Татьяна Колмакова по образованию экономист-математик.
Очерки и рассказы публиковались в "Учительской газете", в газетах
"Заполярный вестник" и "Архангельск".
Лауреат литературного конкурса Интернет-журнала "Эрфольг" – 2005. 
Живет и работает в Москве.

ТАТЬЯНА КОЛМАКОВА

Все бабы…

     ...— Она меня нашла, отмыла, отстирала… Как же я ее брошу? Не брошу я ее, мне совесть не позволяет. А к бывшей я не вернусь. Она же меня все время выгоняла, прямо на мороз, — Василий, неказистый мужичок лет сорока пяти, с редкими прилизанными зимней шапкой волосами, в цигейковой вытертой от долгой носки шубейке, говорил тихо, как будто бурча себе под нос и боясь, что его кто-то услышит.
     Но его слышали все, кто находился в этом небольшом зале, где проходило заседание суда. Мировой судья сидел за большим столом.
     За его спиной на стене висела надпись: «Dura lex, sed lex!»
     Вася со школы что-то помнил про иностранные языки, небось, лет пять английский учил. Но перевести никак не мог эту фразу. «Дура, дура», — вертелось в голове. И, наконец, сложилось: «Все бабы дуры!». Но вслух он этого произнести не посмел бы, побоялся бы женского гнева. Эвон, и злая бывшая тут, и ласковая новая. Обе.
     Рассуждения Василия прервал голос судьи:
     — Гражданин Крикотун, ваша супруга, гражданка Крикотун Вера Наумовна, утверждает, что гражданка Полюшкина Валентина Михайловна удерживала вас в своей квартире, применяя силу и угрожая вашему здоровью. Вы подтверждаете ее слова?
     Судье еще не приходилось разбирать такого рода дела: жена подает заявление в милицию с просьбой вернуть мужа, которого «приватизировала» гражданка Полюшкина, проживающая рядом с «потерпевшей» женой, в соседнем подъезде. Дело не дошло бы, конечно, до суда, если бы Полюшкина отдала Василия по-хорошему. Но она заперла его на замок, никого в квартиру не пускала, а когда пришла милиция во главе с его законной женой, через закрытую дверь кричала, что Васю не отдаст, потому, как она его отмыла, отстирала, откормила. Что же, ей теперь в чужие руки его отдавать? Он еще не совсем здоров, работать не может. А «бывшая» его изуродует, голодом морить начнет, на мороз выгонять, пропадет мужик. Вася же ни на какие уговоры милиции не откликался, только мычал, что ему и тут хорошо, бравенько и ладненько...
     — Василий Куприянович, вам понятен вопрос? Какими угрозами удерживала вас в своей квартире гражданка Полюшкина? Или вы добровольно находились на занимаемой ею площади?
     — Какие угрозы? Валюшка меня согрела, накормила. Куда ж я от нее?
     — Она тебя опоила зельем каким-то, приворожила. А ты и рад-радешенек: и на горшок тебя сажают, и попку подтирают, и сиську на ночь дают. Паразит ты, лучше возвращайся домой, а то хуже будет!
     — Гражданка Крикотун! Вам слово не давали. Сядьте на место, а то я выведу вас из зала суда. Василий Куприянович, значит, вы добровольно находились в квартире гражданки Полюшкиной?
     — Значит, добровольно. Вы ж видите, как мне домой возвращаться? Она ж — стерва. И зря она на Валюшку, я ведь поправлюсь и — на работу.
     — Да тебя уволили с работы, ты ж три недели на работу не ходишь, Валька твоя тебя не пускает, — не унималась Крикотун.
     — Гражданка Крикотун, делаю вам последнее замечание, — в голосе судьи появились металлические нотки.
     — Да я Васю никому не отдам. Я его от помойки отмывала, а теперь отдать? — Валюшка, подчеркивая свое праведное возмущение, резко топнула ногой.
     — Гражданка Полюшкина, сядьте на место, дойдет до вас очередь — выскажетесь, — на лице судьи отразилось некоторое раздражение. Уже стало ясно, что дело не имело никакой юридической перспективы, что это кухонная свара, но лицо терять было нельзя, надо красиво завершить это дело.
     — Гражданин Крикотун, — продолжил судья, — если со стороны гражданки Полюшкиной не было никакого насилия в удержании вас в ее квартире, почему вы довели данный инцидент до суда? Можно же решить вашу проблему мирно, полюбовно. Юридически оформить ваши отношения с женщинами. Почему вы молчали, когда ваша законная супруга подала заявление в милицию о том, что гражданка Полюшкина угрозами удерживает вас в ее квартире?
     — Да я не молчал, говорил Валюшке, мол, пойдем в милицию, все расскажем, а она ни в какую, боялась, что меня отберут.
     — Вася, Васенька, вернись, родной! Я тебя кормить-поить буду, можешь, как у нее, не работать, только вернись! — этот бабий вой, похожий на причитание кликуш, заставил вздрогнуть всех, находящихся в зале суда. Так воют бабы, оплакивая покойников, от такого воя стынет кровь, бегут мурашки по коже, становится жутко, как в дремучем лесу.
     Судья не удалил гражданку Крикотун из зала суда. Он дернул шеей, снял очки, положил их в футляр. Установившаяся в зале тишина нарушалась только шелестом бумаги, перебираемой секретарем суда.
     Наконец судья решился:
     — Присядьте пока, гражданин Крикотун. Гражданка Полюшкина Валентина Михайловна, прошу вас.
     Нынешняя хозяйка Васи прошла к трибуне. После проведения формальных процедур и обещания говорить только правду и ничего кроме правды, судья приступил к допросу ответчицы.
     — Гражданка Полюшкина, как Василий Куприянович оказался в вашей квартире? Поясните суду.
     — Дак я его нашла на помойке. Его уж наполовину мусором засыпали. Я сверху его увидела, спустилась вниз и откопала его. Он уж почти холодный был. А грязный-то, а вонючий! Ой-ей-ей! Я дотащила его кое-как до дому — он, хоть и худой, а тяжелый. Отогрела, отмыла, отстирала, У него руки-то совсем белые были, думала, не отогрею, но ничего, поболели немного, а теперь уж хорошо пальцами шевелит! — и Валюшка гордо оглядела всех присутствующих. Кто-то даже раза два-три хлопнул в знак одобрения и поддержки Валиных подвигов.
     Эта конфузная история произошла в небольшом северном городке, где вместо контейнеров для мусора строили сооружения, напоминающие силосную башню: два этажа. Снаружи лестница, ведущая на второй этаж, откуда сбрасывали мусор вниз, на первый этаж, через большое отверстие.
     Снаружи первого этажа сделаны ворота, удерживающие мусор. Приезжал мусоровоз, открывались ворота, загружался мусор и отвозился на свалку за город. Вот в таком мусоросборнике и нашла Валюшка своего Васеньку.
     Судья недоуменно посмотрел на бедного Васю. Потом долго искал на столе очки, переворачивая все бумаги. Нашел футляр, надел очки и еще раз посмотрел на Василия.
     — Как вы оказались в мусоросборнике? — не удержался от вопроса судья.
     — Да я заблудился во дворе. Думал, подъезд мой, открыл ворота. Темно было, я, наверное, споткнулся, упал и уснул. Выпивши немного был. Мы на работе отмечали что-то. А потом уж очнулся только у Валюшки, — Василий с нежностью и благодарностью посмотрел на свою спасительницу, — С тех пор ни-ни. В рот не беру. Пока руки отходили, ложку держать не мог. Валюшка как маленького кормила. А пальцы-то на ногах до сих пор ломит. Вот оно как.
     — Ну, хорошо. Гражданка Полюшкина, зачем он вам? Требования Крикотун Веры Наумовны понятны, она его законная супруга. Хотя… А вам он зачем?
     Конечно, такие вопросы не укладывались в протокол ведения судебного заседания, но судье было важно решить это для себя.
     — У меня не было никогда семьи, и детей, конечно. А Васеньку я полюбила, как сыночка. Он такой беспомощный, такой слабенький! — отвечала гражданка Полюшкина.
     — Васенька, вернись! Не бросай меня. Что я детям напишу? Они тебя не поймут, — опять запричитала законная супруга.
     Василий дернулся, подскочил с кресла, громко хлопнув сиденьем. Воровато, украдкой посмотрел на жену, втянул ладони в рукава неказистой шубейки, поежился. Открыл рот, хотел что-то сказать, но вдруг низко опустил голову и неуклюже сел в кресло, как будто его в любую минуту могли согнать с этого места.
     — Гражданин Крикотун, где вы сами намерены жить?
     Василий опять подскочил, посмотрел направо, где сидела Валюшка, назад, где расположилась Верунька (он машинально назвал ее этим ласковым именем, каким величал ее еще в пору жениховства).
     — Да пусть они с вами договорятся. А мне что, мне все равно. Ведь и ту и другую жалко. А уж вы как присудите, так и будет!
     Зал зашелестел, заговорил. Истица и ответчица удивленно смотрели то на судью, то на Василия.
     — Да, да. Как вы решите, так и будет! — уже уверенно повторил Василий.
     На душе Василия стало спокойно. Ему не нужно выбирать. Пусть решают они. А ему что? А ему везде хорошо!

Теща

     Денис приехал домой утром, часов в десять. По дороге домой он выстраивал свой разговор с Ленкой. Да, да, он виноват, он не ночевал дома. Ну, дела, ну, бизнес. Хочешь иметь достаток — терпи. Да, надо было с партнерами встретиться. Да, забиться о сделке. Да, ресторан, сауна, ночной клуб. А как без этого дела решать? Сегодня суббота, весь день в распоряжении семьи. А в будни он деньги зарабатывает.
     Все это он проговаривал про себя. Оправдываться? Просить прощения? Все равно какое-то время Ленка будет дуться. «Приду, как ни в чем не бывало: что у нас сегодня на завтрак? Да, никаких оправданий. Да и устал, хочу отдохнуть. Спать залягу — и до вечера».
     Денис открыл дверь своим ключом. Снял туфли и в носках, на цыпочках стал пробираться вглубь квартиры. В доме царила напряженная тишина.
     Не было слышно ни детского смеха, ни Ленкиной болтовни по телефону.
     Молчал телевизор в тещиной комнате. В гостиной теща прошествовала мимо Дениса, как будто не замечая его.
     — Доброе утро, Анна Куприяновна, — нарочито громко поприветствовал ее Денис. Спина тещи чуть напряглась. Не поворачивая головы, теща буркнула что-то себе под нос, то ли «для кого доброе…», то ли «пришел-таки», и поплыла дальше.
     Он — к детям. Они играли в своей комнате в железную дорогу. На ковре — магистраль с мостами, тоннелями, переездами, стрелками и станциями. Денис подарил им этот конструктор на прошлый Новый год.
     Потом докупал разные элементы уже с сыновьями. Покупал, не скупясь. Что выбирали, то и покупал. Поэтому дорога разрослась, занимала почти все пространство в детской. Денис остановился у входа в комнату.
     — Привет, сынки! — искусственно бодро произнес он.
     — Здравствуй, папа, — как-то сухо сказал Тема, младший.
     — А, папа, привет, — не поднимая головы, добавил Антон, старший.
     Денис пошел на кухню. Жена что-то резала на доске. На плите кипело, варилось, жарилось.
     — Привет, дорогая, что у нас сегодня на завтрак? — и Денис попытался чмокнуть Ленку в щеку. Она приподняла плечо и отмахнулась от его нежностей, изобразив на лице брезгливость.
     — Не дыши на меня.
     — Ну, Ленусик, дела, дела! Ты же хочешь летом на Канары? А на это надо денежки заработать. И не всегда их днем зарабатывают.
     — Ты что, проститутка, ночами зарабатывать?
     — Ну, Лен, это ты зря. Я ведь и обидеться могу.
     — Мама, вон, всю ночь не спала, меня утешала. Дети, говорит, отца не видят и не знают — это полбеды, а вот когда жена не знает, где муж шляется, это катастрофа. Это не семья, а сплошной брачный договор.
     — Это она тебя таким образом утешала? Ну, теща! Анна Куприяновна, присоединяйтесь, нам без вас скучно, — прокричал Денис, ерничая.
     — Не трогай маму. Она права. Так жить нельзя. Или ты… — Лена не договорила. Денис вскочил со стула и вылетел из кухни.
     «Ну, теща. Ну, зараза. Увидишь ты у меня небо в алмазах! Я вкалываю, а она тут жену мою обрабатывает. И дети вон, как ледышки. Настраивает всех против меня. Все, надо завязывать». И с этими мыслями он прокричал:
     — Анна Куприяновна, а не пора ли вам домой? Загостились, небось, у нас. Я и отвезти вас могу. Вечером. А сейчас я с ребятами уезжаю. Артем, Антон, собирайтесь. Едем в детский центр. Новый, открылся недавно на Рублевке. Мы там еще не были.
     — Ура! Ура! Папа, а мама с бабушкой с нами? — ребята вылетели из своей комнаты.
     — Нет, у мамы дел много. А бабушка устала от вас, домой поедет отдохнуть.
     — Пап, а мы робота с собой возьмем?
     — А пистолет?
     — Возьмем, возьмем. Давайте, одевайтесь. На улице холодно. Шапки, варежки, — Денис доставал с полок ребячью одежду, — Тема, подними голову, шапку завяжу. Антошка, а ты сам, ты уже большой.

     В машине ребята затеяли игру. Бджи-аааууу-бджии-бджи — стрельба из пистолетов даже успокаивала Дениса.
     — Пап, а бабушка совсем уедет или вернется?
     — Вернется, когда отдохнет.
     — А бабушка говорила, что ты непутевый кобель. А кобель ведь — это собака, только мужчина. А почему ты собака?
     — Бабушка старая, и ничего не соображает. Слова путает, — Денис говорил это уже раздраженно.
     — А бабушка нам сказала, чтобы мы с тобой не разговаривали. Почему?
     — У бабушки спросите.
     — А бабушка маме сказала, чтобы мы тебя хоть по фотографиям изучали. Но мы ведь тебя и так знаем. И еще бабушка…
     — Так и сказала? Ладно, Антошка, давай лучше споем нашу любимую. Тема, запевай.
     — Про три танкиста? Или «Комбат»?
     — Лучше про это, как его… Ну, про любовь, — подсказал Антон.
     — Про любовь я не хочу.
     — Все, ребята, приехали. Выходи по одному, — Денис припарковал машину, и все дружно направились в детский развлекательный центр.

     Домой Денис с ребятами вернулся только к вечеру. Антон и Артем восторженно передавали свои впечатления от детского центра. Лена слушала, охала, ахала, но Денис улавливал искусственность в поддержании разговора. Да и с Денисом она общалась через ребят:
     — Антон, спроси у папы, он будет салат? Тема, узнай, папе чай наливать?
     Денис еле сдерживал себя. Сколько должно пройти времени, чтобы Ленка остыла?
     — Тема, скажи маме, что чай я не буду. И еще скажи, что я пошел спать.
     Денис намеренно не спросил о теще. Ее не было, значит, она уехала. Ну и хорошо. Скатертью дорога.
     Денис направился в спальню. «Отложим разговор и примирение с женой на завтра». Смертельно хотелось спать. Пока ребята развлекались, Денис накачивал себя кофе, боялся упасть прямо в Центре и заснуть. А теперь — спать.

     Прошло недели две. Денис помирился с женой. И старался ничем не нарушать их семейный уют. Анна Куприяновна не объявлялась. Денис догадывался, что Ленка болтает с ней по телефону. Но он не задавал вопросов о теще, а Ленка молчала. Он не мог ей простить «кобеля» и настраивания детей против него.
     Приближался Новый год.
     — Кто будет елку наряжать? — с этими словами он внес домой зеленую красавицу. Антошка и Артем кинулись ему помогать.
     — Пап, пап, а Дед Мороз к нам придет? А подарки он под елку положит, да?
     — Денис, мы будем кого-нибудь приглашать на Новый год? — осторожно спросила Лена.
     — Новый год — семейный праздник. Никого приглашать не будем.
     Денис понимал, что жена имеет в виду тещу, которая всегда приезжала к ним на Новый год.
     — Никого?
     — Ни-ко-го, — и Денис нежно обнял и поцеловал жену, — только ты, я и дети.

     Праздник удался на славу. В новогоднюю ночь Денис и Лена, уложив детей сразу после полуночи, часов до трех посидели, потанцевали одни. А в три к ним ввалилась компания старых друзей, вытащила их на улицу кататься на горках и пускать петарды. Все веселились, как дети.
     Спать легли уже утром.

     …Денис сквозь сон услышал голос Лены.
     — Мамочка, ладно… не плачь, мам… Передам, конечно… У соседей?.. Мама, ну, почему ты не зашла?.. Да, конечно, заберу сейчас. Ой, мама, ты тоже упрямая… Как одна? А почему тетя Вера не пришла?.. А ты к ней?.. А Людмила Игоревна?.. Тоже к своим уехала? Ну, мам, не знаю. Да, с ребятами все хорошо. Каникулы. Денис накупил билетов, будем по елкам ходить. Ладно, мамочка, я тебя люблю и целую…
     Денис лежал, широко открыв глаза. Он вдруг представил, как Анна Куприяновна одна встречает Новый год. Стелет кипенно-белую льняную скатерть, ставит парадный сервиз, раскладывает мельхиоровые приборы. Салат «оливье», утка с яблоками, грибной жульен, хрустальный бокал с минералкой… У Дениса сжалось сердце.
     Он вскочил с кровати. Надо что-то придумать. Надо, чтобы всем было хорошо.
     В спальню осторожно вошла Лена.
     — Ой, ты встал. А тебе мама передала подарок. Вот, смотри.
     На черной лаковой миниатюре был изображен тигр. Дерево рядом с тигром было усыпано перламутровыми листочками. Цвета на картинке были неяркие, приглушенные.
     — Да, ведь наступил год Тигра. Ох, Анна Куприяновна, молодец, теща!
     — А ребятам — вот это, — и Лена протянула два пуловера ручной вязки.
     Денис думал о том, как Анна Куприяновна приезжает в их дом, идет к соседям, что-то сочиняет про то, что у нее нет времени, она торопится и просит их передать подарки дочери только первого января.
     Ох, гордая теща, не зашла. Упертые они, эти старики, эти представители старшего поколения.
     Анна Куприяновна давно похоронила своего мужа и жила заботами и радостями семьи дочери. На ее руках выросли внуки, она оставалась с ними с удовольствием, давая возможность дочери и в театр, и в гости сходить, и в отпуск с мужем съездить. И не требовала какой-то особой заботы о себе, благодарности. Участвуя в жизни дочери, Анна Куприяновна считала возможным и даже необходимым давать оценку укладу семьи Елены. Конечно, вся критика была направлена на Дениса. А зять… Как казалось Анне Куприяновне, он не всегда соответствовал классическим семейным канонам. Обижал Лену. Своим отношением, поведением.
     Конечно, Анна Куприяновна не хотела развести дочь с зятем. Но говорила Елене, что Денис ее не достоин. Что он невоспитанный чурбан. Не пришел ночевать — «скажи ему, что ты от него уходишь. А если и разведешься, ничего, детей поднимем. Не ты первая, не ты последняя. Найдешь себе побогаче и поумнее». Но Лена любила Дениса, прощала ему многое. И не хотела слушать мать.
     После сцены, когда Денис выгнал ее из своей квартиры, Анна Куприяновна решила, что больше помогать дочери не будет. Пусть крутится, как может. Правда, она, конечно, поздравит семью дочери с Новым годом. Вот и шерстяные пуловеры для внуков связала, и китайскую миниатюру с тигром купила. Денис такие любил. А она и одна проживет.
     Но после встречи Нового года в одиночестве Анна Куприяновна что-то совсем загрустила. Перспектива одинокой старости ее пугала. Одна, совсем одна. Да и по внукам скучала очень. «Как они там без меня? Антошка, небось, опять за компьютером часами сидит. А Темочка плохо ест, он ведь только бабушкины котлетки любит». Но не пойдет же она на поклон к зятю. Еще чего!

     За день до Рождества Денис предупредил Лену, что будут гости. Стол должен ломиться от всяческих яств.
     — Ленуська, все должно быть по первому классу. Вместе с нами будет пять человек. Да ты все умеешь. Вино, деликатесы — все беру на себя. Завтра смотаюсь в магазин. Все закуплю.
     Ровно в три раздался звонок в дверь.
     — Я открою, — прокричал Денис.
     Елена суетилась на кухне.
     — Лена, Антон, Артем, идите все сюда. Встречайте гостью.
     В прихожей стояла Анна Куприяновна. Дети бросились к бабушке:
     — Бабуля! Приехала!
     — Мама? Мама! — Лена кинулась ее обнимать.

     Сели за стол. Денис, Елена, Антон, Артем. И Анна Куприяновна. Пять человек.
     — А теперь тост, — сказал Денис. — Дорогая Анна Куприяновна, я решил, что нечего вам жить отдельно. Здесь у нас есть комната, ваша комната. И живите. И давайте — за вас. Мама — можно я вас так буду называть?
     — Да уж… Ну, что вы, Денис, — Анна Куприяновна почему-то перешла с Денисом на «Вы». — Да я буду вам мешать. Приезжать буду, когда позовете. А к вам… совсем…
     — Анна Куприяновна, так я могу вас называть мамой?
     — Ой, Денис, как вам нравится. Можно и мамой.
     — Ну, вот и договорились, — Денис высоко поднял бокал. Хрусталь зазвенел.
     — Ленуська, неси все, что настряпала. Будем праздновать. Да, мама? Да, я вам приготовил подарок к Рождеству.
     Денис встал, достал из шкафа сверток, развернул. Пушистый оренбургский платок лег на плечи Анны Куприяновны. Она не дала убрать руку Дениса со своего плеча, накрыла своей рукой.
     — Спасибо, сынок, спасибо.