|
Наш Конкурс
Елена Гугова живет в г.
Рыбинске, ей 26 лет. По образованию – юрист, занимается разведением
кошек. Прозу пишет с детства. Это ее первая публикация.
ЕЛЕНА ГУГОВА
Игры Мы все в детстве во что-то не доиграли. Особенно мальчики. Всем
известно, что с возрастом у них меняется лишь цена игрушек, но я и не
подозревала, что у мужского пола все настолько запущенно.
Мне вообще «везло» в этом смысле с молодыми людьми. Первый мужчина
обратил внимание на мою персону, когда я явилась в детский сад
с красавицей-куклой в обнимку. Но вскоре оказалось, что чувства он
питает вовсе не к моим красивым глазам. Через неделю его ветреное сердце
уже принадлежало Полине и ее говорящей кукле. После садика мы
перекочевали в школу, куклы остались дома, а коварный изменник потерял
интерес и к Поле. Как и положено обманутым женщинам, мы подружились и
вместе оттачивали мастерство плетения коварных интриг на бедном
мальчике. Сейчас он работает в кукольном театре, а мы с Полькой дружим
до их пор.
Второй гонялся за адреналином — не давала покоя слава Шумахера.
Целых костей в его весьма симпатичном организме к двадцати годам почти
не осталось, но гордость от пережитых аварий явно перевешивала вред
здоровью. С ним я потеряла девственность. Но перспектива переодеться
в подобающее вдове черное, не успев примерить подвенечное платье, не
вдохновляла, и мы расстались. Он гоняет до сих пор. Похоже, машины
навсегда останутся для него и женой, и детьми.
Потом судьба регулярно подбрасывала мне похожие варианты. В виде
геймера, предпочитающего мочить монстров и спасать виртуальных эльфинь.
(Обычным девушкам он отводил роль поставщиц пива, чипсов и секса.) Или
шахматиста, у которого хорошо работала голова — и только. Был даже
микробиолог. В схватке с крохами-бактериями я с позором проиграла — куда
уж мне с трояком по биологии!
Всерьез призадуматься о карме заставил Игорь. Его фетишем был
простой мобильник. Вроде бы довольно безопасная для любви вещь, да?
Сначала и я не находила ничего странного в частой смене телефона. Пусть,
раз уж любимому так хочется. Да и доводы Игорь приводил очень веские. То
сотовый сломался, то его украли, то «ну, зая, понимаешь, у Фролова
в соседнем отделе такой, чем я хуже?» Будучи влюбленной по уши, я,
конечно, не хотела, чтобы мой избранник чувствовал себя хуже какого-то
там подлого Фролова и стоически терпела отсутствие кино, кафе, цветов,
шопинга и даже подарков на день рождения. Но с началом совместного
проживания героизм сдулся, как проколотый шарик. С осознанием, что живем
мы на мою зарплату, а все остальное уходит на болезненную страсть
сожителя, и так погрязшего в кредитах, пришло отвращение к сотовым
в принципе и стойкая неприязнь к Игорю в частности. Ни кнут, ни пряник
не помогли.
Последней каплей в океан моего терпения стал очередной кредит на
ужасающе тонкую и дорогую игрушку, необходимую ему, как воздух.
Возможно, он и смог бы отделаться грандиозным скандалом, но в качестве
агнца на алтарь божества — то бишь взноса за телефон — была положена моя
заначка на отпуск, — кстати, совместный! Я опять не выдержала
конкуренции с мужскими игрушками и хлопнула дверью, оставив нехитрые
мечты о тихом семейном счастье среди обломков чудо-аппарата.
Когда мне стукнуло 28, сомнения в наличии на планете нормальных
мужчин переросли в уверенность, что они вымерли. Теперь я выбирала
осторожно и вдумчиво. Главным критерием стала… обычность. Со стороны это
смотрелось странно, но первое свидание я превращала в допрос
с пристрастием. Не хватало только детектора лжи. Пригодился бы, кстати,
в арсенале любой девушки. Конечно, первое свидание становилось
последним. Иногда парень в середине разговора вспоминал о больном
хомячке, невыключенном утюге — и сбегал. Часто про хомяка, голодных
детях и ревнивце муже вспоминала я — стоило услышать, что свободное
время Костя посвящает игре в карты, Валерий собирает монеты, а Сергей
любит путешествия.
Потом в голову приходило, что Костя может играть на интерес
с друзьями по выходным, Валерий не такой фанат, как Игорь, а отдыхать
с Сергеем мы могли бы и вместе. Благодаря такому тщательному отбору
мужчины исчезали из моей жизни, не успев в ней, по сути, и появиться. Я
решила смириться со своей кармой, завела котенка, купила большой
телевизор и начала жизнь старой девы. И, конечно же, по закону подлости,
именно в этот момент я услышала:
— Девушка, я не умею красиво знакомиться, но если прогоните — не
переживу!
Со мной никто никогда не знакомился на улице. Особенно когда я,
сонная и без косметики, жду автобус. Отметив симпатичность нахального
субъекта, я отвернулась, но он не унимался:
— Дайте мне хотя бы крошечный шанс! — парень так обаятельно
улыбался, что моя уверенность в том, что я хочу жить без мужчин,
пошатнулась. Может, ну самый распоследний разик?.. Так, нет и еще раз
нет!
— Молодой человек, оставьте меня в покое, — мне удалось сказать это
столь сухо, что будь мои слова осенними листьями, они тут же бы
рассыпались в прах. Хорошо получилось, эффектно. Но не эффективно.
— А рядом постоять можно? — спросил незнакомец и скорчил умильную
рожицу. — Обещаю не тревожить ваш покой, буду тихонько поскуливать и
вилять хвостом.
Не выдержав, я рассмеялась. Что ж, раз мужчина может меня
рассмешить, надо дать ему шанс! В конце концов, просто друг мне сейчас
совсем не повредит.
…Дружбу нельзя портить сексом! Это очень мудро. Мы с Антоном свято
следовали этому золотому правилу. Целых два дня. На утро третьего я
проснулась в широченной постели, хмуро покосилась на уже бывшего друга и
поняла, что вновь ступила на поле, устланное граблями. По которому бодро
шагаю с идиотской улыбкой всю свою жизнь. Ну вот что прикажете теперь
делать? с позором сбежать, пока еще не увязла по самые уши? Как глупо!
Делать вид, что ничего не изменилось, и мы все равно друзья? Ага,
друзья, которые иногда спят друг с другом. А ведь ночь, кстати, мягко
говоря, удалась…
— При-ивет! — он сонно улыбнулся и потянулся ко мне. — Любимая.
— Антошечка! — вся моя оборона разом рухнула. Всхлипнув, я
прижалась к нему. Какое там бежать! Поздно. Не зря говорят, что любовь —
болезнь, к которой не образуется иммунитета. К несчастью. Или к счастью?
…Любовь вообще странная штука. Для меня она как наркотик. Прошла
всего неделя, а я уже не могла жить без него. Для успокоения
возмущенного рассудка я и Антону устроила допрос с пристрастием. Он
оказался самым обычным: никаких игр. А для меня он стал неповторимым.
И — редчайший случай — все мои друзья его одобрили!
Успокоившись, я переехала к нему. Прошло время и мне захотелось
продемонстрировать свою хозяйственность. Когда квартира засияла, я
решила разобрать бардак в его шкафах. И нашла его. Оно мирно дремало
в черной бархатной коробочке, сверкая совершенством в энное количество
карат. Сопоставление фактов: пропавшее колечко как раз с безымянного
пальца, частые «просто так, давай зайдем» визиты в ювелирные, его
загадочный вид — все поставило на свои места. Антон собирается делать
мне предложение!
О, какой водоворот мыслей начинается в женской голове в тот момент,
когда ее обладательница осознает, что скоро поменяет социальный статус!
Платье, банкет, цветы, кого пригласить, и опять платье. Как хорошо, что
вечером ко мне придет Полина! И вдвойне хорошо, что она как раз работает
организатором свадеб!
— У меня новость! — с порога заявила подруга.
— У меня тоже! — я утащила ее в комнату. — Сядь, а то упадешь.
— Ты тоже присядь. — Полина выглядела расстроенной. Я села
в кресло, она устроилась напротив. — Ну, что за новость?
Я молчала. Вдруг у нее что-то случилось, а тут я со своей свадьбой?
— Давай сначала ты, — осторожно предложила я. Подруга отвела
взгляд. Неужели у нее что-то со здоровьем? — Поля, ты только не
расстраивайся, ладно? Говори как есть, ты же знаешь, я всегда тебе
помогу! — У меня слезы навернулись на глаза.
— ОН ИГРОК! — выпалила подруга.
— Так ты не больна? — тупо спросила я. Меня охватило какое-то
странное оцепенение, когда словно наблюдаешь за всем со стороны.
Какой-то дурацкий сон.
— Нет! — Она вскочила и заходила по комнате. — Извини, но я решила,
что ты должна знать. — Куда у нас ведет дорога, вымощенная благими
намерениями? Вот туда я сейчас и попала. Благодетельница! Да кто ее
просил?! Хотя, ее винить нельзя: на ее месте я поступила бы так же. Да,
она права. Но легче от этого не становится. — Игрок он, Антон твой! —
Продолжала бушевать подруга. — Даже представить себе не можешь, во что
он играет!
— Зачем ты?.. Антошка играет? Бред! Ни в карты, ни в казино…
— Он на тебя сыграл.
— Чушь! — я не могла поверить. — Он меня любит! Я кольцо нашла!
Обручальное… -Голос дрогнул. — Я тебе не верю. — Полина присела на
корточки рядом со мной.
— Прости меня, я случайно узнала. У них игра такая, у идиотов.
Девушку в постель затащить за определенное время. И ставки не хилые.
Подонки…
Я разрыдалась. Подруга засуетилась вокруг меня.
— Милая, не плачь, он того не стоит! Ну, хочешь, я Вадику скажу, он
его в клочья порвет?
— Не х-хочу никакого Вадика! — я затрясла головой. — Я А-антона
люблю!
Теперь мы уже ревели обе.
…Запаса слез хватило часа на два. Убедившись, что я не сигану
с горя из окна, Поля сгоняла за коньяком. Мы быстро его приговорили и,
пьяные, смотрели друг на друга.
— Все мужики – свиньи, — изрекла я. Хороший коньяк. Пьется легко, а
язык уже не ворочается.
— Т-точно! — Поддержала подруга и икнула. — Как мстить будем?
— Ты не удивляйся, хорошо? У меня к тебе будет просьба.
— Любая! — Полина с готовностью кивнула.
Ох, какие глаза у нее сейчас будут!
— Сделай так, чтобы моя свадьба стала лучшей из всех, что ты
видела.
…Она и правда была лучшей. Полина превзошла себя. Изящное платье
сшито на заказ. Банкет на несколько сотен гостей. Обалденное меню. Море
живых цветов и музыки. И даже непьющий тамада (где она такого
откопала?). Всё на высшем уровне.
И вот моя свадьба подходит к концу. Все тосты произнесены, гости
вдрызг пьяны, всем уже «сладко». Пора невесте взять слово.
— Внимание! — я встала с микрофоном в руке. — Спасибо всем, что
пришли. Надеюсь, вам все понравилось. — Зал одобрительно загудел. — Но
мне хотелось бы, чтобы вы кое-что узнали. И вы, и мой муж. — Антон
удивленно изогнул бровь. Поля смотрела на меня во все глаза. — У меня
будет ребенок. — Гости зааплодировали. Муж засиял. А мне стало еще
больнее. — Но у него не будет отца.
Пьяные плохо соображают. А вот виноватые, напротив, очень хорошо.
Антон побледнел. Да, дорогой, женская месть самая изощренная и злая. И
бьет в самое больное место. Я просто объяснила гостям суть игры. Стало
очень, очень тихо.
— Вот, что вы натворили. — Я повернулась к столику, где сидели
«игроки», друзья Антона. Да уж, с такими друзьями врагов не надо. Потом
посмотрела на мужа. — Надеюсь, ты доволен, победитель?
В этой игре правила устанавливала я. Поэтому быстро собрала вещи,
не слушая мольбы о прощении и вранье, что он влюбился, хотел все
рассказать, но боялся, и т.д., и подошла к двери. У подъезда ждало
такси. Но игра еще не закончена.
— Можешь не переживать, — глядя ему глаза, тихо сказала я и нанесла
последний удар: — Ребенка не будет. Будет аборт.
…Конечно, я врала. Никакого аборта. Человечек у меня под сердцем не
виноват, что его мать наивная дура, а отец подлец. Главное, теперь Антон
оставит меня в покое, уж я-то хорошо знаю его характер. Или раньше
знала. В любом случае, о рождении ребенка он не узнает. Потому что выше
моих сил видеть его лицо всю жизнь и не сойти с ума. Да и не заслужил он
этого священного права — быть отцом.
А уж вырастить малышку (хочу дочку!) я сумею. Есть небольшие
сбережения на первое время, по меркам моего родного городка, куда я
решила уехать, большие деньги. Да и помогут все: мама, друзья.
Государство вроде тоже должно, но в его помощь как-то слабо верится.
Пройдет время и все забудется. И любовь, и предательство. И его такая
добрая, наивная улыбка. Хуже всего было по утрам. Едва проснувшись, я
бежала, зажав рот рукой, в туалет. Токсикоз и депрессия — коктейль не
для слабых. Да и слезы, капающие в унитаз — совсем не романтично.
Ничего, скоро я стану матерью. А когда утону в ворохе грязных пеленок,
времени на страдания не останется.
Из столицы в провинцию девушки если и возвращаются, то только
с «позором». Вот и я, изгнанная из рая, приехала под крылышко к маме,
выплакалась, успокоилась и занялась выращиванием живота. Сначала на меня
косились, но в маленьком городке новости распространяются быстрее
скорости света. Частенько наведывалась Полина. Все шло как положено.
Тихо и спокойно. Когда-то именно от этой неспешности я и сбежала
в Москву. А сейчас поняла, как мне ее не хватало. У меня в животе
танцевал румбу кто-то пока незнакомый, но уже безмерно любимый. А за
окном расцветала весна.
Наступил дачный сезон. Половина города штурмовала огороды. Моя мама
тоже с упоением окопалась на дачном участке, а вечерами с не меньшим
удовольствием жаловалась на давление, ноги и радикулит. Мой живот уже
наползал мне на нос, но я горела желанием ей помочь. Пользы от меня не
было ровным счетом никакой, я могла лишь давать бестолковые советы,
подпирая ноющую поясницу рукой.
Впрочем, сегодня я пригодилась. После обеда мама уехала получать
пенсию, а я осталась сторожить наши владения.
Антона я узнала издалека, сердцем. И поняла, что он меня тоже
увидел. Убежать не успею. Будем надеяться, высокий забор скроет от
некогда любимых глаз мою сильно беременную фигуру. Главное, прогнать его
раньше, чем произойдет неповторимое.
— Здравствуй, Таня. — Близко он подходить не стал. Такой родной
голос!
— Привет. — Я внезапно охрипла, в висках застучало.
— Как жизнь? — взгляд отрешенный. Никогда не простит мне аборт.
Если не узнает… А он не узнает!
— Зачем ты приехал? — игнорируя вопрос, грубо просила я. На самом
деле это меня не интересовало: болел живот и подкашивались от страха
ноги. — За разводом?
— Нет. Привез документы… Половина того выигрыша твоя — как
совместно нажитое имущество, — он протянул мне папку.
— Ты издеваешься?! — теперь я не на шутку разозлилась. — Да как ты
посмел… — я охнула и согнулась пополам. От боли из глаз посыпались
искры. Господи, только не роды! Только не сейчас!
— Таня? — Антон забеспокоился, подошел ближе.
— Нет! — истерически крикнула я и через силу распрямилась. — Все
хорошо!
— Да вижу я… — он заглянул за забор и осекся. — Ты?..
Ну, вот и все, обреченно поняла я. Впрочем, через минуту это меня
уже не волновало. По ногам потекла теплая жидкость — отошли воды. На
дачах — ни души, роддом далеко. Елки-палки…
— Ты врала мне! — бушевал Антон. — Почему?!
— Сам догадайся! — оставалось лишь огрызаться, пытаясь правильно
дышать.
— Ты… ты играла со мной!
Я потеряла дар речи. Но взгляд оказался, видимо, красноречивее
любых слов — он смутился.
— Танечка, может, хватит уже? Наигрались. Прости меня, умоляю.
— Не до прощения сейчас! Лучше в роддом отвези! — Меня снова
скрутило. Что-то схватки уж слишком частые, не родить бы прямо на
грядках. А что, можно потом будет ребенку с чистой совестью говорить,
что его нашли в капусте…
— Ты простишь? — не унимался будущий отец. Конечно, ему-то что, не
он ведь рожает! — Танечка, дай мне последний шанс!
Когда у женщины схватки, в обмен на врачей у нее можно просить все
что угодно. Антон, похоже, это знал. Поэтому мне ничего не оставалось,
как честно пообещать:
— Если успеешь довезти до роддома, и я не рожу по дороге, будет
тебе твой последний шанс! Или роды будешь принимать сам!
Надюшка дотерпела до больницы. Не знаю, может, они с отцом
договорились? А может, сработала моя угроза, и перспектива принимать у
жены роды посреди дороги Антона основательно перепугала? Как бы то ни
было, мой муж получил свой последний шанс. Мы теперь точно знаем: игры
кончились. Теперь все по-настоящему!
Сенека,
или
«Все бабы — дуры!» «Все бабы — дуры!» — однажды неосторожно заявил Сенека. И это не
возведение напраслины на знаменитого философа. Сенека — попугай.
Белоснежный красавец какаду, обожающий повторять подслушанные фразы.
Причем обязательно не к месту и именно те, что повторять нельзя.
Вот и выразить сомнение в разумности женской половины рода
человеческого Сенека умудрился перед мамой Викой. А мама Вика только что
вернулась с дачи, поэтому была усталой, раздраженной и немало удивилась,
застав дома стерильную чистоту. Нет, порядок, конечно, штука чудесная.
Даже очень. Но она слишком хорошо знала своего мужа. Если бы он вел себя
в отсутствие жены, как и подобает степенному мужчине предпенсионного
возраста, которого все Купидоны облетают стороной, в квартире был бы
вполне сносный бардак. Который мама Вика, успокоенно вздохнув,
ликвидировала бы за полчаса, особенно не напрягаясь. Но если кто-то
наводит идеальный порядок, следовательно, тому есть причина. Вот здесь и
возникает вопрос: какая?
Насчет того, что пути миграции Купидонов не пролегают в опасной
близости от ее супруга, мама Вика не сомневалась ни капельки. Ее
беспокоило другое: в отличие от шаловливых ангелочков, зеленый змий ее
мужа вниманием не обделял и только страх перед грозной мамой Викой
заставлял проклятого ретироваться. Так или иначе, чересчур говорливая
птица заронила в душу женщины ужасное подозрение в том, что во время ее
отсутствия уютное семейное гнездо превратилось в притон, где подлый муж
нарушал и, вероятно, с большим удовольствием, клятвенное обещание
«больше ни капли!» А ведь она его предупреждала, что поверит в последний
раз.
«Все бабы — дуры!» — продолжал издеваться пернатый садист. Мама
Вика, справедливо рассудив, что сам он этого придумать не мог,
окончательно утвердилась в своих подозрениях после того, как Сенека
к своей любимой фразе присовокупил емкое: «Моя тоже. Тяпнем!» Это
окончательно убедило женщину в неблагонадежности мужа, и черной
неблагодарности с его стороны.
Для закаленной советскими буднями женщины раскрыть гнусное деяние и
выявить его участников труда не составило. Допрос с пристрастием
заклятых подруг и по совместительству соседок дал ошеломляющие
результаты: всю неделю, пока мама Вика в поте лица трудилась на
обожаемой фазенде, папа Коля приводил домой собутыльников. Воображение
женщины живо нарисовало картину полнейшего беспредела, который творился
в ее доме. Оскорбленная в лучших чувствах, она схватилась за сердце и
валидол, потом, передумав, за тяжелые предметы.
Если вас лупит мокрым махровым полотенцем противник, явно
превосходящий вас в весовой категории, вероятность, что вы сознаетесь
в чем угодно, чрезвычайно высока. Вот и папа Коля предпочел не
геройствовать и безропотно сдался. Чистосердечное признание его вину
в глазах мамы Вики отнюдь не облегчило. Уставшей от мер воспитательного
характера рукой она указала нашкодившему мужу на дверь. Как человек,
выросший в семье с отцом-алкоголиком, смириться с пьянством мужа она не
смогла.
Папа Коля послушно юркнул на лестницу, полагая, что пошумит —
успокоится, и все устаканится. Как оказалось, надеялся он напрасно. Мама
Вика решила обидеться всерьез и надолго. Конечно, о разводе она даже не
задумывалась, но этому алкашу знать такие подробности вовсе не
обязательно, не так ли?
Папа Коля, изгнанный из родного дома, скитался по знакомым,
собутыльникам, пару раз даже спал в подвале. Но предусмотрительная жена
знала, что летом не рискует остаться вдовой по причине превращения мужа
в ледяную скульптуру и не особо переживала по этому поводу, хотя и
бдительно отслеживала все передвижения своего изгнанника — так, на
всякий случай. Все же бесхозный мужик, вдруг кто позарится, в хозяйстве
ведь все пригодится.
Несколько раз папа Коля предпринимал попытки примириться с грозной
супругой. Чаще всего подобного рода показательным выступлениям
раскаявшегося и все осознавшего мужа предшествовали проблемы с ночлегом.
С цветами с ближайшей клумбы и тщательно отрепетированным глубоко
несчастным выражением лица он являлся под горящий праведным гневом взор
супруги.
В первый раз папа Коля был с позором изгнан вновь и отхлестан
самодельным букетом. Во второй раз, поумнев, он сделал ход конем —
пришел не один, а с ее любимыми шоколадными конфетами. И то ли из-за
того, что как разумная женщина, мама Вика не могла кидаться продуктами,
то ли срок воспитания подошел к концу, но ее сердце дрогнуло, и конфеты
были съедены за совместным чаепитием.
В итоге блудный муж вернулся в лоно семьи — на испытательный срок,
конечно, ячейка общества сохранена, все счастливы. В картину всеобщей
идиллии не вписывался только попугай, продолжающий орать «все бабы —
дуры!» От воплей безумной птицы настроение мамы Вики резко портилось, а
обиженный взгляд вновь обращался на виновато разводящего руками мужа.
Когда последний рубль из его драгоценной заначки оказался истрачен на
шоколадки для «любимой Викочки», изрядно прибавившей в весе, не менее
грозный взор папы Коли был обращен на виновника своего дефолта. Мама
Вика вовремя перехватила этот взгляд и поняла, что пора начинать всерьез
беспокоиться о здоровье пернатого горлопана. Какаду о нависшей над ним
угрозе не подозревал и преспокойно чистил перышки.
Между алкоголиком мужем и идиотом попугаем бедная женщина выбирала
недолго. Но вот решить, кому же подарить чересчур говорливое чудо
в перьях, оказалось вовсе не так легко. Тщательно все взвешивая и
обдумывая, мама Вика отсеивала претендентов на обладание сомнительным
счастьем по одной ей ведомым критериям.
Папа Коля оказался куда более решителен. И когда он притащил домой
огромного рыжего кота и с маньячным блеском в глазах заявил, что каждой
животине нужен дом, мама Вика поняла: еще один день и попугаю подпишут
смертный приговор. И приведут в исполнение с помощью острых зубов и не
менее острых когтей. Рыжий беспредельщик явно находился в преступном
сговоре с жаждущим мести мужем — глаза у них были одинаково недобрые.
В итоге какаду оказался у меня.
Нет, птицу заводить я не хотела. Даже мысли не возникало. Но на то
нам и даны родители, чтобы думать за нас, не знающих жизни, не так ли?
Все мои аргументы маму Вику не впечатлили. Оставив тщательные
инструкции, чем и как кормить ЭТО, она смахнула скупую слезу, потерла
пальцем прутики клетки, услышала неизменное «все бабы…», гневно сплюнула
и, мимоходом чмокнув меня, родную, кстати, дочь в щеку, ушла.
Зловредному попугаю оказалось совершенно пофигу, что его подло бросили.
С не меньшим усердием, чем дома, он продолжал орать свой девиз, кося
глазом-бусинкой в мою сторону. Видимо, проверял на прочность, гад.
Целый день я делала вид, что не слышу его. На следующий день начала
вспоминать, кого же я так сильно не люблю, чтобы наказать этим чудом
в перьях. Мое терпение лопнуло, когда на вопли какаду начала жаловаться
глухая соседка. В сердцах я обозвала эту помесь машинки для пыток
с пуховой подушкой придурком. За это мне пришлось полдня слушать
в отместку «сама дура!» Иногда попугай с весьма умным видом добавлял
любимое «все бабы — дуры!» А может быть, у них не такие уж куриные, т.е.
птичьи, мозги? Может, они, подлые, прикидываются?
…Через месяц я почти привыкла к его репертуару. И очень удивилась,
когда однажды вернулась домой с работы и, войдя в квартиру, не услышала
умных изречений моего философа. Неужели успокоился? Что называется, не
чуя под собой ног от радости, я на цыпочках, боясь вспугнуть нечаянную
радость, прокралась в комнату. Мой фашист сидел в углу своей клетки,
глаза подернуты сероватой пленкой, перья взъерошены. Спит? Ну, и слава
Богу!
Я поужинала в непривычной тишине. Чего-то явно не хватало. Наверно,
я мазохистка. Какаду не шевелился. Уж не заболел ли? Я постучала пальцем
по клетке. Сенека даже не проснулся. Что-то явно не так! Обычно он
всегда готов оттяпать мне полпальца. Открыв клетку, я осторожно достала
птаху и поняла, что дело плохо. Приоткрыв глаз, он слабо пискнул и
запрокинул голову. Бедный птах! Мне стало так жалко его! Еще вчера я
призывала все кары небесные на вредного какаду, а сегодня мне казалось,
что если он умрет, я не переживу.
Укутав Сенеку в свою кофту, я понеслась в ветеринарную клинику.
Такси удалось поймать сразу. Размазывая слезы-сопли по лицу, я даже не
сразу заметила, какой симпатичный мне попался водитель. Разговор с ним
меня успокоил, доехали мы быстро. Не взяв ни копейки, таксист уехал,
пожелав нам удачи.
Передав почти безжизненное тельце в заботливые руки местных
Айболитов, я без сил опустилась, вернее, упала в кресло. Пытаясь убедить
себя, что Сенека всего лишь птица, что я ни в чем не виновата, я не
сразу заметила, что рядом кто-то присел.
— Не смог бросить вас одну. В такой ситуации, — виновато улыбнулся
мой таксист.–Это, конечно, смешно, но я переживаю.
— Я тоже, — в подтверждение слов мой голос предательски задрожал. И
почему сочувствие так выбивает из колеи?
— Тогда давайте ждать и надеяться вместе?
— Да уж. Будем молиться их птичьим богам. — Надо же, мне удалось
хоть как-то пошутить. — Кто там у них по этой части?
— Не знаю, какой-нибудь Верховный Птах, наверно. — Кажется, и ему
не шутится сегодня… Кстати, меня Сергей зовут.
— Оля.
…Еле живого, но уже щиплющего всех за пальцы, Сенеку принесли через
полчаса.
— Не волнуйтесь, жить будет, — с улыбкой пообещала девушка в синем
халатике и, понизив голос, добавила: — Он нашего врача едва без глаза не
оставил, хулиган! Так что забирайте, пока из него суп не сварили!
— Ну уж нет! — я прижала сверток с какаду к груди и вскочила. —
Никакого супа!
Девушка и Сергей засмеялись.
— Я вас довезу, Оля, вы не против? — предложил он.
— Не против! — я игриво улыбнулась, и только сейчас представила,
во что меня превратила размазанная по щекам потекшая тушь. Да, самое то
для флирта с симпатичным мужчиной!
Доехали мы опять очень быстро. Даже слишком. Посидели, помолчали.
Ну что за мужчины пошли! Хотя бы ради приличия телефончик попросил!
Чтобы позвонить поинтересоваться, как у нас с попугаем дела, например.
Ладно, размечталась. Умный, красивый, добрый, холостой. По крайней
мере, кольца на пальце нет. Слишком уж хороший. Мне так повезти не
может. Ему, наверно, было просто жаль меня. Ну, помог бескорыстно
девушке, что ж, жениться теперь обязан?..
— Ну, нам пора. Спасибо за все, Сергей.
— Да не за что, — он помедлил. — Оленька, вы не против, если я вам
свою визитку дам? — Сергей посмотрел на меня своими красивыми глазами. —
Вдруг снова такси понадобится?
Я мысленно чертыхнулась. Ничего поинтереснее в голову не пришло?
— Да, конечно. — Я кивнула и взяла визитку.
— Номер простой: три, четыре, четыре, три, шесть. Звоните. Даже
если просто скучно станет. Хорошо?
Моя душа широко распахнула крылья.
— С удовольствием! — промурлыкала я и одним грациозным движением
перетекла из машины на тротуар. Сергей завороженно смотрел на меня.
Нужный результат был достигнут. Знал бы он, сколько этому эффектному
трюку учиться пришлось!
…Сенека быстро поправился. Я решила, что Сергей обязан об этом
узнать и позвонила ему. Он пригласил меня в кафе, я согласилась. Мы
говорили без умолку весь вечер, время пролетело незаметно. Потом мы
встречались еще несколько раз. И я влюбилась. По уши, как девчонка.
Такого у меня в жизни не было. Даже похожего ничего никогда не
случалось. А потом я потеряла его визитку. Вроде бы ерунда. Да только я
звонила ему c работы, и мы всегда сразу договаривались, где встретимся
в следующий раз. К тому же в наше последнее свидание мы немного
поссорились. А на следующий день срочно пришлось съехать с квартиры:
хозяйка ушла от мужа. Все один к одному! Вспомнить номер не получалось.
У кого-то плохая память на лица, у кого-то на даты, а у меня на цифры.
Простой номер, простой номер… Но сколько я ни ломала голову, вспомнить
не удавалось. Пришлось смириться и утешаться мыслью, что все, что ни
делается, к лучшему.
К примеру, какаду болезнь пошла на пользу. Роковая фраза исчезла.
Теперь он «баловал» меня и соседей «полундрами» и «пожарами», как и
положено приличному попугаю. Но мои нервы уже стали железобетонными. А
вот у соседей — нет. Однажды на лестничной площадке меня подстерегла
соседка снизу. Из сбивчивого рассказа я в подробностях узнала, что надо
сделать со мной и с попугаем.
— …да вы знаете, как мне надоело?! Теперь он у вас считать
научился! Целый день талдычит цифры! Как вы на работу — он считать! Не
птица — калькулятор!
— Цифры?.. — я замерла с ключом от квартиры в руках. А вдруг? Нет,
не может быть. В моем возрасте верить в сказки? Ну, а вдруг? — А какие
именно цифры, не помните?
— Издеваетесь?! Я за ним что, записывать должна?
— Было бы неплохо, — пробормотала я.
— Нахалка! — оскорбленная соседка резко развернулась, взмахнув
фиолетовыми кудряшками, и ушла строить планы коварной мести. Домой я
просто влетела — пулей, на крыльях, не важно.
— Миленький, ну? — упав на колени перед клеткой, взмолилась я.
Сенека молчал, как партизан на допросе, и опасливо косил глазом. — Ну
скажи, а? Ну пожалуйста!
— Все бабы — дуры, — гордо изрекла безжалостная птица.
— Да не это! В смысле, дуры, дуры, согласна. Сенечка, милый, номер
Сережи. Ты же помнишь?
…Прошло полчаса, я устала. Перепробовала все: уговоры, угрозы,
мольбы, шантаж, подкуп — эффект нулевой.
— Ладно, черт с тобой, — я поднялась с колен и махнула рукой. —
Наверно, у меня просто крыша едет… Откуда тебе помнить, ты же птица,
мозг с горошину.
— ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ЧЕТЫРЕ, ТРИ, ШЕСТЬ, — отчеканил попугай.
— Не врешь? — я недоверчиво уставилась на него.
— Сама дура! — обиделся какаду и, подумав, добавил, склонив голову
на бок: — Все бабы — дуры!
— Ну и пусть! — Я торопливо тыкала пальцем в кнопки телефона.
Потекли длинные гудки. Я затаила дыхание. Даже Сенека притих. Щелчок.
Соединение!
— Серрежа, Серрежжа! — заорал какаду.
— Оленька, это ты? — донеслось с другого конца провода.
— Сережа… — выдохнула я в трубку и заплакала.
— Милая, прости меня! Я идиот, признаю! Но я тебя люблю, слышишь?
— И я тебя люблю! Наша ссора… извини, это я была не права. Все дело
в том… Погоди, я знаю, кто лучше меня объяснит тебе, почему мы тогда
поссорились. Итак, это было потому что… — Я поднесла трубку Сенеке и
тот, довольный, проорал:
— Все бабы — дуры!
|
