На первую страницуВниз
 
 

Елена ЧЕРНИКОВА

 

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩА 

 

Мне перечли вслух бесчисленное множество романов, и все они мне нравились, если только качество их не ниже посредственности, особенно если оканчиваются они счастливо. Я вообще издал бы закон против романов с несчастливым окончанием. Никакой роман, на мой вкус, не подходит под категорию первоклассного, если в нем нет хоть одного лица, внушающего безусловную любовь, а если это к тому же хорошенькая женщина, то и того лучше.

Чарлз Дарвин

Прекрасный эпиграф, не правда ли? Пожить бы его автору в Москве! Город-роман! Город-герой! То есть героиня. И какая женщина! Красавица! И первоклассная декорация для романа с любым окончанием.

Не довелось старику повидать Москву — хворал очень, из своего Дауна почти не выезжал. А жаль. Во-первых, это было бы очень полезно нам, во-вторых, ему.

Нам — потому что Москва была и есть способна вытряхнуть из любой горячечной головы любую завиральную идею и предложить прямо ей противоположную. Случись со стариком просто пожить тут — теорию он ужо бы не создал.

Ему — потому что с ним не произошла бы досадная (чисто по-человечески) метаморфоза, описанная в его “Автобиографии”, редчайшую цитату из которой позвольте предложить:

“Я также упомянул уже, что в былое время живопись доставляла мне значительное, а музыка высокое наслаждение. Но вот уже несколько лет, что я не могу выносить ни одной строки поэзии; пробовал я недавно читать Шекспира, но он мне показался скучным до тошноты. Я почти потерял и прежний вкус к живописи и музыке. Музыка, вместо того чтобы доставлять удовольствие, обыкновенно только заставляет меня еще усиленнее думать о том, чем я занимался. Сохранил я еще прежний вкус к живописным картинам природы, но и они уже не доставляют мне того высокого наслаждения, как бывало”.

Вот несчастный человек! А ведь чуть было не стал, по молодости, пастором. Честолюбие помешало. У отдельного пастора что — приходик и небольшая паства. А ему хотелось куда большего: пасти умы всех современников. Что и было проделано, а потом распространилось, как чума, на многих и многих следующих.

В Москву, в Москву его надо было! Может, и уцелело бы нечто живое в мизантропическом мозгу бедняги.

...Из Гиляровского известно, что на Тверском бульваре, около пяти утра обер-полицмейстер Козлов спросил бездомного студента Владимирова:

— Молодой человек, отчего это я вас встречаю по ночам гуляющим вдоль бульвара?

На что студент Владимиров ответил Козлову, обычно возвращавшемуся в это время от известной московской красавицы-портнихи:

— А оттого, что не всем такое счастье, чтобы гулять поперек бульвара каждую ночь.

 

Собственно, всё. На этом перекрестке (вдоль и поперек) не токмо вся московская жизнь протекала и протекает, но и вся философская сущность зиждется. Всё прочее — литература или история с географией, но это в книгах и статьях, которых тьма. О Москве не писал только ленивый. В моем же тексте Гиляровский с Дарвином столкнулись по хронологическим причинам.

Дядя Беллетрист, пересказавший для потомков анекдот со студентом и полицмейстером, внедрился в московскую жизнь примерно в те же, 70-е годы прошлого века, когда в Англии были изданы презабавнейшие книжки коварного бородатого старика с глубоко посаженными глазами, жуткими надбровными дугами и страшными мохнатыми бровями. И подумать только: более ста лет человечество, включая Москву, вполне серьезно воспринимало труды этого английского человека.

“Что касается нравственных качеств, то убывание самых худших наклонностей делает постоянные успехи даже в наиболее цивилизованных нациях. Преступников убивают или заключают в тюрьмы на долгое время, так что они не могут свободно передавать по наследству своих дурных качеств. Меланхолики или умалишенные бывают обыкновенно отделены от себе подобных или кончают жизнь самоубийством. Злобные и неуживчивые люди часто находят кровавый конец. Беспокойные люди, которые не в состоянии выбрать постоянного занятия — этот остаток варварства составляет большую задержку для цивилизации — выселяются в новооткрытые страны, где они оказываются полезными пионерами”.

Браво. Какой ясный социальный пейзаж начертан великим пером! Можно подумать, что старикан был москвичом при советской власти и что его “Происхождение человека” есть расширенное издание пословицы “Москва слезам не верит”.

 

Три интервенции с заходом в Кремль, чума, бесчисленные пожары, взрывотехнические работы Советов и так далее, — у Москвы были все гибельные возможности. Но История предъявляет изумленным очам нашим уникум: мафусаилово долголетие, но без заката. Магическая способность к вечному омоложению, включающая игривость до детскости. Несомненная женскость природы сего уникума чрезвычайно привлекательна для мужской природы, отчего властители наши предпочитают заседать все-таки в Москве. Отсюда, из Кремля, власть (жен. род) реализуется естественно, как в разнополой любви — традиционный секс. Попытка Петра Великого вывезти власть из Москвы удалась лишь как жестокий эксперимент, — и чем всё кончилось!..

 

Много лет живя в Дауне, вдали от шума городского, болезненный старик писал, как ему казалось, научные труды, влияя своим “Происхождением человека” на поведение человека. Дописался:

“Эта удивительная и достойная сожаления утрата высших эстетических вкусов тем более странна, что сочинения по истории, биографии, путешествия (независимо от их научного содержания) и всякого рода статьи продолжают меня интересовать по-прежнему. Ум мой превратился в какой-то механизм, перемалывающий большие коллекции фактов в общие законы, но почему эта способность вызвала атрофирование только той части мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы, я не могу понять. Человек с более высоко организованным умом, я полагаю, не пострадал бы, как я, и если б мне пришлось второй раз пережить свою жизнь, я бы поставил себе за правило читать поэтические произведения и слушать музыку хоть раз в неделю — таким образом части моего мозга, теперь атрофировавшиея, сохранили бы свою живучесть. Утрата этих вкусов представляет утрату известной доли счастья и, может быть, вредно отражается на умственных способностях, а еще вероятнее на нравственном характере, так как ослабляет эмоциональную сторону нашей природы”.

И ведь что ужасно: в нашей Москве последователи этого несостоявшегося пастора ломали наши храмы, терзали души и тела миллионов наших граждан, производя, видимо, естественный для мучителей отбор... В начале ХХ века наши прекрасно образованные ученые К. Тимирязев и И. Сеченов прекрасно перевели с его презанудного английского на довольно живой русский всю историю болезни старика. И “Происхождение видов”, и “Происхождение человека”. В нашей, московской, типографии на чудесной бумаге было напечатано, в твердом переплете с тиснением. До чего восприимчивые мы!

Ломать, ломать сию традицию гипервосприимчивости — к чертовой бабушке! Кстати, об известных русских ученых персонах до сих пор не всё известно в смысле их подлинного духовного поведения. Наш официальный атеист И. Павлов, например, до самой смерти был старостой одной церкви в Ленинграде, напротив Московского вокзала. При строительстве метро ее снесли. Старожилы помнят славный анекдот: проходя мимо церкви, Павлов снял шапку и перекрестился, а шедший позади пролетарий пожалел старичка — “Эх, серость!”...

А вспомните добродушный плакат периода голода в Поволжье: “Ни копейки на религию и водку!”...

До революции в Москве была одна чудесная семейная артель, занимавшаяся перевозками вещей при частных переездах из старого дома в новый. Особенностями ее деятельности вполне могли бы заинтересоваться и современные бизнесмены, ежели кому не хватает идей для открытия своего дела. А именно: получив заказ на перевозку, артель — отец и сыновья — изучала расположение вещей в прежнем жилище, вплоть до ложек в буфетах и носовых платков в комодах, — всё аккуратнейшим образом упаковывала, перевозила и на новом месте располагала точь-в-точь как на прежнем. Ни стакан, ни кусочек кружева не пропадали, естественно, не говоря уж о более ценных предметах. А хозяева даже рук не прикладывали. Утром ушли по делам из старого жилища — вечером пришли в новое, а платье в шкафу на том же месте висит, только в другом районе. И переезд не равен пожару...

Предлагаю сей опыт и ему подобные немедленно возродить. Где взять кадры, чтоб всё такое решили, не знаю, но если получится — мы спасены. Москва, уверенно ставшая второй родиной для обеих категорий своего населения, станет весьма пригодным для жизни местом. Под двумя категориями я разумею так называемых коренных жителей — и приезжих. Но если про последних “вторая родина” — это понятно, то для первых, коренных, переселение в новый мир Москвы в последние годы не было связано с физическим перемещением по стране. Коренным, по вновь созданным обстоятельствам, приходится “на дому” учиться зубастости у пришельцев; меняется парадигма взаимоотношений упомянутых категорий населения. Всё перемешалось, правда, в очередной раз. Сколько нам еще предстоит?..

 

Недавно при очередных раскопках в центре Москвы археологи обнаружили малюсенький манускрипт, возраст и авторство которого не поддаются определению. Однако несомненная злободневность и пророческая тональность текста взывают к немедленной расшифровке всех обстоятельств, сопутствующих загадочной находке.

Мы предлагаем вам ознакомиться с ней и высказать свои соображения: куда следует направить и где хранить находку?

 

“...Погибели предшествует гордость, а падению — надменность. Если есть во мне грехи эти — Господи помилуй! Избавь от искушения. И сделай так, чтобы все до единого потомки ныне живущих находили на мне площадь ильича токмо умножением — длины ильича на ширину ильича...

 

Данные заметки прошу считать шуткой праздного московского ума, некогда провинциального, — ныне весьма озабоченного будущим нашей красавицы, вступающей в третье тысячелетие в новых платьях, но с невыветрившейся памятью о былых чудовищах. Пусть в ее громадном круглом теле всегда царит исключительно здоровый дух, с Богом...

 

На первую страницу Верх

Copyright © 1999   ЭРФОЛЬГ-АСТ
e-mailinfo@erfolg.ru