание, никогда более не войдет в сей храм; те же, кто выдержат, преодолеют все”.
     Женщины, как было сказано, разделились на группы и прошли в отведенные им комнаты. Вскоре к ним явились мужчины и принялись их уговаривать отказаться от вступления в ложу, ибо в обществе над ними станут смеяться.
     Но избранницы не стали их слушать, а отправились в просторную гостиную, где висели картины, изображавшие торжество женщин: Клеопатра, которой прислуживает Марк-Антоний; Омфала, у ног которой прядет Геркулес; императрица Екатерина II на троне, который несут на руках ее советники.
     Когда все испытуемые собрались, пришел миловидный юноша и стал убеждать их в том, что мужчины не только не притесняют женщин, а, напротив, всячески их оберегают, строят для них дворцы и осыпают драгоценностями. Затем явились возлюбленные испытуемых и принялись уговаривать их вернуться в свет и не лишать их своей любви. На это одна из женщин ответила, что они выступают не против возлюбленных своих, а против тирании мужчин, против законов, придуманных мужчинами, дабы лишить женщин свободы.
     Испытания продолжались до трех часов ночи. В три часа испытуемым принесли ликеры и предложили им подкрепить свои силы. А затем сверху, из-под купола храма, спустился большой золотой шар, на котором восседал гений (обнаженный, как писали некоторые) со змеей в руках, а над головой его трепетало сияющее пламя.
     — “Перед вами гений истины, — произнесла гроссмейстерина. — Он посвятит вас в тайны, кои так долго от вас скрывали. Перед вами знаменитый, бессмертный, божественный Калиостро, тот, кто, не будучи зачатым, вышел из лона Аврамова; тот, кто владеет всеми знаниями прошлого и будущего”.
     — “Дочери земли, — воскликнул гений, — мужчины держали вас в неведении, но теперь союз ваш будет непобедим. За кротость вашу, за доброту, за все ваши таланты вас должно обожать и почитать. Вам чужды пороки, будоражащие разум, чужды исступления, повергающие королевства в пожар войны. Природа наделила вас всем, что есть у нее прекрасного, и мужчины, возревновав, сделали все, чтобы унизить ее творения, полагая, что вы об этом не узнаете. Так оттолкните же от себя сей лживый пол, посмотрите друг на друга и откройте души ваши для нежности”.
     Оратор умолк, а женщины обнялись. Затем гений истины вместе с шаром исчез под куполом, и сумерки сменились светом. Гроссмейстерина обошла испытуемых, и для каждой у нее нашлось нужное слово. Потом заиграла музыка, и в зале стало еще светлее. Неожиданно плиты посреди зала начали разъезжаться в стороны, из образовавшегося проема поднялся роскошно накрытый стол, и гроссмейстерина пригласила испытуемых занять за ним места. Когда дамы сели за стол, вошли 36 гениев истины, в масках и белых шелковых одеяниях. Гении прислуживали за столом, и обязанности свои исполняли столь ловко и столь быстро, что, казались созданиями неземными. Когда же трапеза подошла к концу, гении сняли маски, и испытуемые с радостью узнали своих возлюбленных. Они тоже прошли посвящение у Великого Калиостро: целью сего гения являлось исправление зла, созданного обществом, и возвращение людей в природное состояние, ибо от природы все люди равны.
     Кавалеры сели за стол вместе с дамами, подали искристое пенящееся вино, и постепенно все почувствовали себя легко и свободно. Со всех сторон сыпались шутки, летели острые словечки, а после невинных ласк, создавших некоторый беспорядок в одеждах, послышались предложения начать танцы. Словом, когда вошла гроссмейстерина, в зале уже торжествовал Амур. Однако сей вездесущий божок не оказался помехой для принятия в ложу. “Даже когда Амур торжествует, помните, что было вам сказано, и души ваши очистятся”».
     Разумеется, подобное описание вряд ли соответствует действительности, а многие пишут, что оно сочинено одним из завистников; тем не менее, такого рода слухи пересказывали и перепечатывали наиболее охотно. Впрочем, желтая пресса пользовалась популярностью во все времена, и когда начался уже упомянутый процесс по делу об ожерелье, участники его мгновенно стали ее героями. Процесс еще больше увеличил популярность и Калиостро, и Серафины. Последнюю заключили в Бастилию, «на всякий случай», как возможную сообщницу мужа, но в конце концов отпустили, не дожидаясь суда. В Бастилии Калиостро писал жене нежные письма, не подозревая, что та находится от него на расстоянии нескольких тюремных коридоров; когда же он узнал, что ее тоже арестовали, стал умолять суд освободить Серафину.
     Как повлиял этот арест на отношения Серафины к Калиостро? Явилось ли ее заключение воистину тяжкой карой, или же она оказалась на положении привилегированной узницы, пользовавшейся особым вниманием коменданта крепости, позволившего ей иметь при себе горничную? Известно, что за деньги в Бастилии можно было устроиться весьма сносно, а денег у четы Калиостро в то время было много. Известно, что в Париже Серафина ни в чем себе не отказывала, а ее лошадям, на которых она выезжала кататься в Булонский лес, завидовали многие.
     Но после процесса жизнь супругов вновь резко изменилась. Несмотря на огромную, поистине невероятную славу Калиостро, отблески которой падали и на Серафину, магу — а следовательно, и его жене — пришлось покинуть столицу Франции. Король, оскорбленный оправдательным приговором кардиналу и его приятелю-пророку, отправил кардинала в ссылку, а Калиостро приказал немедленно покинуть страну. И Калиостро, поручив своему адвокату Тилорье добиваться справедливости — подать иск на коменданта Бастилии за украденные во время обыска ценные вещи и магические предметы, отбыл в Англию. Почему его вновь потянуло в страну, где он уже дважды не повезло? Потому что его «масонской родиной» стала Англия, и он хотел открыть там ложу Египетского ритуала? Или же — как и многие французские политические эмигранты того времени — он искал там свободы, которая во Франции оказалась под угрозой? Как бы там ни было, хочется ли жене вновь окунуться в туманы Альбиона, Калиостро не спрашивал.
     Терпению Серафины пришел конец. Она принялась «жаловаться на жизнь», и ее собеседник, обходительный мужчина средних лет, не только слушал обиженную женщину, но и задавал ей вопросы, и обделенная вниманием мужа женщина без утайки рассказывала ему все: ведь впервые в жизни ее слушали, поистине, с неослабевающим вниманием! Собеседником Серафины был Тевено де Моранд, французский журналист, издатель газеты «Курье де л’Эроп» («Европейский курьер»), перо продажное, опасное и беспринципное. Моранд славился своим умением добывать компромат, который он либо публиковал, либо уничтожал — если жертва готова была платить. Есть основания полагать, что за травлю Калиостро Моранду заплатили Бурбоны. Но, возможно, Моранд, понимая, что и он, и Калиостро — одного поля ягоды, просто невзлюбил удачливого авантюриста. Воспользовавшись доверчивость Серафины, журналист выведал у нее множество сведений о прошлом знаменитого мага и масона, а затем — при соответствующей подаче — опубликовал эти истории у себя в газете. Газета Моранда погубила репутацию Калиостро; и, не сумев ни организовать ложу, ни поставить на поток производство эликсира молодости, чародей без денег и с потрепанными нервами покинул Англию и отправился в Швейцарию, к преданным ему супругам Сарразен. В этой поездке, более всего напоминавшей бегство, Калиостро впервые разлучился с женой — он оставил ее в Лондоне разбираться с кредиторами и адептами, воспринявшими бегство мэтра как обман.
     Не зная, что Моранд уже обратил ее слова в оружие против Калиостро, Серафина отказалась от «официального» предложения французов выступить с разоблачениями мужа, и, кое-как отбившись от кредиторов и адептов, в сопровождении четы Лутербург отправилась в Швейцарию. При одной только мысли о встрече с супругом ее охватывал панический ужас, смешанный с каким-то новым чувством, которому она пока еще боялась дать определение, ибо оно более всего напоминало ненависть. Ибо когда дела Калиостро шли плохо, он становился раздражительным, властным и за малейшее неповиновение мог ударить ее.
     На этот раз все обошлось. Калиостро встретил ее нежными словами и обещал, что вскоре она вновь окружит себя подобающей роскошью и наймет служанок. А своим швейцарским друзьям он заявил, что если бы не супруга, он бы бросил все и отправился в дебри Африки, где жизнь гораздо менее опасна, нежели в европейских столицах. Но в тихой, провинциальной Швейцарии жизнь четы Калиостро тоже не задалась. И мага, и его жену одолевала скука. Они были вынуждены делить дом с художником Лутербургом и его супругой — обе пары вскоре стали заклятыми врагами: женщины обвиняли друг друга в желании соблазнить чужого мужа, художник называл Калиостро шарлатаном и рисовал на него карикатуры, а Калиостро именовал Лутербурга не иначе как маляром. Склока выплеснулась за пределы дома, и вскоре в нее был вовлечен весь городок, что не могло не повлиять на местных адептов мэтра, которых он обучал основам египетского масонства. Дров в огонь страстей подбросили газеты, которые, сообщив о побеге Жанны де Ла Мотт, вновь извлекли на свет дело об ожерелье, изрядно потрепав при этом имя Калиостро. Обиженный и раздраженный Калиостро рассорился не только с местными властями, но и с теми немногими учениками, которые еще оставались у него, и даже с Сарразенами, обвинив их в корысти и всяческих невообразимых преступлениях. Словом, все мосты были сожжены, и пришла пора вновь менять место жительства.

На родине

     Серафину радовал отъезд из Швейцарии: ей ужасно надоели вечно дувшие с гор ветры. Она жаждала тепла, мечтала вернуться в родную Италию, и, уступая уговорам, Калиостро повернул в сторону Апеннинского полуострова. Но власти итальянских городов не намеревались давать пристанище неудачливому алхимику и целителю. И хотя толпы жаждущих исцелиться по-прежнему встречали карету Калиостро, но едва он приступал к лечению, как являлся представитель властей с предписанием покинуть город. Финансовые дела четы Калиостро шли все хуже и хуже: обиженный Сарразен закрыл неограниченный кредит, настойки и эликсиры расходились плохо, а новые адепты Египетского ритуала с пожертвованиями не спешили. Серафине все чаще хотелось домой, в Рим, к родительскому очагу. Она устала, ей надоело менять любовников — ни по приказу супруга, ни по собственному желанию. Тайком от мужа она стала ходить в церковь. Знакомый речитатив молитв, облатка, спокойный и уверенный голос священника, святая вода в чаше — все это напоминало ей о детстве и доме: она выросла в набожной католической семье. Возвращение в лоно церкви лишь обострило тоску Серафины по дому. И она решила напомнить мужу об идее кардинала Рогана, который несколько лет назад предложил Калиостро предпринять шаги для признания Египетского масонства Церковью, дабы сделать из него нечто вроде рыцарского ордена. Признать Египетский ритуал мог только папа, папа пребывал в Риме, значит, надобно ехать в Рим.
     И Калиостро согласился. То ли он, действительно, надеялся убедить папу признать его, калиострово масонство Египетского ритуала; то ли просто ухватился за брошенную женой ниточку, ибо сам пребывал на перепутье и не знал, куда идти; то ли и его в душе обрадовала возможность примириться с Церковью. Ведь и Калиостро, подобно Лоренце, вырос в католической семье, соблюдавшей все положенные обряды, и если юный Джузеппе и отлынивал от посещения церкви, то не по неверию, а от неукротимой энергии, мешавшей ему до конца прослушать мессу. Характерно, что одним из условий принятия в масоны Египетского ритуала была вера соискателя в Бога. Но маг и масон Калиостро не посещал церковь и не соблюдал обрядов, равным образом почитая все христианские конфессии. Подобного экуменизма папа простить ему не мог. Как не прощал таинственности масонам, ибо опасался, что под завесой тайны начнут взрастать и множиться еретические учения.
     Когда в Риме Серафина писала (или все же диктовала?) донос на Калиостро, она рассказала о его богохульствах, о насмешках над святой религией и о профанации ее таинств. Насколько правдивым был ее рассказ? Не преувеличивала ли она проступков Калиостро, желая поскорее избавиться от ставшего ненавистным супруга, а заодно и полностью обелить себя? Скорее всего, она надеялась, что если Калиостро признают еретиком и богохульником, Церковь расторгнет ее брак, и она сможет начать новую жизнь, соединит свою судьбу с новым избранником и заживет с ним привычной для нее с детства жизнью.
     Но она жестоко ошиблась. Инквизиция ухватила своими цепкими когтями не только Мага, но и Чаровницу. И если Калиостро приговорили к пожизненному заключению, то его жену Серафину отправили в монастырь Святой Аполлонии, что, в сущности, означало то же самое заключение. Калиостро скончался в тюремной камере крепости Сан-Лео 26 августа 1795 года. Дата смерти Серафины неизвестна, но все единодушны в том, что она скончалась ранее супруга: нездоровый воздух болотистых низин, окружавших монастырь, быстро подорвал здоровье теплолюбивой женщины.
     Кем была белокурая Чаровница, волею судеб ставшая избранницей Мага? Недалекой красавицей, ступившей с благословения мужа на путь порока? Верной соратницей и помощницей Калиостро, предавшей его из ревности? А может, она тихо и незаметно, как это свойственно женщинам, руководила своим супругом, вела его к вершинам славы, а когда он вышел из-под ее влияния, она в порыве отчаяния погубила его? Завершим же рассказ на этой последней версии…