КУРОЧКА РЯБА
(пародии и стилизации)
Игорь Северянин
ПОЭЗА НОЧНАЯ
Это было у моря, где ажурная пена.
В старозамке графиня с маркизом жила.
И для них Куроряба под этюды Шопена
В златоклетке яйцо золотое снесла.
Но беззвучно, как сон, серомышь пробежала,
Сюрпризэрно омолнив свой лиловый каприз,
Златоклетку задела, и яичко упало.
И разбилось оно – и заплакал маркиз.
А графиня грезэрно платочек терзала,
Грозоночью у моря слыша гибельный зов.
Бледнопальцы ломая, томно вышла из зала,
Чтобы броситься в море под сонату ветров.
Белла Ахмадулина
ПИР ВО ВРЕМЯ ДОЖДЯ
Я шла, верша на улицах балет.
Шёл рядом Дождь, мой спутник неизменный,
И мы, дрожа то дерзко, то надменно,
В приличный дом явились на обед.
Сиял яичной желтизной паркет
У пожилой четы искусствоведов,
Иначе говоря, у Бабы с Дедом.
И Дождь им не понравился. О, нет!
Но я, оставив Дождь, начну с яйца.
Кто прав в сей пре за право первородства,
Яйцо иль курица? Первее чьё сиротство
Явило милость горькую Творца?
Когда острей тернового венца
Вопрос терзал чело привычным адом,
Внесли омлет. Я крикнула: «Не надо!»
Как страшно в нём присутствие яйца!
Возможно ль всуе разбивать яйцо
И в суете лишать защиты хрупкой?
О, как оно ранимо без скорлупки!
Как скорбно его детское лицо!
Мне, чернокнижнице, угоден ли омлет?!
О, пир кощунственный искусствоведов!
Но я ушла от них, не дообедав –
Моей гортани горек стал обед!
Читатель спросит: «Ну, а что же дождь?..
К чему он в этой повести печальной?»
Отвечу: «Он присущ мне изначально,
Как выпуклость чела, как жар и дрожь».
Андрей Вознесенский
БЬЮТ ЯЙЦА
Автомобили, автомобили -
Час пик на площади Пикадилли.
Пикапы воют, сойдя с ума:
– Мать, мать, мать, тьма.
Выпучив фары, хлопая дверцами,
Мерс багровый взлететь надеется.
А лимузиночку к бровке прижали.
Ей побоку пробка – она рожает.
Молча, как русская баба в поле.
– Больно!
Терпи, железная,
Держись, хорошая!
Тому, заезжему,
Сейчас по роже бы!..
Ему, залётному, плевать на жалобы -
Коротка любовь дирижаблева.
Он наверху теперь, раздулся жабой,
Ему всё пофигу. Она – рожает.
На пыльном асфальте заплёванном
Яйцо родила золотое.
А с вами, гёрлочка клёвая,
Бывало хоть раз такое?
Не к красоте, не к чуду,
А поживу почуяв,
Спешили из каменных чащей
Стаи прямоходящих,
Будто бы стаи воронов,
Но проворней и злей.
И кто-то прокаркал: «Поровну
Разделим золото. Бей!»
Первым ударил джентльмен с сигарой, пускавшей огромные кольца дыма. Кольца нанизывались на шпиль Вестминстера. Под их тяжестью шпиль опасно изогнулся. С тихим звоном яйцо подкатилось к женщине, только что натянувшей кожу на обнажённые мышцы. Кожа была с пупырышками и сильно поношенная. Из-за спешки уши попали на пятки и при каждом шаге алчно причмокивали.
Бог человечий помочь не смог,
Куда ты смотришь, машиний бог?!
Корчась, кричали площади:
– Пощади!
Но били подонки, пиная ногами...
Вечная память!
Как речки по глобусу,
Трещин чёрные полосы
По золоту
Поползли.
А может, они были красные?..
В мутную Темзу яичко упало.
Вечная память!..
«Дворник» не смахивал капли
Со стёкол машины,
Тихо шуршали шины,
В Москве вёл «Панораму» Каплер.
Пахло бензином.
Золотая слезинка
Скатилась с лица Земли...
Владимир Маяковский
ОТЛИЧНО!
поэма
У кулачищи
Кур тыщи!
У Деда с Бабой –
Одна Ряба!
Куры кулацкие
несутся золотом,
А Баба
зубами
клацает
с голоду.
Сынок кулацкий
садится за стол –
Яиц на столе,
наверно, за сто.
Холмятся на блюде
Стадом верблюдьим.
Чавкая,
яйцами выжелтив рот,
Сынок кулацкий
тридцатое жрёт.
Вошёл в раж,
Взопрел аж.
Вдруг из подполья –
красная Мышь:
«Яйца – рабочим!
Буржуям – шиш!»
Долой кулацкое яйцо золотое!
Даёшь пролетарское,
простое!
Бей старья трухлявое золото,
Взмахом одним
в порошок сотри!
По «Фаберже» бережёному –
молотом:
Сверху золото –
гниль внутри!
Дружно взялись –
Строим социа-
лизм!
Всякое дело
Сладим умело.
Труб фабричных
целые тыщи
Под кожу небову
пускают дымищи.
Вспухло небо дымами враз,
Жмурит жёлтое солнце-глаз.
Я заявляю:
«Баба-частница!
Не лей по протухшему слёз ручей!
Левой!
Вливайся в кооперацию -
Простое яйцо
здоровей и вкусней!»
ХОККУ
Задев золотое яйцо, мышь пробежала.
Осенью о невозвратном
Плачу в нефритовом павильоне.
И.А.Крылов
КУРИЦА И МЫШЬ
басня
Мышь с Курицей, как две сестры родные жили,
Друг без друга не ели и не пили.
И где одна была, – другая, верно, там.
Такую дружбу, право, видишь редко –
Пирог ли, корку – всё делили пополам...
Однажды поутру снесла яйцо наседка.
Оно бы хорошо, да недосуг
Высиживать яйцо беспечной птице:
Явилась надобность ей, будто, отлучиться
(В чём нет ещё беды, коль рядом верный друг).
Ей Мышка говорит: «Иди, Хохлатка, смело,
А я постерегу, мне не в новинку дело.
Покойна будь, не торопись».
Ушла Хохлатка. Вдруг, откуда ни возьмись,
Навозна Муха прилетела.
То сядет на яйцо, а то над ним кружится
«Ну, – мыслит Мышь, – прихлопну озорницу».
Нацелилась и, что хватило сил,
Хвостом докучную огрела.
Исход сего плачевный был:
Яичко – вдребезги... А Муха улетела.
Хоть дорога при нужде нам услуга,
Не все дела доверить можем мы друзьям.
Коль снёс яйцо, высиживай уж сам,
А не зови на помощь друга.
М.Зощенко
АРИСТОКРАТКА
Недавно в нашей коммунальной квартире такой случай вышел или, я бы сказал, инцидент. Проживает у нас старичок один. Он до революции профессором был или даже бухгалтером, а теперь на пенсии. Отдыхает себе от царского режима и эксплуатации. И бабушка у нас в квартире имеется, тоже старушка. Она хоть из угловых жильцов, но образованная, острая такая дамочка. И вот, представьте, решили они сообща курицу себе завести, чтобы домашними яйцами питаться.
Почапали на базар, а к вечеру вернулись: оба-два и курица с ними. Квохчет и трепыхается по-куриному. А на кухне уже все жильцы собрались. Всем хочется на курицу полюбоваться, тем более, что курица эта, старички сказали, не простая, тем более, что она заграничная. Ихней, буржуйской выделки – курица-аристократка, словом.
И вот, сидим мы на кухне и ждём, когда эта выдающаяся курица нестись начнёт. А она гуляет между нами, головку боком держит и только пол иногда пачкает. Ладно, думаем, может, мы ей сосредоточиться не даём. Посадили её в корзину, и спать разошлись. Как вдруг, ночью уже, не человеческий, а дамский какой-то визг раздаётся. Выбегаем в коридор и видим: на полу – раздавленное яйцо, а курица вцепилась в жиличку Мышкину и клюёт во все малоподходящие места. Курицу мы от неё, конечно, оторвали и говорим:
– Вы, гражданка Мышкина, своими безыдейными криками отдыхать людям после трудового дня мешаете.
– Я не виноватая, – отвечает, – у меня система очень нервная. А теперь мне через куриные покусы на службе появляться неудобно, да ещё уколы придётся делать. Исключительно бешеная птица.
– Это курице теперь уколы надо делать, – вякает угловая бабушка.
Наутро жиличку Мышкину и курицу осмотрел ветеринар. Мышкиной анисовых капель дал, а курицу лечить не стал, так отпустил. Сказал, что вполне здоровая птица, но яиц от неё не предвидится. Потому, что это – петух. А яйцо, которое гражданка Мышкина раздавила, – непроверенный факт. И медицины это не касается.
1000 и 1 ночь
КУПЕЦ И ДЕРВИШ
«Дошло до меня, о счастливый царь, что жил некогда в городе Багдаде купец по имени Муззафар. Он объездил много стран на Востоке и на Западе, и везде торговал, и торговля его шла успешно, и каждый динар приносил ему два. Но когда он состарился, дела его пришли в упадок, и всё, что он нажил, ушло от него.
Однажды, когда купец сидел в своей лавке, мимо проходил рябой дервиш. Он был одет в лохмотья, и ноги его были в язвах, и вид его вызывал сострадание. Сердце купца наполнилось жалостью. Купец вышел к дервишу и, почтительно поклонившись, позвал его в свой дом.
Муззафар омыл ноги дервиша, и дал ему свою праздничную одежду, и накормил лучшим, что было в доме.
Когда дервиш насытился и отдохнул, он сказал купцу:
– Да воздаст тебе Аллах, о почтенный, да принесёт он тебе исполнение желаний.
С этими словами дервиш исчез, а на его месте появилось золотое яйцо, прекрасное, как полная луна. Сердце Муззафара наполнилось радостью, он позвал жену и сказал ей:
– О, дочь моего дяди, посмотри, что оставил нам дервиш!
И он рассказал, что произошло у него с дервишем.
– Воистину, нет чудес, кроме как у Аллаха! – воскликнула жена. И пока они так говорили, из-за ковра выскочила мышь. И она начала расти и увеличиваться, и сделалась огромной. И купец с женой поняли, что мышь эта – ифрит.
А ифрит ударил хвостом, и яйцо разбилось. И Муззафар с женой стали рвать на себе одежду и посыпать голову пеплом, и скорбь их была велика…»
Но тут застигло Шехерезаду утро, и она прекратила дозволенные речи.
