Наш Конкурс
Татьяна Парсанова родилась в хуторе Рябовском Волгоградской
области в семье донского казака. В десять лет, – вдохновлённая мимолётным общением с проживающим в соседней станице
Михаилом Шолоховым, – вдруг начала рифмовать свои рассказы. Замужество, переезды,
перестройка – заставили замолчать на долгое время, но в начале 90-х
желание писать возникло с новой силой. Автор сборника стихов «В унисон с дождями» («Российский писатель», 2018).
Стихи публиковались в интернет-альманахах
и журналах: «День и Ночь», «45-я Параллель», «Сетевая словесность»,
«День литературы», «Артбухта», «Топос», «Великороссъ» «Дарьял»,
«Зарубежные задворки» (Германия), «Новый Континент» (США),
«Созвучие», «Новая Немига литературная» (Белоруссия) и др. Живет и
работает в г. Наро-Фоминске Московской области.
ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА
НАМЕЧЕННЫЙ МАРШРУТ
* * *
Опять Морфей дружить со мной не хочет.
Пугает ночь крестом оконных рам.
Бунтует память. И апрель пророчит
Раздрайный взлёт моих кардиограмм.
Упрямо мысли о тебе стрекочут,
Забыв итоги отгремевших драм –
Не мне желаешь ты спокойной ночи.
Не ты меня целуешь по утрам.
* * *
Х.В.
Когда с тебя сдерут седьмую шкуру,
Когда в душе мятущейся ни зги;
Знай: там ты должен лечь на амбразуру,
А здесь – тебе прощают все долги.
И пусть октябрь смывает радуг блики,
И радость дня затеряна во тьме...
Ты знай, что там ты должен быть великим.
А здесь ты тот, кто просто нужен мне.
* * *
Х.В.
Не цветами – лебедой
Зарастает поле.
Стала я твоей бедой,
Милый, поневоле.
Неба ситец голубой
Насурмился грозно.
Ах, зачем же мы с тобой
Встретились так поздно.
Мыслей горьких остриё –
Никуда не деться...
Спрячу имя я твоё
В тайничок под сердце.
Сыплет густо на лицо
Мне слезинки лето.
А на пальчик мой кольцо...
Не тобой надето.
* * *
За флажками оставила
Свою веру в людей.
Вспомни главное правило:
Если ранил – добей.
Только спину и вижу я.
Это мне не забыть.
Если все-таки выживу –
Буду мстить. Буду мстить.
Растерялась по-бабьи я.
Это фора – ты знай.
Я еще – очень слабая...
Время есть. Добивай.
* * *
1
Нам верилось: два года – ерунда,
А у судьбы другие были планы.
И наши обещанья: «навсегда» –
Закрыли тенью «черные тюльпаны».
Ружейный залп, взлетевший к небесам...
Хранящая молчание икона.
Кто подарил войну чужую нам,
И марш Шопена вместо Мендельсона?
2
Так повелось, мгновений череда:
Кому роман, кому – рассказ короткий.
Когда-нибудь... холодная звезда
Прильнёт лучом к моей последней фотке.
Уйду в свой срок. Чтоб в зазеркальном – «там»,
Сбежав однажды с заданной орбиты,
Глаза в глаза, «двухсотым» пацанам,
Поклясться, что они не позабыты…
Февраль рисует Пастернак
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд…
Борис Пастернак, 1912
«Февраль. Достать чернил и плакать!» –
Увидев вдруг, как сотни лет
Луны серебряную мякоть
Кровавой лапой рвет рассвет.
И осознать предельно ёмко,
Как норов у мороза крут.
Как тонким языком позёмка
Слизнёт намеченный маршрут.
Как путь до точки невозврата
Благими помыслами взрыт.
С раздраем Понтия Пилата
«Писать о феврале навзрыд»,
Но… Захлебнувшись знаньем этим,
Душой почувствовать вдруг, как –
На расстоянии столетий
Февраль рисует Пастернак.
* * *
Х.В.
За окошком январский вечер
Весь – в сиянии звёздных страз...
Начинаю отсчет до встречи:
Десять... Девять... Четыре... Час...
Кружева, на антенной рее,
Из снежинок морозы вьют...
Как же я пережить сумею –
Сорок шесть... сорок пять минут...
Светом лунным с ладошки кормит
Сердце ночь... Усмиряя бунт.
В бесконечность пускают корни –
Двадцать шесть... двадцать пять секунд...
Мать
1
Кто она, и как тогда всё было,
Старожилам вспомнится с трудом.
Вроде б говорили, что купила
На краю деревни старый дом.
Спряталась за каменным забором.
Равнодушна к мнению молвы,
К новостям соседским, сплетням, спорам...
Вечно в черном. С ног до головы.
За спиной о ней ходили слухи.
Говорили: тронулась слегка.
Кто б подумал, что тогда старухе
Было лет чуть больше сорока.
Вёсны, зимы чередой ходили.
Календарь листал за годом год.
Про старуху все давно забыли.
Ну, живет и ладно. Пусть живет.
2
В старый дом в морозный, тёмный вечер
Гостьей долгожданной Смерть вошла.
Тридцать зим ждала старуха встречи.
Тридцать безнадежных лет ждала.
Потеплел старухин взгляд колючий,
Разглядев безносую в дверях.
«Слава тебе, Господи. Отмучил», –
Губы шелестнули второпях.
Удивилась – так легко, аж странно
Память пролистнула на бегу
Страшный день, когда домой с Афгана,
Сын вернулся в цинковом гробу.
И дойдя уже до грани зыбкой,
Рассмотрев вдали зовущий свет, –
Расцвела счастливою улыбкой,
Понимая: боли больше нет...
3
Проводить безумную старуху
Собралось, привычно, полсела.
Обсуждали равнодушно, сухо –
Кто, откуда, кем она была,
Всё, что память выдала навскидку...
И вовнутрь благоговейный страх
Спрятали. Счастливую улыбку
У старухи видя на губах...
22 июня
Три пятьдесят...
Рассвета
первый несмелый блик.
В теплых объятьях лета
города сонный лик.
Рваный кусок тумана
тюлем свисает с крыш.
Заспанный дворник рьяно
гонит метлою тишь.
Achtung! Напрягся Каин,
силясь рукой взмахнуть.
Ищет, сквозь сон, губами
новорождённый – грудь.
Три пятьдесят...
Истома...
Людям еще дано –
с зычным победным стоном
слиться, сплестись – в одно.
В небе, стальная стая –
смерть под крылом несет.
В небытие впадая,
счастлив еще народ.
Сонные – в одеяло
прячутся, как в гнездо.
Мира осталось мало –
Десять мгновений до...
Кляксою взрыв. Воронка
Улиц взъерошит гладь.
Рвётся не там, где тонко, –
Там, где хотят порвать.
|