СТИХИ
УЧАСТНИКОВ ФЕСТИВАЛЯ
“НОРД-ВЕСТ – 2000”
РОЛАНДАС
РАСТАУСКАС, Литва
ФРЕСКА
Когда зимы инфарктной
чернота
Сжимает вновь твой
голос и движенья,
А впадина овражная с холста
По Брейгелю и Хальсу
лжёт блаженно,
Когда все вещи скрыты
не в вещах
И ангел указует
направленье
Трём всадникам, что
тронулись впотьмах
На клячах, топчущих
без сожаленья
Всех, кто бы им ни
повстречался вдруг
От Вильнюса до Тракай.
остаётся
Лишь имя повторять.
Но тишина вокруг.
Ни голоса, никто не
отзовётся;
Ни голоса. И
мертвецов берёт испуг.
СЕРГЕЙ
ЛЕЙБГРАД, Россия
* * *
Молоко, локомотив,
Колыма, уколы, тиф.
Комсомолка возле
школы
на осколках Кока-колы.
Мукомольня с кулаком,
первый блин пошёл в местком...
Умереть легко-легко
мне мерещится и
тщится.
Утро. Слово “молоко”
гулко множит
продавщица,
как кукушка... Не
проснусь
и к раздаче
опоздаю,
у меня на сердце
грусть,
у меня квартира с краю.
У меня не тот разрез
глаз и этот контур
носа.
Волк с картинки
смотрит в лес,
план замыслив “Барбаросса”.
Что ж я медлю
столько лет,
Псу под хвост какое
лето?..
Дети Ветхого Завета
прячут ветошь в туалет,
Иисус из лазарета –
фан рок-групы “Назарет”...
Я умру под потолком –
мама, дочь, жена,
невеста –
в нетях вечного
инцеста
с многократным
молоком...
ДМИТРИЙ
ВЕДЕНЯПИН, Россия
ОДУВАНЧИК
Жизнь моя в столбе
бесплотной пыли,
В облаке,
расплывшемся от слёз,
В зеркале, которое
разбили,
А оно очнулось и
срослось.
В комнате, как в солнечном
осколке
Озера, сверкающего
сквозь
Листья и ослепшие
иголки,
Пляшут пряди
солнечных волос;
Рыбаки спускаются
по склону
По траве, блестящей
от росы;
Папа говорит по
телефону,
Обречённо глядя на
часы.
Даже в зимней
обморочной давке,
В стеклах между
варежек и шуб
Тонкие секунды, как
булавки,
Падают, не разжимая
губ;
Но не зря в серебряном
конверте
Нас бесстрашно
держат на весу –
Как от ветра,
спрятавшись от смерти,
Одуванчик светится
в лесу.
ТАТЬЯНА
ВОЛЬТСКАЯ, Россия
* * *
Ни пыльные башни крапивы,
ни сизые чащи,
Ни клевера пламя, ни
дым от помойки горящей,
Ни дребезг трамвая,
ни плачущий ангел на шпиле,
Ни угол остывший, где
умерли те, кто любили,
Ни юг, шевелящий
златыми устами пшеницы,
Ни ветреный север,
бесплодный, как лоно блудницы,
С полями, как
вечность — гниющая мелкая свёкла,
Ни сено, что скошено
утром, к обеду намокло,
Ни серая твердь, ни
корявая глина, где нашу
Неплотную плоть
распускаем, как пёструю пряжу,
Ни гром запоздалый,
ни заросли дикой малины –
Твой голос мне родина,
всё остальное –
чужбина.
ЮЛИЙ ГУГОЛЕВ,
Россия
* * *
От первородного литья,
от призрачного
шевеленья
покачивается ладья
в медлительных
волнах забвенья.
Мы в ней уносимся
туда,
где дней
слипающихся хлопья
ложатся на воду.
Вода
поглядывает
исподлобья
на лица, стёртые
веслом,
на листья рыбьего
дыханья.
Луною освещённый
сом
плывёт сквозь наши
очертанья,
сквозь растворённые
в вине
объятья, губы и
ресницы,
где тень твоя ещё
дымится
в своей жемчужной
наготе.
Но в соматической
работе
трещат оплавленные
швы,
уже сквозят побеги
плоти
сквозь шелест
жаберной листвы.
Дыханье делается
суше,
мелеют сны, когда
тайком
испуганные ветром
души
обнимутся под
потолком.
ПЕТЕР
ЛИНДГРЕН, Швеция
СПОРТПЛОЩАДКА
На самом-то деле кататься
здесь запрещено
на велосипеде но к дому
так ближе
и в темноте
ощущаешь почти как во сне
что упадёшь ничего
ничего не случится
Обычный ориентир
потусторонний неоновый свет
Вот или вот самолёты
летят над спортивной площадкой
направляясь кто в Хельсинки
кто в Вилльманстранд
Горят и мигают огни
Обычно я думаю
пока я вращаю педали
на этой спортивной площадке
что там в облаках
стюардессы на каблуках
Как раз вот сейчас
мне кажется
одна из них катит
тележку из стали слепящей
Смещается центр
тяжести вдоль самолётного тела
но изменение это не
столь велико
чтоб отразиться в одном
из приборов пилота
И вновь по проходу
она её катит легко
и пахнет рисовым
пирогом
варёным яйцом
Но вот потом заминка
Ещё одна стюардесса у
неё на пути
Стоит опершись о
спинку кресла
в такой позе, что её
уже не обойти
Во всяком случае один
из пассажиров
оттуда где он сидит
именно так
разглядывает её вид
сзади
пока она силится
втиснуть громоздкую сумку
в отделение для
ручной клади
Он отпускает какую-то
шутку
И хотя стюардессы
одеты в нечто узкое в облипку
финского цвета
синее белое
каждая способна на
улыбку
Раз умирать
то уж лучше чтоб
вместе с такими как эти
думаю я
на спортивной
площадке на велосипеде
Это довольно утешные
мысли надо сказать
А если бы всё тот же
пассажир
наоборот глазел в иллюминатор
тогда бы ему или ей
там нечего было б
увидеть
лишь собственное
отраженье
и
также с поправкой
на резкость
бортовые огни
свет их как бы пылает
в крыле
упованьем что
свойственно людям
ну хоть чем-то
напоминающим упованье
я же пока без фонаря
еду домой по
замёрзшей спортивной
площадке
Облака
и не видно уже ничего
в этом городе
даже труб заводских
на другой стороне спортплощадки
Если только вот
знаменьем грозным
самолёт вдруг
завалит крыло
курс изменит или
пойдёт на посадку
может будут видны
тогда тусклые улицы
в рассеянном свете
всё остальное темней
великая пустотелая тьма
а я-то мог быть какою
угодно тьмой
если бы я тут в ней
не маячил на
велосипеде.
Перевод со шведского Юлия
Гуголева
АНДРЕАС ЕХИН,
Эстония
* * *
я пузырёк
ты пузырёк
он пузырёк
мы пузырьки
вы пузырьки
они пузырьки
пузырёк лепится к пузырьку
а кто-то дует в соломинку
Перевод с эстонского
Светланы Семененко
|
