Читальный зал
На первую страницуВниз


Наш Конкурс

Марина Степанова родилась в Оренбурге, большую часть жизни прожила в Минске (Белоруссия). По образованию филолог, учитель английского и французского языка. По специальности работала недолго; но считает, что владение словом, в частности, и языком в целом — одно из наиболее ценных качеств представителя любой профессии. Сейчас живет и работает в Лондоне. Это ее первая публикация.

 

МАРИНА  СТЕПАНОВА

Петькины открытия


     Петька сидел в углу насупившись. Не то чтобы он обиделся на Иваныча, но Иваныч, конечно, не по-мужски как-то поступил: взял и сдал Петьку сюда. Но плакать Петька не будет. Глаза грустные? Грустные. Потому что ничего хорошего нет в том, чтобы сидеть в этом приюте. Тем более Петька всю жизнь свою был птицей вольною, а тут — на тебе: стены, обед в установленное время, на прогулку и то — по расписанию. Но плакать — нет, не будет. Почему? Потому что Петька давно понял, что плачут только тогда, когда себя жалеют. Больше ни по какой другой причине. И как только Петька это понял, сразу плакать и перестал. Раз и навсегда. Не по-мужски это — себя жалеть. Правильно? Петька много уже законов жизни открыл. Например то, что у каждого есть свои дни-перемены или переменки. Обязательно. И называются такие дни «однажды». Про себя Петька их так называет. Потому что в такой день все идет как-то не так — плохо ли, хорошо ли, но не так, как обычно. Вот жил Петька в городе. Беспризорником рос. Жил на улице, сколько себя помнит. Наверняка и другая жизнь была у него когда-то, а может, и не было. Кто знает? Бедненький, несчастненький? Ничего подобного. Делай, что хочешь, живи, как хочешь, сам себе господин. Вам, может быть, и не нравится, а Петька доволен был своей жизнью, да и не знал другой-то, если честно. Приворовывал, конечно. Не без этого. Что-то пить-есть надо. Нехорошо, но никто особо-то и не пострадал — не миллионы же Петька воровал. Так, по мелочи. В общем, нормально все было. А потом наступил его день-«однажды»...
     Искал Петька в очередной раз, где бы ему переночевать. Одного какого-то постоянного места-ночлежки не было у него. Каждый раз надо было придумывать что-то. И вот увидел Петька во дворе одного дома прицеп. Синий такой. Брезентом прикрытый. Прицеп пустой. Петька юркнул туда, а там — просторно, тепло, вот тебе и крыша над головой. Мотель на колесах, короче, настоящий. А утром, когда проснулся, вокруг уже народу — море. Петька даже нос побоялся высунуть. И рано ж еще было, но что-то вот не спится людям. Притаился Петька. Не велика беда, разойдутся все, он и выскочит. Но не тут-то было. Прицеп этот покатился куда-то. Когда Петька высунул-таки нос из-под брезента — уже ехали они по дороге, и не решился он выпрыгивать. Не струсил, даже наоборот, смелость проявил. У Петьки своя теория на этот счет. «Однажды» можно запросто проскочить. Это вам не понедельник, который не обойдешь и не объедешь. Выпрыгни он из прицепа — и остался бы в обычной субботе, а вот потерпел чуть-чуть и оказался в «однажды». Чтобы попасть в этот день требуется быть слегка рисковым. И потом, куда этот прицеп может уехать? Не на край же света. Хорошо, что не выпрыгнул. Потому что прицеп приехал в рай. Петька понятия не имел, что на земле есть рай. Дачи называется. Там есть все: еда, друзья, лес, речка. Понятно, что в раю и люди добрее. Могут даже сами поесть предложить. Совсем не жадные. С детьми Петька там познакомился. До этого, представляете, не знал даже, что такое прятки, догонялки, да и игры вообще. Не до того было. Счастье! Как это еще назвать можно? Дальше — больше. Иваныча встретил. Он Петр Иванович в принципе. Тезка оказался. То есть Петька и не знал, что он сам — тоже Петька, это Иваныч ему и сообщил. Домой к себе Петьку пригласил. Накормил, напоил. Петька даже и ночевать в доме мог. Один Иваныч там жил. Сядут, бывало, вечером, Иваныч посадит Петьку рядом и давай истории рассказывать. А Петька что? Он и не против. При этом на привязи, что называется, Иваныч Петьку не держал. Хочешь — живи тут, хочешь — иди на все четыре стороны. Так что днем Петька играл с друзьями, в лес они ходили, грибы-ягоды собирали, просто дурака валяли. В войнушку тоже играли. Петька всегда разведчиком был, потому что он умный, внимательный, осторожный, плюс располагает к себе, да и кто мог с ним тягаться в этой роли? Лучший он, одно слово. И за это Петьку и «наши» и «ваши» любили.
     Вот Петька думал-думал, как быть, да и надумал с Иванычем остаться. Тем более Иваныч сказал ему, что собирается на даче круглый год жить. Когда решение уже было принято, Петька захотел сделать Иванычу приятное — «поляну накрыть», как положено в обществах. И принес курицу. А Иваныч как разошелся, как раскричался: воровство, что-то там еще. Но потом, кстати, съели они с Иванычем эту курицу. Нормальная, вкусная курица была. И Петька понял, что Иваныч так просто пошумел, из скромности и для проформы. Да и потом, Иваныч не сильно богатый был. Мясо не каждый день ел. А Петьке без мяса никак. Невкусно ему живется тогда. Организм, опять же, растущий. И стал Петька этих кур время от времени приносить. А что? Мужчина он или нет? Добытчик или как? А Иваныч с каждым разом все грознее и грознее становился. Один раз даже ремнем потряс перед Петькиным носом. Поди пойми людей. Не Иваныча же кур Петька придушивал слегка. Соседские они. И если так уж нельзя их воровать, то почему ж потом Иваныч их ел вместе с Петькой? Непонятно. Иваныч этих кур «улитками» почему-то называл, и именно поэтому, якобы, есть их и надо. Не очень логично все это звучит, конечно, но, может, он не сильно образованный, а может, жизни не видал. Всякое ж бывает.
     Только вот пришлось Петьке познать еще, что такое предательство. Предательство — это когда сосед приходит разбираться, кто тут безобразничает, ты прячешься за большого, сильного друга, а он тебя за шкирку вперед вытаскивает, и уже ты стоишь один на один со страшным соседом, а сзади тебя вовсе и не друг твой, а мелкий, подлый предатель стоит. Это так Иваныч поступил. Сосед сказал еще, что это вообще неправильно или даже незаконно, что ли, Петьку тут держать, и что надо его в приют сдать. Если, говорит, Иваныч сам не сдаст, то сосед милицию вызовет. И вот Петька здесь, в приюте. За что? Ни за что. За то, что хотел добром за добро отплатить. И вот третий день уже, между прочим, он в приюте. Вообще не ест ничего. Заходил тут один, говорит — стресс у Петьки, вот и не ест. Никакого стресса, предали просто Петьку. А это больно, да так, что и есть совсем не хочется. Но ничего, у Петьки есть план. Сбежит он. Видел дырку в заборе. Тоже мне, решили ветер вольный в четырех стенах удержать. Додумались. И больше — никаких друзей. Жил он сам по себе, и дальше будет жить так же. Никого не надо было в душу пускать. Это тоже, наверное, не по-мужски.
     Вечером вышел Петька на прогулку, еще раз проверил — на месте ли дырка. На месте. Сразу бежать нельзя, могут и за хвост схватить, а вот когда зазывать к ужину станут, вот тут и надо будет рвануть. Сказано — сделано. Что-что, а физподготовка у Петьки что надо: за одну секунду оказался по ту сторону забора. Никто и ахнуть не успел. И как побежал... Сначала — куда глаза глядят, а потом, когда приют совсем исчез с горизонта, остановился, потому что «что-то внутри» приказало остановиться. Это интуицию Петька называет «что-то внутри». Очень полезная штука. Главное, слушаться ее. Интуиция дурного не подскажет. Вот и Петька встал, по сторонам озирается. Что-то должно произойти. Вдруг, не поверите, видит, Иваныч бежит. Вы представляете себе бегущего старичка? Петька даже улыбнулся. Разве так бегают? Такое чувство, что если б Иваныч шел — быстрее было бы. Только в прошлом уже Иваныч, пусть бежит, куда хочет. Но что-то интуиция эта Петькина удерживает его, как будто он прямо к земле прирос. Может, случилось, например, что с Иванычем? Что-то же не так, правильно? Незлопамятный Петька. Так и быть, пойдет, узнает, что такое, а потом — прости-прощай, Иваныч. И тут настроение у Петьки поднялось отчего-то, легко и радостно стало. Бежит, а Иваныч его уже и сам заприметил. Сел на пенек, ждет.
     — Ах ты, хулиган лопоухий! Удрал? И правильно сделал! А я и сам за тобой тороплюсь! — почесывая Петьку за ушами, Иваныч чмокнул его прямо в холодный, мокрый нос.
     Ух! И тут Петьку как прорвало, как принялся он облизывать и нос, и лоб, и щеки, и губы этого предателя Иваныча. А щеки у Иваныча соленые. Петька раньше никогда так себя не вел, это был первый раз в его жизни, правда. Ему и в голову такое не приходило делать. Сам в шоке был. И вот он знать не знал, что такие невкусные эти люди. Да и не будет он больше целоваться, потому что не по-мужски это. Но сегодня — ладно уж. Всю дорогу домой Петька подпрыгивал, кульбиты в воздухе выделывал, за хвостом своим гонялся. Отличное развлечение, кстати, оказалось. И Иваныч смотрел на него и смеялся. Короче, чувствовал себя Петька на седьмом небе. Абсолютно новое, незнакомое ощущение. Придет домой, уляжется на своей подстилке и подумает, как обозвать это открытие. Или пусть не мучается. Любовь это, Петька, называется.

     

На первую страницу Верх

Copyright © 2013   ЭРФОЛЬГ-АСТ
 e-mailinfo@erfolg.ru