Наш Конкурс

Михаил Говоруха  родился в 1970 г. в городе Новочеркасске Ростовской области. Окончил Ростовский Государственный Университет, по специальности инженер-геолог. Работал в коммерческих структурах, руководил филиалом крупной Московской компании в г. Ростове-на-Дону, учился бизнесу в России, Германии и Италии.
С 2007 г. — предприниматель. Это его первая публикация.

МИХАИЛ  ГОВОРУХА

ПАРТНЁР

	Участник игры с кем-нибудь (на сцене, в карты, в спорте и т.д.), а так же, вообще участник какой-нибудь совместной деятельности. Женский род — партнёрша.
	С. И. Ожегов. Словарь русского языка

2007-й …

…Так вроде ничего. Даже вполне! Грудь прослеживается, талия есть, живот за джинсы не вываливается. (Ненавижу, когда висит живот!) В очках, в очках. Хм… и здесь в очках. А! Вот и глаза, — я протягиваю руку за чашкой с уже остывшим кофе. — Глаза хорошие, добрые. Только грустные и больные. Впрочем, как и у многих женщин здесь. Одинокие глаза. И губы сжаты в тонкую линию. Палыч увидит и наверняка скажет: «Не чувственно и зло». — Зато блондинка! А это? По-моему… набережная Геленджика? Да, точно! Так, и что нам здесь надо, что мы пишем о себе?
     «Татьяна. Тридцать лет. Знак зодиака — Рак. Не замужем. Детей нет». Всё?! Разделы: «В сексе я люблю» и «Как часто я бы хотела им заниматься» — пусты. Достаточно скромно. Была на сайте в 20:34. Ну что, попробуем? — пальцы быстро стучат по клавиатуре:
     — «Красивое море, красивая девушка … Красиво у Вас, там, в Геленджике … Вечер добрый!» Отправить? Отправляем. Щёлчок мышкой — и начинаю складывать бумаги. Одиннадцатый час, надо ехать домой. Хотя с таким же успехом можно остаться и на работе. Дома тихо и спокойно, и здесь… тихо и спокойно. Но народ не поймёт, ведь кроме Палыча никто не знает, что я уже три месяца как свободен. Тушим комп. Глаза устали. Домой, домой! Поворачиваюсь к монитору. … О! Кто-то что-то написал. В моих сообщениях моргает конвертик. Татьяна! Была на сайте в 22:17. Какая-то ты быстрая, Татьяна.
     — «И тебе добрый вечер! А как ты догадался, что это Геленджик?)))» — Улыбается! Это уже плюс!
     — «Набережная. Её реконструировал мой знакомый геленджикский олигарх. Я и сам там был недавно», — вру, конечно. Последний раз я ездил к Славику три года назад.
     Пока она вышла, надо прощаться, а то зацепимся языками часов до двух. Тогда точно не уеду. Быстро дописываю:
     — «Куда же Вы ушли? Тогда спокойной ночи! … И пусть приснятся Вам… морские сны)))» — коряво, простенько, но — почти стихи. Пусть девушка порадуется…

     …Мы писали друг другу всякую ерунду дня два. Про Крым, Турцию, море, горы. Обычная прелюдия. Но… не люблю я переливать из пустого в порожнее. Да и Палыч правильно говорит: «В нашем возрасте надо максимально сокращать конфетно-букетную стадию».
     — «Татьяна?! А не сочтёте ли Вы за наглость приглашение с моей стороны на тарелочку кофе или чаю? Как честный человек — готов позвонить первым)))».
     — «А какого ты роста?» — звучит неожиданный вопрос. Вот так… значит?!
     — «От 180 до 185 с половиной, в зависимости от настроения)))»
     — «Хорошо))). Не люблю мелких мужчин. С ними гулять несолидно))). — И номер телефона. — После пяти)))».
     Пять минут шестого, я набираю номер:
     — Добрый день, Татьяна! — и слышу в ответ осторожное и медленное: — «Добрый».
     Боится. Правильно делает, мало ли придурков на свете, и, тем более, на сайте. А голос — такой, с трещинкой. Мне нравится.
     — Это вас Михаил беспокоит, которому вы имели неосторожность оставить свой номер.
     Она смеётся. Лёд тронулся, и мы договариваемся о встрече на следующий день. В кондитерской на Буденовском. Где-то в обед. Ей удобно — она работает в районе Комсомольской площади. Удобно и мне: я как раз поеду на Нагибина. Ну, сделаю небольшой круг. Ничего страшного…

     …Дождь. Уже неделю в Ростове идёт дождь. Такой мерзкий, ноябрьский дождь. Холодный и грязный. Грязь течёт мне навстречу, а я, переваливаясь колёсами через рельсы, поворачиваю с Горького на Буденовский. Пропускаю отъезжающий с остановки автобус и вижу жмущихся у своих ларьков цветочников. А почему бы и нет? — мелькает в голове. — Девушке будет приятно. Не обращая внимания на истошные вопли какого-то «Пежо», быстро прижимаюсь к тротуару. Выскакиваю из машины и, перепрыгивая лужи, бегу к ближайшему сутулому существу, замотанному в китайский балахон.
     — Бабуля! Розы ваши почём?
     «Бабуля» подымает на меня глаза, и за мутным целлофаном я вижу топорщащиеся усы.
     — Сто рублей. Хороший роза! Свежий! Бери. А!
     — Давай белую и заверни. Только без всяких бантиков.
     Достаточно шустро «бабуля» пакует розу, прячет стольник куда-то внутрь балахона, и по-доброму улыбаясь, говорит мне вслед:
     — Удачи тебе, да!..

     …Я сижу в машине и поглядываю, сквозь капли на стёклах, по сторонам. Слушаю, как по «Нашему радио» Шевчук спрашивает сам себя: «Что такое осень?» Наверное, там, в прокуренной студии, кто-то тоже смотрит сквозь капли на стёклах. Смотрит и ждёт, сам не зная чего.
     Она сказала, что уже подъезжает. Только на чём? Рядом паркуется тёмно-синий «Нисан» с разбитой фарой и тут же раздаётся звонок:
     — Ты где?
     — Здесь! — я уже на улице, как истинный джентльмен открываю дверцу её машины и подаю руку. У неё холодная ладонь, и… весьма хороший маникюр.
     Мы бежим к кафе. Открывая дверь, я неожиданно для неё и себя сую ей в руки розу:
     — Таня! Это вам!
     — Спасибо! — она на секунду останавливается в дверях и улыбается. Коротко и смущённо.
     Потом мы проходим внутрь и выбираем столик. Я помогаю ей снять плащ. Она садится, мнёт тонкие пальцы и прозрачную плёнку вокруг цветка. Не знает, что с ним делать.
     — Добрый день! — говорит нам сонная девушка в коричневом переднике и кладёт перед каждым меню. Официантка тут же собирается уходить, но я её останавливаю:
     — Девушка! Пока мы будем определяться с заказом, можно поставить цветочек в вазу?
     — Да, конечно! — нам стандартно улыбаются и опять поворачиваются спиной.
     — Постойте! Я закажу сразу. А ты? — Таня поднимает на меня глаза.
     — Я тоже. Думаю, романтический ужин гораздо лучше, чем дождливый обед. Поэтому кофе или чай? Или вино?
     — Ты что! — она смеётся — я же за рулём! Мне зелёный чай и «чёрный лес».
     Я для вида смотрю в меню, нахожу картинку «чёрного леса». Вроде бы ничего…
     — Капуччино и… тоже «чёрный лес».
     Официантка уходит, а Таня опять начинает мять пальцы:
     — Ты прости, времени мало. Вырвалась на обед, а в три ещё надо в страховую компанию.
     — А что случилось? Машина?
     — Да! Представляешь! Вчера ты позвонил. Я ещё чуть-чуть посидела на работе. Потом поехала домой — и!.. Откуда он взялся, на своей «девятке»?! Короче, я виновата. Хорошо, что у меня КАСКО.
     Мы говорим чёрт знает о чём: о машинах, страховке, работе. Хотя она упорно не признаётся, где и кем работает. Понятное дело: я ещё не заслуживаю доверия. Но мне-то это пофиг. Достаточно, что где-то рядом — «на Юфимцева». Я стараюсь не задевать своими вопросами тонких струн девичьей души. Спрашиваю как бы между строк беседы. Она — либо замолкает, опуская глаза, либо даёт короткий и ясный ответ. И задаёт короткие и ясные вопросы:
     — Что на сайте делаешь? Развёлся? Бросили? Или так… приключений захотелось?
     — Развёлся. А ты?
     — Да, считай, тоже. Правда замужем я не была. Жили гражданским браком.
     Прошло минут сорок, и Таня украдкой бросает взгляд на часы. Надо завязывать. Всё равно сейчас ничего не склеится. Она нервничает и как-то сильно возбуждена.
     — У тебя уже время? Едем?
     — Да! Извини. Давай и правда, созвонимся попозже.
     Я рассчитываюсь. Таня встаёт и аккуратно вынимает розу из вазы. Опять не знает, что с ней делать и кладёт на стол. Потом одевает поданный мною плащ. Снова берёт цветок. Берёт не двумя-тремя пальцами, а всей ладонью, крепко сжав кулачок:
     — Спасибо! Последний раз мне дарили цветы на день рождения.
     — Не волнуйтесь, Татьяна! С сегодняшнего дня вам будут дарить их чаще. — Я доволен: девушке понравилось.
     — Ну-ну! Посмотрим!
     Всё же улыбка у неё приятная.
     — Кстати, а когда у вас день рождения?
     — Десятого июня.
     — Классно! У моей мамы девятого. Точно не забуду!
     — Главное, не попутай, а то кого-нибудь раньше времени поздравишь.
     Мы опять выходим под дождь. Я галантно открываю дверь её машины:
     — Пока, Татьяна!
     — Пока! Пока!
     Тёмно-синий «Нисан» бодро бежит по Буденовскому. Я закуриваю и смотрю ему вслед, пока «стопы» не теряются среди дождя и других машин. Странно!..

     …— Странно, Палыч! — я проверяю очередной отчёт для Москвы и пытаюсь дать отчёт о вчерашней встрече моему коллеге. — Как-то спокойно всё. У меня вообще сложилось впечатление, что я её знаю... давно. Просто случайно встретились. Она, конечно, нервничала. Может, из-за машины, может, из-за времени, а может… Может, что-то не понравилось, или кто-то?! Я, например!
     — Ну, ты не можешь не понравиться! Высокий, кучерявый! Не то, что я — маленький и лысый. Может, она первый раз встречается, познакомившись таким образом?
     — Да нет, Палыч. Не первый и не второй. Это мы обсудили. И мнение у неё о мужчинах с сайта достаточно жёсткое. Да и вообще, она жёсткая. Сильная. Сама по себе. Дракон по году рождения, — я усмехаюсь: — опять Дракон.
     — Везёт тебе на Драконов. Второй раз — это тенденция. Задумайся, Анатолич! Задумайся… А сила? Сильная женщина — не всегда хорошо. Для неё самой. Значит, мужчина должен быть ещё сильнее. А таких мало! Сам знаешь. Поэтому и мнение у неё такое. Тем более, если, как ты говоришь, она девушка умная, то отлично понимает, с какой целью на сайте находится девяносто девять процентов мужчин. Женщины, правда, с этой же целью. Конечно, не всегда они это осознают и, тем более, признаются, но именно — с этой. И тем не менее, цель у неё есть. И ты ей понравился. Она не морочила тебе мозги в течение нескольких недель и не просила денег на телефон. Просто пришла.
     — Пришла! Значит, не совсем я убогий.
     — Любишь ты на себя наговаривать, — Палыч засмеялся. — А внешне?
     — Хороша! Ухожена! Маникюр достойный. Украшений в меру. Вкус есть. В тренажёрный зал ходит. Конечно, не Мэрилин Монро. Мгновенного желания нет. Но! Я думаю, у нас бы всё получилось. Моя-то цель, Палыч, достаточна ясна!
     — Тогда звони! Вытащи куда-нибудь. Кино, театр! Ну, тебя учить — только портить. С розой ты ведь попал, креативный наш!

     …Мы созванивались и переписывались каждый день. Я предлагал не только театр и кино, но и боулинг, и ресторан… с последствиями. Она говорила, что «некогда». Работа, второе высшее, ремонт машины. В конце беседы смеялась или писала скобки. Недели через две я выяснил, что она не коренная ростовчанка, а из Новочеркасска.
     — «Тогда привет, землячка! Я ведь тоже родился в Новочеке)))».
     — «Да ты что?! А где жил?»
     — «Ты думаешь, я помню? Мы иммигрировали в деревню, когда мне не было ещё и четырёх лет».
     — «Тогда, как земляк, не поможешь сестру на работу устроить?»
     — «Сестра старшая или младшая? Красивая?»
     — «Так! У неё есть молодой человек! Сестру не трогать!))) Младшая!»
     — «Ревнуешь?»
     — «Больно надо! Не хочешь, так и скажи».
     — «Тише, Таня. Я шучу. Приезжайте завтра на второй магазин. Она анкету заполнит, а мы кофе попьём».
     — «Хорошо! Я приеду … на новой машине)))».
     — «А что же ты молчишь?! Вот ты, Таня! Как неродная (((».
     — «Не обижайся. Я её только сегодня из салона забрала. Даже коврики не успела купить))».
     — «Что за аппарат?»
     — «“Мазда”, третья».
     — «Коврики с меня)))».
     — «Ладно! Принимаю)))».
     Водителя я не посылал. Поехал сам, а потом черкнул в телефоне:
     — «Коврики для твоей Ма — трёшки готовы! Когда ждать?»
     Вечером ко мне в кабинет просовывает голову охранник:
     — Михаил Анатольевич! Там вас две девушки в зале спрашивают.
     — Иду, иду!
     Короткая куртка с меховым воротником. Обтягивающие джинсы. Сапожки на высоком каблуке. Просто великолепна! И… желанна.
     — Привет! — она, приподнявшись на носочки, легко целует меня в щёку, и краснеет. Весьма неожиданно! Многообещающе! Мне нравится! А ещё нравится всем сотрудникам магазина. Я чувствую их любопытные взгляды, спиной. Чувствую и вопрос, повисший в торговом зале: «Надо же! И кто это к шефу пришёл?»
     — Это Оля! Моя младшая сестра!
     — Здравствуйте, Оля! — я подаю руку невысокой, совсем молоденькой девушке. — Сейчас принесут анкету. Заполните. Это для москвичей. А потом побеседуем. Мы будем… в кафе! Здесь, рядом.
     — Анкету мы уже взяли. Не волнуйся. Пусть сидит и пишет. Пошли! — Таня берёт меня под руку и сразу следует команда в сторону сестры: — Позвонишь, когда напишешь.
     — Хорошо — тихо отвечает Оля нам вслед.
     За стеклянными стенами торгового комплекса опять идёт дождь. Декабрьский дождь. Я вижу, что он ещё холоднее, чем ноябрьский. Таня поминутно щёлкает складным ключом зажигания и хвалится машиной. Она ей явно нравится. Я вспоминаю про коврики, забытые в кабинете. Порываюсь их принести.
     — Сиди, сиди — её рука меня останавливает. — Пойдёшь провожать и захватишь. Заодно машину посмотришь.
     Рука холодная, но чертовски приятная. Мягкие пальцы. Мне всё больше и больше нравится этот вечер!
     Вскоре позвонила, а потом и пришла в кабинет Оля, помахивая анкетой. Я, не глядя, откладываю её на край стола, и заказываю девушке чай и тортик. Одновременно навешиваю им обеим лапшу про нашу компанию. Какие мы, дескать, такие, сякие, крутые:
     — А что с образованием?
     — НПИ. Я же тебе говорила. Забыл?
     — Не забыл, Таня. — Ну, конечно, забыл, в башке-то, совсем… ох, совсем другое!
     — Так… Берщикова Ольга Николаевна — я, наконец-то, придвинул анкету. — НПИ. Факультет… Глаза почему-то опять возвращаются в начало анкеты. — Берщикова Ольга Николаевна. Хм… Это твоя фамилия?
     — Моя! — Оля удивлённо поднимает глаза.
     — Ну, в смысле, ты не замужем?
     — Я ей дам замуж! Рано ещё! — Таня опять защелкала ключом. — А что с фамилией?
     — То есть это и твоя фамилия?
     — Ну, да! А ты не знал?
     — Да я и не спрашивал. Мне человек интересен, а не фамилия.
     — Глянь, точно! Ты и правда не спрашивал. Прикольно!
     — Очень! У моей мамы девичья фамилия Берщикова, и она тоже очень долго жила в Новочеркасске. А дед с Арпачина. Это станица на том берегу Дона. Они оттуда ещё до войны в город переехали. Там и остались.
     — Да знаю я про Арпачин! У меня тоже дедушка с Арпачина. — Таня перестаёт щелкать ключом. — В смысле у нас, обеих. — Она зачем-то забирает у меня из рук анкету. Читает и даже переворачивает. — Вот, блин! — Анкета летит обратно на стол, а Таня отворачивается к чёрному стеклу.
     Я тоже смотрю на улицу. Как быстро стемнело. Серые капли дождя тихо съела наступающая ночь. А может, дождь уже закончился? Скорее всего, закончился и, кажется, пошёл снег. Да, точно — снег! В свете фар, медленно ползущих по улице машин, искрами сверкают белые, мохнатые снежинки. Где-то между ними и стеклом я вижу, висящее в воздухе, отражение Таниных глаз.
     — С первым снегом, — говорю я им.
     — Спасибо! И правда снег, — тихо отвечают они. — Уже зима.
     — Везде, Таня, во всём происходящем, надо искать положительное, — я опять зачем-то беру анкету. — Снег! Зима! Привет, сестра! Чего загрустила?
     — Привет, брателло! — Таня смеётся, — теперь у тебя две сестры.
     — Три, Таня!
     — Не поняла? Как три?
     — После войны мама почти сразу попала в детдом. Папа её погиб. Он был героем. Про него даже книгу написали! Правда, потом. Лет через двадцать. Мамина мама умерла. Родственников она почти не знала. Да и родственники особо про неё не вспоминали. Война…
     А лет двенадцать назад приходит письмо из какой-то социальной службы. Так, мол, и так, вы последние родные, кого мы смогли найти. Родственники некой девочки, трёх лет от роду, родители которой погибли в автокатастрофе. И мы, государство, обязаны спросить: возьмёте ли вы её на воспитание? Не возьмёте — мы отправляем ребёнка в детдом. Мама сказала: в детдом — никогда! Родители девочку забрали. Привезли из какой-то деревни. Сейчас… ей уже пятнадцать лет. Зовут её Анастасия Берщикова.
     — Ничего себе! — Таня опять начала щёлкать ключом. — Так у нас тоже есть сестра? Н-да…познакомились по переписке!
     — Круто! — заговорила Оля. — Только ты забыла, что мама рассказывала и дедушка?
     — Что?
     — Что в этом Арпачине Берщиковых — как собак нерезаных. И половина их перед войной переехала в Новочек. Так что?! Все родственники?!
     Интересно, конечно, все выяснить со временем…
     — Это тебе «интересно со временем», у тебя, его немерено, а у меня… — Таня опять отворачивается к стеклу.
     — Между прочим, минисестра права. — Оля — чудо! Надо раскручивать тему дальше! Не все же Ивановы — родственники?!
     — Ага! А ты и вот эта умная «мини» сестра, много встречали людей с такой фамилией? Лично я — нет! Ивановых, согласна, до хрена! — Таня, пощёлкав ключом и вздохнув, уже спокойнее добавляет: — Знаем мы эти тесные родственные связи и знаем, как это называется. Ладно! Ехать надо!
     А снег-то идёт — сильный! Прямо снегопад. Машины, асфальт, зонты, куда-то бегущих людей белеют на наших глазах.
     Таня быстро, перчаткой, начинает чистить лобовое стекло.
     — Ну что ты делаешь, сестра?! Тебе дворников жалко?
     — Жалко! Они уже примёрзли.

     — Заводи машину и грейся! Я за ковриками. — Заодно, по пути, прихватываю из своей машины щетку.
     Не успел я смахнуть снег со стёкол, как Таня, разорвав упаковку, устраивает мои подарки в салоне.
     — Спасибо! — она жмёт мне руку и опять целует. — Пока, брат!
     — Пока, сестра!
     Оля машет мне рукой в приоткрытое окно и золотистая «Мазда», фырча двигателем, уходит в сторону Нагибина.
     Удивительный вечер!
     Я, глубоко засунув руки в карманы брюк, поднимаю в небо глаза. Небо начинается чуть выше торгового комплекса. Здесь, внизу — свет, искусственный и жёлтый. А там, выше — чёрное полотно. Купол, накрывший огромную территорию «Вертол-Сити». В разных местах и очень быстро на нём появляются белые точки, которые кружатся, падают, растут и превращаются в крупные, пушистые звёзды. Они цепляются за брови, щекочут мне нос и тают на губах.
     Удивительный вечер! Интересно, нравится ли он мне?

2008-й …

     …— Женя, видите две двери? Входите в крайнюю правую и на четвёртый этаж. Дальше я, ей-богу, не знаю! Но вы парень грамотный. Спросите Татьяну Николаевну. Вам покажут, поскольку она у них главная. Поздравите с праздником и уходите. Конечно, вас будут пытать: кто? что? от кого? Могут пытать с пристрастием. Девушка она жёсткая. Но для вас всё предельно просто: выполняете заказ и более ничего. Пусть она приятно понервничает! Вперёд!
     — Прикольно, Михаил Анатолич! А она здесь?
     — Здесь! Вон её машина. Не волнуйтесь! Я и в приёмную позвонил, перед тем как выезжать. Бить впустую непозволительная роскошь и глупость! Только точно в цель!
     Мы вышли из машины, и я осторожно взял с заднего сидения букет из семнадцати белых роз.
     — Удачи!
     — Главное, не поскользнуться, — бормочет Женя.
     Я смотрю ему вслед. Он, сутулясь, держа перед собой огромную охапку цветов обеими руками, бежит по заезженному в лёд снегу, к заветной двери. Женька — продавец одного из наших магазинов. Видный парень. Плотный, лобастый. В костюме и галстуке. Он не станет глупо улыбаться и молоть чушь. Или мямлить, как обычный курьер: «Меня послали…», да ещё посматривая на бумажку с именем в руке. Я ведь с утра и не знал, что сегодня Татьянин день. Просто услышал по радио, по дороге на работу, а выйдя в торговый зал, понял, что мне поможет Женька.
     Мы идём навстречу сотрудникам, они — нам.
     Все мы люди, человеки…
     Чёрт! Как холодно! И ветер этот… бр-р-р! Как-то своеобразно любят женщин у нас в стране: Татьянин день — мороз, Восьмое марта — обязательно снег. Непонятно, откуда притащили общий день? Ну тот, который, всех влюблённых. И тоже зимой! Ну, неужели нельзя было найти что-то солнечное, летнее и веселое?!
     Я открываю дверь, сажусь обратно в машину и завожу двигатель. Ненавижу холод!
     Не успеваю согреться, а Евгений уже бежит обратно. Молодец! Оперативно!
     — Красивая у вас знакомая, Михал Анатолич, — Женя съёживается на пассажирском сидении. — Холодно! … И серьёзная.
     — Это не знакомая, Женя. Это!.. Это, к сожалению, сестра.
     — Да-а? Шесть лет мы с вами работаем, а я и не знал, что у вас есть сестра.
     — Я и сам не знал, Жень. Но это долгая история. Как всё прошло?
     — Я её увидел только в дверь кабинета. Там совещание было, или планёрка, а я же сразу, сходу: «С праздником», — говорю. Все молчали секунд тридцать. Потом она тихо так говорит: «Спасибо!» — и в селектор: «Маша?! Почему посторонние в кабинете? Возьмите цветы, поставьте в вазу, вернее, в ведро, в вазу они не поместятся, и спросите от кого». Ну, тут на меня грудастая тётка налетела: «Как вы прошли? Куда охрана смотрит? От кого букет?» — Я особо ничего не объяснял. Сказал: для Татьяны Николаевны. И на улицу.
     — Спасибо, Женя! Подождём реакции…

     …На столе затренькал телефон:
     — Михаил Анатольевич! — слышу я быстрый голос офис-менеджера. — Вас Татьяна Николаевна. Говорит, по личному.
     — Соединяйте, Наташа. Соединяйте!
     — Привет, брат! — я слышу, как она улыбается в трубку. — Твои штучки?
     — Здорово, сестра! Ты о чём?
     — Цветы?!
     — Какие цветы, Таня? — я деланно удивляюсь и продолжаю: — Мороз пятнадцать градусов, ветер. А ты — цветы! Праздник, что ли?
     «Блондинки такие доверчивые!» — говаривал Палыч. Таня тут же поверила, что это не мои «штучки». Голос её как-то падает:
     — Да не бери в голову. Придурок какой-то охапку роз приволок.
     — Роз? Белых?
     — Белых.
     — Охапку? Штук семнадцать?
     — Точно, семнадцать. А ты…
     — Так это же, Таня, не просто цветы, — перебиваю я, — это розы! Белые! Только для тебя! Для самой красивой Татьяны на свете! С праздником!
     — Вот ты, гад! братец! Все нервы вытрепал! А я думаю, и кто это? Да ещё на работу!
     — А что? Нельзя на работу?
     — Так у меня тоже не знают, что я с недавних пор свободна. Не люблю я этого. Разговоров за спиной. Спасибо!
     Она ещё долго смеётся и рассказывает про лица своих сотрудников, про взгляды в спину и шепотки в курилке. Сразу после планёрки ей тут же позвонил «бывший». Сухо поздравил и поинтересовался: «как с личной жизнью?» и ей тут же стало понятно, что кто-то уже сделал доклад. Одним словом, коллектив…
     Ещё сказала, что отвезёт цветы домой, а то впереди выходные — завянут. Потом перезвонила вечером и сообщила, что окунула их в ванну с солью. Будут дольше стоять... Я вообще-то предложил отметить праздник, и отметить по-взрослому. Предложил, правда, в тридцать восьмой раз. Но … в тридцать восьмой раз, её вечер был занят…

     …Двадцать третьего февраля она заходит ко мне в кабинет в чёрных очках на пол-лица. Сухо целует в щёку и так же сухо суёт мне в руку подарочный пакет.
     — С праздником, брат! — Таня сразу же садится за директорский стол. — Там галстук! А то мне твои не нравятся. Ходишь чёрте в чём! Кофе нальёшь?
     — Конечно, сестра! Я звоню в приёмную и прошу Наталью сделать два кофе, а сам сажусь рядом, в торце стола и осторожно… осторожно беру её руку.
     — Спасибо за подарок! Что случилось?
     — Дед двадцатого умер. — Она сопит и начинает объяснять всё короткими фразами. — Я помогала. Не спала. Плакала. Синяки под глазами ужасные. Так с ним и не поговорила. Всё некогда, некогда!
     — Я так и понял. Сотовый замолчал, а на работе сказали: не будет до двадцать пятого.
     — Не до разговоров было, да и не люблю я эти вздохи, ахи и обязательные соболезнования … Ты-то как?
     — Спасибо, плохо! Палыч ушёл. Вернее, его «ушли». Ну, эту историю ты знаешь. А я чувствую, следующий. Поэтому рассылаю резюме.
     — И как успехи? — Таня снимает очки и, наклонив голову, прячет лицо за упавшими с плеч волосами. — Глаза в них болят. Не смотри на меня! Я страшная!
     — Глупости! Ты красивая! Просто устала. И ты мне нравишься. Сильно нравишься. И поверь, не как сестра! А как женщина. — Наклонив голову, я пытаюсь поймать её взгляд. Она как-то сжимается, втягивает голову в плечи. Прячет ладони рук между коленями. Сразу становится слабой и беззащитной. Мои пальцы ныряют в её волосы. Таня позволяет мне их гладить и мять. Молчит и лишь сильнее наклоняет голову к столу…
     — Тук-тук! — весело говорят сзади. — Ваш кофе.
     Мою руку тут же стряхивают и чёрные очки опять закрывают пол-лица.
     — Так что с собеседованиями?
     — Спасибо за кофе! — я принимаю поднос из рук Натальи и глазами показываю на дверь. Та делает вид, что выходит и… тут же заглядывает обратно:
     — Может, конфет?
     — Не надо! — я начинаю злиться, и меня, наконец-то, понимают.
     — Вакансий, Таня, очень мало. Рынок труда замер. Все ждут, чем обернутся слухи о кризисе.
     — Кризис будет. У нас бюджетные поступления резко сократились. Государство боится рисковать — это плохой признак. — Она вздыхает. — Будет тяжело. А если не найдёшь ничего стоящего?
     — В деревню уеду. Коров пасти...

     …Самолёт подали с опозданием часа на три. Без объяснений. Вроде бы погода в Москве и Ростове лётная. Ни снега, ни тумана, ни дождя. Да и какой снег летом. Это долгожданный кризис прогуливается по взлётному полю, заглядывает в иллюминаторы, сливает керосин из баков, сбивает людей в шумные очереди…
     Одним словом, в Ростов я прилетел поздно ночью. Завёл машину. Шлагбаум, деньги за стоянку — и сразу на выезд из города. Ну вас на хрен с вашими собеседованиями! В деревню! Там спокойнее… Телефон ожил и тренькнул пришедшим сообщением:
     — «Миша! Просьбу твою выполнил. Поздравил! М.П.» — молодец Палыч, на него всегда можно положиться. Эсэмэска была отправлена из Ростова чуть больше суток назад. Вслед за самолётом. Она почти догнала меня у входа в метро. Даже увидела спину. Проскочила турникет и растерялась. Очень много похожих людей. Костюмы, галстуки, портфели. Всё одинаково! Метнулась к одному, к другому. Не тот! Спустилась ниже и заблудилась окончательно. Вечером, оглохшая от шума поездов, выскочила наверх, на свежий воздух, тяжело вздохнула и понеслась обратно. Из последних сил она обогнала зелёный «Боинг» и упала на стоянку, правильно решив, что рано или поздно я приду к своей машине.
     Утром я уже поздравляю маму с прошедшим. А в обед набираю знакомый номер:
     — Привет, сестра!
     — Здорово, брателло! — смеётся Таня.
     — Ты знаешь? Сегодня ночью, в аэропорту, сонные пассажиры обсуждали одно событие. Не догадываешься какое?
     — Ну? И какое?
     — День рождения самой красивой девушки на юге России. И я понял, что это твой день рождения! Таня, я тебя поздравляю! Счастья, здоровья, чтобы мечты сбывались и чтобы на пути твоём встречались только достойные люди и...
     — Спасибо! — перебивают меня. — Только люди обсуждали сегодняшний мой день рождения ещё… вчера!
     — Не понял?
     — Помнишь, я говорила: «не перепутай»! Кто мне вчера прислал двадцать пять надувных шаров? Заходит, вернее, залетает маленький и толстый мужчинка. Шары его тащат! Хорошо, что окно успела закрыть. Четвёртый этаж всё-таки! Он роняет очки, падает! С пола кричит: «С днём рождения!» Потом встаёт и галантно так целует руку. Это мне понравилось больше всего. Я ему, конечно, сказала: «Спасибо! Но день рождения у меня завтра». Он, спокойно так, протирая очки, говорит: «Где-то мы ошиблись. Но везде и во всём надо искать только положительное. Значит, вас поздравят и завтра!» — Таня вздохнула. — Не, классно, конечно! Мне весело! Коллективу ещё веселее! Шарики теперь прилипли к потолку, а они у нас высокие, я попрыгала, достать не могу. Уборщица пришла со шваброй, начала ею махать: ща, говорит, я их собью. Ну, а я посмотрела, посмотрела и… выгнала её. Со своей шваброй!.. Красиво, всё-таки! Пусть будут!
     — Ну, вот видишь! Палыч прав: сегодня поздравили ещё раз. Таня, прости! — мне смешно и стыдно. — Может, это Палыч попутал, а может быть, и я. Эти перелёты. Собеседования.
     — Как ты слетал?
     — Не знаю, сестра. Самолёт опоздал и туда, и обратно. Ну, обратно — бог с ним! А вот опоздание на собеседование, неважно по какой причине, это уже опоздание! Из топ-менеджмента остался какой-то пузатый крендель. И, в основном, он беседовал сам с собой. Его конкретно распирало, от своей значимости! Потом он задавал задачи: последовательности, вероятности, всякую хрень! И так искренне удивлялся, когда я правильно отвечал. Короче, Таня — это моё последнее собеседование! Никуда я больше не поеду!
     — Ты что! А дальше как?
     — Не знаю. Думать буду. Я ухожу на дно! Надолго!…

2009-й …

     — Татьяна Николаевна? — громко кричу я в трубку и слышу в ответ, еле слышное: — Да.
     — Я тебе звонил вчера, звонил! День рождения у любимой сестры, а поздравить не могу! Я тебя, Таня, ПОЗДРАВЛЯЮ! …
     — Спасибо — тихо перебивают меня, — я вчера выключила телефон.
     — Сестра! Что случилось?
     — Телевизор не смотришь?
     — Честно? Не смотрю! Мне некогда.
     — Меня уволили. И громко. Такой вот подарок… на день рождения. Тут ещё рынок обвалился. А там.… все деньги. Как у тебя дела?
     — Тяжело! Но я выкарабкиваюсь. Чувствую, всё получится, Таня! Я завтра — в Ростов. Давай, встретимся?
     — Не надо, — совсем тихо говорит она, — потом... Попозже…
     В телефоне один за другим побежали гудки…

     …Ух ты! Знакомый номер! Я поднимаю со стола телефон и слышу весёлый, с трещинкой голос:
     — Ну, здравствуй именинник!
     — Привет, сестра!
     — Я тебя поздравляю! Желаю всего, всего и много! Чтобы ты оставался всегда тем, кем есть: чутким, внимательным, добрым.… И ещё… — Таня на секунду останавливается, а потом быстро выпаливает: — Желаю, чтобы у тебя появилось желание снова завести семью и ребёнка.
     — Таня, ты чудо! Насчёт ребёнка — я готов! Особенно после этих слов! Когда?
     Она смеётся в ответ и спрашивает: — Как успехи?
     — Успехи, Таня, есть. Маленькие, но есть. А как у тебя?
     — Уже лучше! Я отмела у своего брокера машину. Ну, больше брать там было нечего. Продала за полцены. И все деньги опять бахнула в акции. Стала играть сама. И у меня получилось! Я уже почти всё вернула. Правда, глаза вылазят. Целый день за монитором. И, чувствую, дичаю!
     — Молодец, сестра! Но. … Надо ведь и отдыхать. Я в пятницу приеду… может, по тарелочке кофе?
     — Заезжай ко мне домой. Только после пяти.
     В пятницу, в семнадцать ноль две она радостно бросается мне на шею и целует в обе щеки, а я ловлю её губы и опускаю руку чуть ниже талии.
     — Так! — Таня юлой выскальзывает из рук и бежит на кухню. — Тебе кофе или чай?
     — Кофе, сестра, — я плетусь за ней и кладу на стол коробку конфет.
     — Ух ты! Конфетки! А мне, представляешь, и в магазин выйти некогда.
     Таня варит кофе. Торопливо рассказывает про биржу и про «мини» сестру, которая уехала со своим Колей в Турцию. Потом неожиданно и, даже, не поворачиваясь от плиты, бросает:
     — А ты знаешь, что мы сегодня тоже едем!
     — Куда? — я глупо моргаю ей в спину.
     — На Павло-Очаковскую косу. Будем пить коньяк, и жарить шашлыки. Коньяк с меня, с тебя — шашлык. Представляешь, я сегодня вышла в плюс! Едем на моей машине. Я уже две недели не садилась за руль! Иногда смотрю в окно, на стоянку. Машинка стоит такая, вся в пыли, аж плакать хочется!

     …Золотистая «Мазда», несётся в сторону Азова. Тонкие пальцы торопятся, переключая радиостанции на рулевом управлении, но им кажется, что это недостаточно быстро и они прыгают на панель, втыкаясь в кнопки, меняя стили, направления и громкость. Таня смеётся, ежесекундно откидывает волосы назад. А я, вжавшись в сидение, искоса поглядываю на спидометр, стрелка которого колеблется между ста сорока и ста семьюдесятью.
     — А с какого превышения отбирают права? По-моему, с шестидесяти!
     — Лучше бы с сорока или… двадцати, — бормочу я.
     — Ой! И правда! Что-то мы быстро едем, — и тут же, перебивая сама себя: — А вдруг дождь?
     — Дождя не будет, сестра. Мы же едем за солнцем!
     — В смысле?
     — Смотри вперёд! Там, в море, скоро сядет солнце. Видишь, какое оно большое и яркое. Оно просто знает, что мы едем за ним. Мы же торопимся и времени у нас чертовски мало. А тучи?.. Тучи остались позади.
     — Точно! — Таня бросает взгляд в зеркало. — Над Ростовом темно. По-моему, там уже пошёл дождь…

     …Мы идём по дороге-дуге, делящей море на две части. Слева — уснувшую, спокойную и блестящую, как зеркало, а справа — недовольную, что-то бормочущую и хмурящуюся белыми бровями — барашками.
     — Смотри! — Таня останавливается там, где песок уходит под воду. Коса закончилась и… нужно возвращаться.
     — Впереди солнце, а сзади луна! Сегодня разве полнолуние?
     — Да, Татьяна Николаевна. Полнолуние. — Я осторожно обнимаю её плечи, хватаю губами шею, щёки.
     — Там уже звёзды, а здесь — небо горит, — она поворачивается ко мне, и я вижу весёлые искры в глазах. — А как мы будем спать, брат? Кровать-то одна, большая?
     — Я думаю, Таня, как близкие родственники. Тесно.
     — А я думаю, «валетом»! И… по-моему, костёр давно прогорел. Пора бы жарить шашлык.
     Уже темно. Тонкая, словно прорисованная простым карандашом, фигура идёт в сторону луны. Луна огромная. Она наступает, становится хозяйкой неба. За ней идёт армия звёзд. Я вижу, как рядом, в море, беззвучно бьются два меча. Один багровый — солнечный, другой жёлтый — лунный. Лунный становится всё шире и длиннее, он побеждает. А солнечный? Солнечный медленно тонет… И тут, очень быстро, с его лезвия соскальзывает маленький парус. На какие-то секунды он теряется в темноте, а потом вырастает предо мной. С глухим стуком в песок бьётся доска и с неё в воду падает человек. Небритый серфингист устало выбирается на берег и начинает тянуть за собой своё крайне ненадёжное плавсредство.
     — Помоги, — бросает он через плечо.
     Мы тащим доску и парус. А пройдя метров десять, я почему-то вопросительно произношу:
     — Валетом?..
     — Не понял? — ко мне поворачивается скуластое лицо.
     — Я говорю: спать валетом — это ведь почти то же самое, что и «шесть — девять».
     — Не понял? — опять повторяет мой спутник. Он останавливается. Некоторое время угрюмо хмурит свой лоб. Потом его взгляд устремляется вслед за моим и так же находит стройную фигуру, стоящую на краю жёлтого диска.
     — Эй! — с лунной стороны мне машут рукой.
     — А чё! Неплохо! — мореплаватель с хрустом шкребёт ногтями по щетине. — Валетом, говоришь? Неплохо и валетом…

     …Шашлык у меня получился! Мы сидим на веранде уютного домика, попиваем коньяк, болтаем и… подкармливаем двух виляющих хвостами псов.
     — Я тебе не говорила? — Таня кутается в плед. Уже достаточно поздно и с моря потянуло холодным ветерком.
     — Год назад, так, на всякий случай, купила я недалеко отсюда участок. Пустой. Без ничего. Мне он понравился. Думаю: заработаю денег, построю домик. Небольшой. Буду приезжать сюда с ребёнком, — она обнимает руками бокал с коньяком и поднимает на меня глаза. — Что смешного?
     — Тань… Я ведь сделал то же самое. Только там, в деревне. Оформил участок на берегу Дона. Пока тоже пустой. Только я ещё к домику хочу бассейн, а в нём красивую девушку. Вроде тебя. Можно и ребёнка! Ты же сама мне желала! Забыла?
     — Нет, не забыла! — Она начинает водить пальцем по столу, передвигая крошки.
     — Только я не знаю, смогу ли я жить с кем-то. Насмотрелась я на вашего брата. Сам знаешь! «Бывший» подставил. За малым, уголовное дело не завели. «Спасибо» ждёт. Типа, пожалел!
     Полгода назад один француз мозги делал. Я, говорит, специально за вами прилетел. Полюбил с первого взгляда. Дом в Альпах, «Феррари»! Я уши развесила. Катаюсь с ним по Ростову. Самоучитель французского купила. Идиотка!
     — И что?
     — А то! Собираюсь я к нему на очередное свидание и, вдруг, звонок. Секретарша его. Она по-нашему достаточно хорошо говорит. Мол: уважаемая Татьяна! Мсье Жером просил передать свои извинения. Он окончательно определился и уезжает домой. С другой девушкой. Оказывается, он, скотина старая, определялся здесь! Параллельно встречался ещё с несколькими. И нашёл! Молодую сучку… двадцати двух лет!
     — А Жерому сколько?
     — Сорок восемь.
     — Молодец, мужчина!
     — Кобель он, а не молодец! Я, правда, не лучше поступила. — Таня грустно усмехнулась. — У нынешней директрисы нашей фирмы, вернее, бывшей нашей, увела молодого любовника.
     — Ну, и как?
     — Да, никак! Просто секс, а поговорить не о чем. Двадцать четыре года. Так... Нет! Он внимательный, добрый … Я заболела, он… он посуду помыл…
     — Дура ты, Таня! — перебиваю я её. — Прости, это по-братски. Посуду мыть… это, конечно, круто, но… Кого ты ищешь? Или чего? «Феррари»? Дом в Альпах? Любовника?
     — Да… Дура… Я знаю, опустив глаза, бормочет она. — Когда касается работы, каких-то дел, я сразу нахожу верное решение. А вот, когда касается самой себя, вечно куда-то влезу… Наливай, что ли…
     — Ладно! У меня есть тост и… предложение, — я разливаю «Hennesi» по бокалам.
     — Давай… предложение… — вздыхает сестра.
     — Я тут случайно познакомился с одним доктором. Психолог-сексолог. Нет, Таня, я не лечился у него! — я даю заднюю, заметив её округлившиеся глаза и… неожиданно для себя, достаточно честно добавляю: — хотя, наверное, и надо!
     Таня принимает мои последние слова за удачную шутку. Громко смеётся и будит уснувших под столом собак. Ну, хоть девушку рассмешил, да и псы улыбаются, хвостами машут…
     — Так вот! Он спросил у меня: как я думаю, что нужно для счастья двоих людей? Я начал что-то плести, типа: «Совместная жизнь, брак — это сочетание компромиссов и…» Но он меня не дослушал, а просто так говорит: «Нет! Всего лишь нужно наличие двух составляющих: первая — общее дело, вторая — общий враг. Причём, «общее дело» — это не обязательно работа. Любое увлечение: рыбалка, грибы, цветы, гонки на автомобилях, секс, дети, книги. Всё то, чем нравится заниматься вместе. А «общий враг» — не обязательно человек».
     — Круто! Гляди, ведь правда!
     — Да, Таня, правда! Поэтому… поэтому я хочу сделать тебе предложение о совместной деятельности. Но! Сначала за вечер, звёзды и луну!
     — Давай, брат! — Таня слегка пригубила из бокала и, ещё не поставив его на стол, начала меня торопить: — Ну! Выкладывай!
     Я начал развивать свою идею, которую вынашивал последние полгода. Расставлять по столу тарелки, обозначая ими игроков на рынке, складывая, словно фишки, кольца лимонов и апельсинов — это были финансовые потоки. Увлекшись, чуть не смахиваю со стола бутылку. Таня успевает её подхватить:
     — Так… это же рейдерский захват?
     — Не совсем. Скажем так, мягкая его форма. Игра на опережение.
     — Мне нравится! — сестра сама разливает. — И с чего начинаем?
     — Просто открываем юрлицо. И ждём удобного момента, а он будет, примерно, через месяц. Есть пара интересных объектов.
     — Хорошо! Только страшновато. Ведь враг появится сразу… и не один. Ну, да ладно. Давай, партнёр, за будущие успехи!

     …Коньяка уже нет. Час ночи. Таня, моргая сонными глазами, отдаёт приказ:
     — Надо спать! Так, ты — в душ, я убираю со стола. И ложись! … Свет выключи!
     Мне становится смешно: «ну-ну, покомандуй», но я, съев улыбку, покорно отвечаю:
     — Как скажешь, Татьяна Николаевна.
     Через полчаса она появляется в дверях комнаты в чём-то полупрозрачном и быстро бросает:
     — Телевизор.
     Жму пульт. Экран тухнет. Таня ныряет под одеяло и прячется где-то около стенки.
     — Спокойной ночи, сестра. — Я наклоняюсь над ней и целую в щеку.
     — Спокойной.
     Целую ещё…
     — Уйди! — она поворачивает голову, а я удачно ловлю её губы. — Мишка! Получишь в глаз!
     — Попробуй, — её руки уже прижаты моими. Опять нахожу тонкие губы. Она отвечает, но… через пару секунд и совершенно неожиданно… я получаю сильнейший удар острой коленкой в пах.
     — Ё-ё! Таня! Это совсем не по-родственному.
     — А кто тебе сказал, что мы родственники? Может, мы это сами выдумали? — Она, подперев голову рукой, с хитрой улыбкой наблюдает за моими страданиями. — Больно?
     — Спасибо… да! Но ничего, доктор знакомый есть.
     — Ну, прости. Перестаралась, — меня гладят по голове, как ребёнка. — Спи! … И даже не думай!
     Я скрючиваюсь на краю кровати. Мне грустно. Закрываю глаза и вижу море. Из него, как сказочный богатырь, только в шортах и майке, с доской вместо щита, выходит скуластый серфингист. Он чешет всей ладонью небритую щёку и говорит: «Валетом? А чё? Неплохо!» С моря начинает дуть холодный ветер, я пытаюсь натянуть одеяло, но его нет…
     На Тане тоже ничего нет. Теперь она… прижимает мои руки к постели:
     — Молчи. Ничего не делай. Я сама, — шепчут её губы и тут же начинают меня лихорадочно целовать. Потом она закидывает голову, и я вижу, как две прозрачных в лунном свете слезы друг за другом срываются с её ресниц. Они падают мне на грудь…
     — Ты плачешь?
     — Молчи! Молчи! — Таня кричит. Кричит шёпотом и протыкает мне ладони ногтями.

     …Она лежит на мне. Хрупкие плечи дрожат. Я осторожно и медленно накрываю нас одеялом. Опять сжимаю её пальцы. Мы лежим, не шевелясь и, даже, стараемся не дышать. Только моргаем… Я чувствую, как её длинные ресницы время от времени пробегают по моей щеке. За окном начинает светать и совсем не в тему где-то орёт петух.
     — Спасибо, партнёр. — Таня целует меня и опять клубочком сворачивается у стенки.
     Я пытаюсь её обнять и слышу тихое:
     — Не надо. … И… забудь… ничего не было…

     …Примерно через месяц мы открыли фирму. Бумагами занималась Таня, а я занимался офисом, мебелью, техникой. Всё бегом, бегом, почти не видя друг друга.
     Мы сидим в кафе, на «Горизонте». Она достаёт из сумочки папку с Уставом, печати, пододвигает их ко мне, через стол:
     — Что-то страшновато мне, партнёр. Боюсь, не оправдаю я твоих ожиданий. И времени у меня с этой биржей маловато, и со здоровьем не очень.
     Выглядит она, и правда, неважно. Бледная, круги под глазами. Тут же отставляет чай, не успев даже размешать сахар:
     — Закажи мне кофе.
     Я машу рукой официанту и накрываю её руки ладонями:
     — Тань? Таня?! Ну что ты? Может, ну её, твою биржу? Лица на тебе нет. Поедем, отдохнём дня на три, четыре. Хочешь на море, хочешь — в горы. Смотри, какая осень шикарная! Представляешь! … Я знаю, где есть большие, мохнатые звёзды и там… там ты услышишь от меня ещё одно предложение.
     — Какое? — она едва касается губами кофе и тут же отодвигает чашку на край стола. — Замуж не пойду.
     — Почему?
     — Не знаю… не могу... — бормочет она и неожиданно убивает меня тихой фразой: — Тут… Дима приезжал. В Москву зовёт.
     Делая вид, что совершенно спокоен, уточняю:
     — Молодой, что ли?
     — Да.
     Откинувшись на мягкую спинку дивана, я с силой тру лоб, в котором крутится всего одна, наверное, набившая всем оскомину фраза: «Чёртовы бабы! Что вам надо?» Другого не лезет в голову ничего! Выдохнув, я подзываю официанта:
     — Счёт, пожалуйста.
     Тот сухо кивает и уходит к барной стойке. Таня не смотрит на меня. Я не смотрю на неё. Мы делаем вид, что рассматриваем металлические перекрытия торгового центра. Надо завязывать…
     — Решай, как знаешь. Ты девушка умная. Москва, значит Москва. Но! Ты учредитель, здесь вложены какие-то твои средства, соответственно, будут и дивиденды. Фирма заработает через неделю, две. Мне, конечно, одному тяжеловато будет, но ничего. … Смотри! Ещё не будешь знать, что с прибылями делать!.. — я пытаюсь улыбнуться. Получается как-то криво. Она тоже улыбается в ответ:
     — Я сама ещё ничего не решила. Поеду к маме. В Новочеркасск. Подумаю…

2010-й …

     …Она не уехала в Москву. Мы пару, тройку раз виделись до Нового года, Таня приезжала в офис. Потом созванивались. Новый год, опять… Татьянин день, Двадцать третье февраля, Восьмое марта. Набираем номера друг друга, но не встречаемся. Одним словом, какое-то болото, а не отношения.
     Нет! Она даже помогает. Участвует в электронных тендерах и аукционах. Голос иногда весёлый, иногда безучастный и тоскливый. Часто говорит, что плохо себя чувствует, но не признаётся, что с ней. Мол, ничего страшного: давление, погода. Я ни на чём не настаиваю и ничего не предлагаю. Зачем? Пускай сама с собой разберётся. По-моему, это даже не болото, а чушь какая-то!
     В окно уже стучит зелёными листьями месяц май, и я набираю её номер:
     — Привет, партнёр! С праздниками! Со всеми, со всеми… и, главное, с настоящей весной! Чтобы у тебя, Таня, всегда было весеннее и свежее, как молодые листья, настроение!
     — Ну, ты загнул! Спасибо! Как дела? Как москвичи?
     — Москвичи созрели! Поэтому я и звоню. Нет! Вру, конечно! В первую очередь, звоню, чтобы твой голос услышать. Дела потом!
     Она смеётся:
     — Врёшь, врёшь! Знаю! Давай, не томи. Они готовы подписывать контракт?
     — Да, Таня! Готовы! Но есть одно «но».
     — Какое?
     — Согласно нашему уставу, документы по сделкам, относящимся к крупным, подписывают оба учредителя. Они это вычитали. И, естественно, хотят видеть нас вдвоём. Если честно, они и в прошлый приезд спрашивали про тебя, и в позапрошлый. Я отбрехивался, но — надо! Вообще-то… и мне хочется тебя видеть, и сильно!
     — Сильно, говоришь? Когда они прилетают?
     — Двенадцатого.
     — Чёрт! Я собиралась в больницу… пора мне… — Таня вздыхает, потом чему-то усмехается. — Раз надо, значит, приеду! Только ничему не удивляйся!
     — Загадками, сестра, говоришь. Чем ты можешь меня удивить? По моему, я с тобой уже ничему не удивляюсь. Наши отношения — уже удивительная вещь!..

     …Я ошибся. Таня удивила всех…
     Она вошла в офис медленно и осторожно. В полуоткрытую дверь кабинета я услышал её тихое, с трещинкой:
     — Добрый день!
     — Здравствуйте, Татьяна Николаевна! — почти кричит пухленькая Нина и тут же кричит дальше: — Какая прелесть!
     Я выхожу навстречу — и… пожалуй, впервые в жизни вижу на ней платье. Широкое и свободное. Ещё я вижу, что Таня… беременна. И беременна уже серьёзно.
     Видя моё лицо, сотрудники понимают, что я тоже удивлён и вполне могу быть не при делах. Хотя?..
     — Привет! — она приподнимается на носочки и целует меня. Так же, как и тогда в торговом зале, почти три года назад. Целует и… краснеет.
     — Пойдём, — и так же… берет меня под руку.
     Мы сидим в кабинете, я пью кофе, она с какой-то отрешённой улыбкой смотрит в окно, слегка жмурясь от весеннего солнца.
     — Давно?
     — Сегодня должна была лечь в больницу.
     — Тоже мне! Не могла объяснить? Я бы что-нибудь придумал. Тем более, ты так этого хотела, а… всех денег не заработаешь. Да они и не стоят того.
     — Нет! Не в этом дело. Просто… я тебя всё это время обманывала. Подставляла, что ли. Ты один всё делал. Как-то нечестно. Да и встреча ведь недолгая? Я успею. Меня ждут в любой момент.
     — Ты совсем, сестра, ненормальная. Ждут! Надеюсь, не на машине приехала?
     — На машине.
     Я качаю головой и быстро спрашиваю то, что крутится в голове, на языке, где-то под сердцем, только непонятно с какой стороны:
     — Павло-Очаковская?
     — Я слышала. Говорят, красивое место. Но я там не была, — она очень внимательно смотрит мне в глаза. — Мы же договорились.
     — Это ты договорилась… — Я не успеваю закончить фразу, на столе звонит телефон и в трубку кричит Нина:
     — Михаил Анатольевич! Приехали!

     …Гости долго и нудно извиняются, завидев Танино положение. Потом ещё более занудно мы правим контракт. Самый важный надувает щёки и просит пепельницу. Но, заметив мой ответный взгляд, быстро успокаивается. Таня нервничает, бледнеет и временами хватает меня за руку под столом. А когда громко хлопнула пробкой бутылка шампанского, заранее припасённая для совместного обмывания сделки, она вообще… сдирает мне кожу с пальцев. Потом москвичи долго раскланиваются, опять повторяются насчёт её положения…
     — Открой окно! Душно! — выдыхает она, как только за ними закрывается дверь.
     Я открываю и сразу помогаю перебраться ей в кресло в углу кабинета:
     — Так! Чуть-чуть посиди. Приди в себя, и мы поедем.
     — Нет. Я сама… Ой! Мама! — Танина голова падает на спинку. — Нет! Не сама!
     — Нина! Зайдите! — Больше мне звать некого!
     Воздух в моём маленьком кабинете мгновенно приходит в движение. Здесь всегда становится тесно, когда заходит Нина, а сейчас даже поднимается маленький ураган. Он смахивает листы контракта со стола. По-моему, от этого «партнёру» становится ещё хуже.
     — Мама! — кричит она.
     — Рожает! Я вижу! — наш офис-менеджер тут же ставит диагноз. Она крупной ножкой наступает на верхний лист договора, секунду смотрит на Таню, потом на каблуках, рвя бумагу, поворачивается ко мне. — Надо звонить! Куда?
     — В скорую!
     — Да! И в роддом! У меня есть телефон! Вот! — откуда-то из необъятных брюк Нина извлекает зелёненький телефончик, который тут же, не удержавшись в её руках, описывает дугу в воздухе. Он приземляется рядом с изувеченным контрактом и … разлетается на какие-то блестящие части.
     — Разбился, — грустно ставит очередной диагноз Нина.
     — Ой-ё-ёй! — опять кричит «партнёр».
     В кабинет шумно врываются ещё несколько менеджеров. Становится совсем тесно…
     — Тихо! — не выдерживаю я.
     Все замирают, и даже Таня, приподняв голову, с испугом спрашивает:
     — Ты чего орёшь?
     Я лихорадочно перелистываю потрепанный блокнот: «Где же? Где? Боже мой, как давно это было…»
     «…И лампа не горит, и врут календари…» — раздаётся откуда-то снизу. Нина поднимается с колен, держа в крупных ладошках разноцветные обломки:
     — Играет.
     «…И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори…» — звучат последние слова умирающего. Все молчат и смотрят на Нинины руки. «Говори… говори… Всегда надо говорить», — раздражённо мелькает в голове. — «Так, ищем! Сейчас пошлёт на хрен. Что-то я ей обещал? Давно обещал. … Вот! Нашёл! Долго не берёт трубку. … Ну!»
     — Ка-а-кие лю-юди! — тягуче раздаётся с той стороны.
     — Привет, Ольга Сергеевна! Ты меня узнала! И когда же я буду богатым? — фальшиво начинаю я.
     — Будешь, будешь.… Когда обещания свои будешь сдерживать. … Тогда и богатым станешь... и счастливым.
     — Ну, прости меня, Оль! Ты же знаешь, все мужчины обманщики и…
     — И сволочи, — тихо перебивают меня. — Опять море будешь обещать или надо чего?
     — Оля! Правда, прости! С меня тридцать три красных розы, на коленях стоять буду и на море увезу… На Красное…
     — Гад! — доносится тихий стон с кресла. Доносится тихо и… чётко. И это чёткое слышит моя собеседница:
     — По-моему, кто-то со мной солидарен, — смеётся она в трубку.
     — Да! Но эта «кто-то» сейчас родит у меня в кабинете, а больше мне звонить некому и некуда!
     — Месяц — какой?
     — Последний.
     — Совсем плохо?
     — По-моему, да. Её сегодня в больницу должны были забрать, а она на работу припёрлась.
     — Ну и дура! Давай адрес, вышлю «скорую», но минут через двадцать, не раньше.
     — Это Батайск! Боюсь, пока вы доедете… Короче! Через двадцать минут я у тебя! Только приготовьте всё, и ворота, ворота откройте. Я позвоню, когда буду въезжать.
     — Только аккуратнее и посади, вернее, положи, лучше впереди. Сидение максимально разложи. Её впереди меньше болтать будет. Весит сколько?
     — Ну откуда я, Оля, знаю, сколько весит ребёнок! Я его ещё не видел!
     — Да не ребёнок! Та, которая со мной согласна.
     — А! Понял! Мало, Оля! Совсем мало! Килограмм тридцать-сорок. Ну, с ребёнком, может, пятьдесят.
     — Дураки вы, мужики. Вези уж, давай!
     — Спасибо! Розы с меня!
     — Опять врёшь, — грустно вздыхают вдалеке. — Я жду! Удачи!

     …Таня, аккуратно и мелко переставляя ноги, спускается по ступеням. Коля уже разложил сидение и…
     — Мне с вами?! — неожиданно кричит над ухом Нина.
     — Нет! — я быстро хлопаю дверью и поворачиваю ключ зажигания.
     Минут через пять мы уже выскакиваем из города и несёмся в сторону Западного моста.
     — Держись, сестра! Теперь я тебя покатаю.
     — Хорошо… резко не тормози. — Таня правой рукой вцепилась в дверной подлокотник, а левой придерживает низ выпирающего живота.
     — Ничего не видно. Только небо, — бормочет она.
     — Да… небо. Как тогда ночью, — мне почему-то становится больно… больно и зло.
     — Не надо… я же просила.
     — Что? Что просила? — злость подступает к горлу, хочется кричать. — Чтобы я всё забыл?! Что мы, вроде, брат и сестра? Это уже переспали, Таня, и давно! — стрелка спидометра уходит за сто восемьдесят.
     — Не злись… мне тяжело отвечать.
     — А мне не тяжело? Эти три года? Кто с тобой рядом? Француз? Дима? Что ты хотела от них? Красный «Феррари» и, в нагрузку, вялый минет по утрам, или молодого небритого мачо?
     — Я искала…
     — Что искала?! — перебиваю я, — Таня?! Кто-нибудь из них остался? Кто-нибудь писал тебе, пусть корявые, но стихи?
     — Нет…
     — Кто из них реально звал тебя замуж?
     — Никто! … Ты! — кричит она в ответ. — Мама! Плохо мне! … Позови ещё!
     — Кого? Маму? — не догоняю я. — «Тише, тише. За поворотом пост, надо за кем-то пристроиться».
     — Какую маму? Дурак! Меня! Замуж!
     — Я звал… и зову. — «Вот и “КамАЗ”. Удачно! Три-четыре минуты ничего не решат. Тише, надо успокоиться. Замуж?» — Замуж — зову! Общее дело есть. Врагов я найду. Причём легко! Будем жить счастливо и долго! — Злость отступает, и мне неожиданно становится весело. — Ребёнок? Это хорошо! Можно ещё парочку.
     — Не против ребёнка? — откуда-то снизу хрипит Таня.
     — Нет, Тань. Не против. И не важно: что, кто, — злость уходит совсем. — «И правда неважно… какая разница? У меня ведь тоже есть ребёнок…»
     — Это твой...
     — Не понял? — «ведущий» «КамАЗ» уже почти подошёл к посту и я, «ведомый», слева и чуть-чуть позади, выжидающий удобный момент для рывка…
     — Твой сын! — задыхается Таня. — Больно! Очень!
     — Твою мать! — словно многопудовая гиря нога падает на педаль. Мгновенно автомобиль выскакивает из-за тяжёлого и спокойного грузовика. Выскакивает прямо перед лицами сосредоточенно ждущих постовых.
     Запоздалая трель свистка догоняет нас уже на мосту. Ещё через пару секунд, в правом боковом зеркале, я вижу отъезжающую от поста «девятку» с синей полосой на боку. Становится даже интересно: «Ну-ну! Попробуйте на своей трахоме!»
     Надо отдать должное сидящему за рулём круглолицему и сосредоточенному на погоне лейтенанту, он почти догоняет нас на повороте у «Модуса». Второго я не могу разглядеть. Зато слышу: «Шевроле 357 САМ, немедленно остановитесь!» Последний раз он хрипло орёт у ГПЗ: «Шевроле 357. Остановитесь! Будет открыт огонь».
     — Что там? Сирена? — спрашивает Таня.
     Резко бросив машину влево, обходя стоящих на светофоре, я вижу, как побелели её пальцы, вцепившееся в сиденье.
     — Да, это… «скорая» куда-то летит. Может, рожает кто.
     — Шутишь… всё.
     — Ага! — и правда, весело. Успеваю на моргающий зелёный, а «девятка», дико сигналя, чуть не втыкается в поворачивающий с Каширской автобус. — «Щенки! Коров вам гонять в деревне!» — ухмыляюсь я про себя.
     Уже Стачки! Звоним:
     — Оля! Две минуты, и я буду.
     — Давай, прямо к входу. Ворота открыты, — она мгновенно отвечает на мой звонок. Умница!
     И умница, и красавица! У неё всё готово. Не успела машина остановиться, как около двери появляются санитары. Они деловито перекладывают Таню на каталку. Оля, нагнувшись, что-то у неё спрашивает. Потом бросает коротко:
     — Везите.
     Я было бегу за ними, но она меня останавливает, цепко хватая пальцами за локоть:
     — Стой, стой! Куда собрался?
     — Так… Может, помочь? — нелепо отвечаю я. — «И правда, что делать?» Всё это время я чётко знал, что делать. И делал. А теперь не знаю. Я не буду знать и не буду понимать, что будут делать другие. Я понимаю только то, что от меня уже ничего не зависит. От этого становится тревожно и как-то неуверенно…
     — Чем ты можешь помочь? — Оля смеётся. — Всё! Теперь наша работа. Жди!
     — Долго?
     — Я думаю, часа три. Не больше.
     Ей всегда шёл белый халатик и эта белая шапочка, кокетливо сдвинутая набок. Она не изменилась. Не поправилась, не похудела. Может, искры в тёмных глазах ушли чуть глубже? Нет! Пожалуй, нет!
     — А ты поседел.
     — Поседел, Оля, — усмехнулся я. — Видишь, жизнь какая насыщенная. С утра были одни планы. В обед всё поменялось. Что будет вечером, я и предполагать боюсь.
     — Всё будет хорошо, как и в первый раз. Ребёнок-то растёт, учится?
     — Да! Уже с меня ростом. Учёба пошла побоку. Женихи на уме.
     — Ну, нормально! А этот — твой?
     — В машине выяснили, что мой.
     — Молодец! Давно было пора! — Оля отводит взгляд в сторону белых закрытых дверей роддома. — И мне пора. И тебе.
     — Я останусь.
     — Зачем? Езжай, езжай. Нечего ждать и негде. Я позвоню. И машине посторонней здесь не место. Это территория больницы! — заметив моё замешательство, она добавляет: — С тебя цветы! Или опять обманешь?
     — Нет! — я беру её за руку.
     — Ну-ну! Пока-а! — Оля осторожно освобождает свои пальцы и, быстро развернувшись, идёт к больничному входу. Высокая, красивая, с гордо поднятой головой, стуча каблучками по мраморным ступеням…

     …Конечно, меня «взяли». Я совсем забыл про пост и работников ДПС. Они просто обалдели, увидев мой автомобиль, медленно и спокойно движущийся по мосту. Я видел, как с вытянутыми и напряжёнными лицами они бегут мне навстречу. Человек пять, шесть. Двое даже с автоматами. Один грациозно поднимает вверх полосатую палку и протыкает ею воздух, целясь мне в стекло.
     Меня за шиворот вытаскивают из машины и резко кидают лицом на белый капот. На заломленных за спину руках щёлкают замки наручников. Люди в погонах, нещадно матерясь, принимаются хлопать по мне ладонями. Потом выворачивают карманы. Откуда-то появляются понятые, но я их не вижу. Слышу? Да. И понимаю, что, по-моему, начали выворачивать наизнанку машину.
     Движение с двух сторон остановлено. Наверняка кто-то снимает происходящее на камеру или сотовый. И думаю, что особенно эффектными получаются кадры моего перетаскивания через дорогу, с нелепо задранными выше головы руками…
     — Фамилия? Имя? Год рождения? — плотный, губастый майор, то открывая мой паспорт, то заглядывая в права и страховку, начинает задавать мне вопросы.
     Я отвечаю. Потом сам рассказываю про место работы, про машину, когда и за сколько покупал и когда проходил ТО.
     — Всё верно. Верно, — бормочет майор. — Но тогда, почему вы не остановились по первому требованию наших сотрудников? Мало того…
     — Наручники снимите, — перебиваю я его, — пожалуйста! Ну не бандит я.
     Майор жуёт пухлыми губами и кивает лейтенанту, стоящему с дубинкой наперевес за моей спиной:
     — Сними!
     Лейтенант, тот самый, с «девятки», круглолицый. Недовольно надувая щёки, он наклоняется к моим рукам.
     Растирая передавленные запястья, я начинаю рассказывать свою историю и начинаю почему-то… с Интернета. Меня не останавливают. Майор, сложив руки на груди, откидывается в кресле. «Тот самый» лейтенант мнётся позади. Я рассказываю долго и, наверное, подробно. Когда рассказ уже «подъезжает» к посту ДПС, его перебивают. Перебивают зуммером моего телефона. Я вскакиваю со стула и тянусь рукой за ползущей по столу трубкой.
     — Сидеть! — орёт «тот самый». Он хватает меня за плечо и одновременно бьёт дубинкой по пальцам. Сначала я вижу, как пальцы становятся плоскими. Потом становится невыносимо больно. Я закусываю нижнюю губу, чтобы не заорать.
     — Спокойнее. Спокойнее, — майор берёт трубку и поворачивает ко мне экраном. — Это чей номер?
     — Городской! Вы же видите! Может, это из роддома? Ответьте хоть вы!
     — Ну-у! Отвечу, — он нажимает клавишу приёма и, не отрывая от меня взгляда, подносит трубку к уху. — Алле, алле?
     Я слышу, что это Оля. Она говорит громко и быстро. До меня долетают лишь обрывки слов и фраз. Она не понимает, что ей ответил другой человек, но я понимаю всё!
     — Спасибо! — еле шевелит губами майор и вопросительно смотрит на меня.
     — Оля! Ольга Сергеевна! — шепчу я.
     — Спасибо, Ольга Сергеевна! — уже веселее говорит он и выключает связь. — Ну, что? — майор кладёт трубку и начинает постукивать пальцами по столу. Стучит и смотрит в окно. Туда, где за Доном садится солнце. — Поздравляю! Сын у тебя!
     — Всё нормально?
     — Да, говорит, нормально. И с ребёнком, и с ней! Про тридцать три розы сказала. Ха! Значит, не родственники! Вернее, теперь родственники, но не те… — он путается, хмурит лоб и, повернувшись к лейтенанту, говорит: «Ну, что? Отпустим его?»
     — Това-а-арищ майор, — начинает ныть «тот самый».
     — Я понимаю, без поляны мы не останемся?! Правда? — губастое лицо вплотную приближается ко мне. — Иначе… Ты же по Ростову ездить не сможешь.
     — Будет поляна! Будет! Только розы отвезу и вернусь. Честно! — «Конечно, будет. Я готов напоить вас всех! И даже “того самого”, с дубинкой за спиной! И даже другую смену! И… даже поцеловать тебя в пухлые губы. Потом. Если захочешь…»
     — Верю, — просто и коротко отвечает майор. — Не умеешь ты врать! Хотя… всё похоже на книжку какую-то. Но я тебе верю! — он опять стучит пальцами по столу и переводит взгляд на заходящее солнце. — Красиво! И почему у вас, интеллигентов, всё красиво? Красиво и сложно. Не так, как у людей. Давай, давай! — не отводя глаз от окна, он двигает рукой по столу документы. — Вали!
     Уже стоя на лестнице, я спрашиваю:
     — Развернуться прямо тут можно?
     Майор молча машет мне рукой…

     …Я так и не понял, можно разворачиваться или нет. Но, пропустив встречные, разворачиваюсь. Проехав немного, метров десять, я вижу, как на стекло падают прозрачные капли дождя. Быстрые серые чёрточки появляются в воздухе ниоткуда. Туч не было и нет. Заходящее солнце светит так же ярко. Маленькие голубые облачка — высоко-высоко и явно ни причём. Это слепой дождь. Чистый. Я видел его в прошлом году очень часто. Даже зимой. Видел даже слепой снег. А вот в этом году — вижу впервые. Капли становятся крупнее, они сильнее и сильнее стучат по крыше, стёклам, особенно слева… Я поворачиваю голову.
     — Чего стоим? — в стекло стучит палочкой «тот самый».
     — Извини. Дождь, — тихо отвечаю я. Он меня не слышит, лишь пожимает плечами и уходит. Машина — сама — медленно трогается и едет обратно, в Ростов. Что-то там по радио? Что-то знакомое и… правильное… Опухшими пальцами я пытаюсь сделать погромче…

… Нам так жалко свободы,
мы с тобой одной и той же породы.
Да, мы слишком похожи.
Значит, выберут нас, на роли
совершенно случайных прохожих.
И я кричу: остановите плёнку.
Это кино я уже смотрел…

Ноябрь 2010 г.