Наш Конкурс

Лев Гуревич родился в 1945 г. в Москве. Окончил Институт связи, работал в НИИ. Живет в городе Карлсруэ (Германия). Литературным трудом начал заниматься уже в эмиграции. Публиковался в журналах «Слово/Word», «Эмигрантская лира», «Гостиная», «Кольцо А», «Чайка», «Новая Литература».

ЛЕВ  ГУРЕВИЧ

ПТЕНЧИК ТРЯСОГУЗКИ

     С самого раннего детства Илюша Штейнбок очень любил птичек. Во время прогулок он мог долго смотреть на них, знал названия многих пернатых и как они выглядят. Особенный восторг у него вызывал дятел в красной шапочке, неутомимо стучащий по сухим веткам деревьев. Илюша родился в скромной московской семье — его отец Александр Иосифович работал главным инженером в районном телефонном узле, а мама Клара Давидовна была участковым терапевтом в близлежащей поликлинике. До начала 60-х годов прошлого, двадцатого века семья жила в коммунальной квартире, но Александру Иосифовичу, учитывая его фронтовые заслуги и служебное положение, выделили двухкомнатную квартиру в хорошем кирпичном доме на улице Павла Корчагина. Неподалёку был парк Сокольники, где на деревьях летало, гнездилось и кормилось целое птичье царство.
     Илюша рос спокойным, доброжелательным мальчиком, в пять лет с помощью папы научился читать, и его трудно было оторвать от книжек. Читать он любил лёжа, и мама часто делала ему замечания: «Илюша, испортишь глаза». Ребята в школе к нему относились хорошо, почти не дразнили, но и особенно близко с ним никто не дружил.
     В пятом классе на день рождения родители подарили Илюше фотоаппарат «Смена» и набор для фоторабот: плёнку, бумагу, увеличитель, бачки для проявления плёнки, множество всяких химических реактивов и даже книгу Микулина «25 уроков фотографии». По выходным семья дружно направлялась в Сокольники, где отец с сыном учились фотографировать. Ванная комната частенько превращалась в фотолабораторию, и следовало признать, что с каждым разом фотографии получались всё лучше и лучше, и, уж конечно, основным объектом фотосъёмок были любимые Илюшины птички.
     Вскоре после переезда на новую квартиру у Клары Давидовны обнаружили заболевание щитовидной железы. Стали искать врачей, и поиски привели в Боткинскую больницу, где в отделении доктора Атабекова был проведён курс лечения радиоактивным йодом, давший положительные результаты. Болезнь отступила, больной было рекомендовано несколько лет избегать жаркого южного солнца, и на лето сняли дачу в посёлке Кратово по Казанской железной дороге.
     Две комнаты с террасой, небольшая кухонька, правда, «удобства» во дворе. На участке почти в полгектара росли прекрасные мачтовые сосны, лиственные деревья, кустарники. Для Илюши здесь было раздолье: множество видов птиц, ежи, белки… По разрешению хозяйки участка, в его глубине соорудили шалаш, накрыли от дождя плащ-палаткой, которую Александр Иосифович привёз ещё с фронта, и почти все летние каникулы, с утра до вечера, Илюша проводил там, фотографируя птичью жизнь.
     Как правило, отец приезжал на дачу вечером в субботу после шестидневной рабочей недели. Обычно в это время сын уже спал, но в тот раз Илюша встретил его в сильном возбуждении, ведь ему удалось то, о чём мечтают взрослые орнитологи — сфотографировать момент, когда кукушка подкидывает свое, только что снесённое, яйцо в гнездо трясогузки. Он держал кассету с отснятой плёнкой, зажав её в кулаке, да так крепко, что родители побоялись, как бы хрупкая пластмасса не треснула. Было решено: чтобы не рисковать, Александр Иосифович отвезёт кассету в Москву и отдаст её в мастерскую, где профессионалы проявят плёнку и сделают фотографии.
     Изображения вышли замечательные. Было чётко видно, как пёстрая кукушка с яйцом в клюве сидит на краю гнезда трясогузки. На следующем кадре кукушкино яйцо, более крупное, но по окраске похожее на яйца трясогузки, уже лежит в гнезде. Потрясающим оказалось фото, где кукушка крадёт более мелкое яйцо трясогузки, подхватывая его своим клювом. Илюша был в восторге — у него всё получилось! Через две недели в гнезде вылупился кукушонок, а ещё через неделю — его более мелкие «братья». Ещё через две недели в гнезде остался лишь один подкидыш, а птенцы трясогузки валялись на земле и стали лёгкой добычей ежей и кошек. И самое подлое заключалось в том, что родители птенцов трясогузки продолжали выкармливать приёмыша, как ни в чём не бывало.
     Осенью, после переезда с дачи в Москву, Александр Иосифович и Илюша поехали в редакцию «Юного натуралиста» — одного из самых популярных журналов для советских школьников о природе и биологии. Фотоматериал о кукушке вызвал большой интерес и — о чудо — на следующий год в апрельском номере журнала были опубликованы фотографии с комментарием, написанным кандидатом биологических наук, и подписью: «Фото ученика 6-го класса 303-й московской школы Ильи Штейнбока». Журнал раздарили всем друзьям и знакомым, а несколько экземпляров Илюша гордо отнёс в школу.
     В восьмом классе Илья записался в школьный кружок при биологическом факультете Московского университета. Три последующих года были одним из самых прекрасных периодов в его жизни. В кружке читали углублённый курс биологии, учили обращаться с биоматериалами, пользоваться научной литературой. Занятия на биологической станции факультета в Звенигороде под Москвой готовили будущих биологов к серьёзной научной работе. Одиннадцатый класс он заканчивал, имея всего три четвёрки в аттестате. Это было очень хорошо, поскольку при поступлении засчитывался средний балл аттестата, а поступать Илья собирался только на Биофак МГУ. Кроме того, на Всесоюзной олимпиаде школьников по биологии он занял почётное третье место, что придавало ему уверенности в своих силах.

     В приёмной комиссии факультета Илья бесконечно долго заполнял требуемые бумаги и даже пожалел, что отказался от помощи отца, который хотел пойти вместе с ним. Диплом о третьем месте на биологической олимпиаде не пригодился, и его пришлось отложить. Вертлявая девица из приёмной комиссии долго просматривала автобиографию и анкету абитуриента. Когда дело дошло до графы «национальность», она с недоумением посмотрела на Илью — и что-то неприятно кольнуло у него в глубине души. Конечно, он слышал, что евреев неохотно берут в Университет, что сейчас сложная международная обстановка, но причём здесь он, для которого за прошедшие три года Биофак стал почти родным домом?
     6-го июля (в Университете приём начинался раньше, чем в других институтах) был первый письменный экзамен — сочинение. Из трёх предложенных Илья выбрал тему по роману Николая Островского «Как закалялась сталь». Составив на черновике план сочинения, он сразу стал писать начисто, понимая, что времени на переписывание и, главное, на проверку может не хватить. Получилось всего пять листов. Илья два раза тщательно проверил орфографию и пунктуацию и спокойно сдал работу.
     Следующим экзаменом была химия, и Илье даже не пришло в голову посмотреть списки допущенных к экзамену. Он долго толкался перед аудиторией, его не вызывали, и тут у него зародилась какая-то тревога. Он разыскал стенд с фамилиями тех, кого допустили, и, увы, Штейнбока там не было. Ничего не понимая, он вошёл в комнату приёмной комиссии и обратился к девице, которая принимала у него документы. Да, всё правильно, у него оценка за сочинение «неудовлетворительно», и он может, хоть сейчас, забрать свои документы. Ошеломлённый, он вышел в коридор, долго смотрел в окно и решил позвонить отцу на работу. Александр Иосифович велел Илье его ждать, через какое-то время подъехал в Университет, и они пошли записываться на приём по вопросу апелляции к проректору — председателю приёмной комиссии Университета.
     В назначенное время отец с сыном явились в кабинет проректора. На Александре Иосифовиче был пиджак со всеми боевыми наградами и нашивками за ранения, который он надевал в День Победы. Проректор, высокий седовласый мужчина в светлом костюме, вышел из-за стола и поздоровался с обоими за руку и предложил присесть. На столе уже лежали экзаменационные ведомости с отметками за сочинения и документы Ильи. Проректор сказал, что он связался с председателем экзаменационной комиссии по русскому языку и выяснил следующее. Отметка включает в себя две составляющие: раскрытие темы сочинения и грамотность. За раскрытие темы абитуриент Штейнбок получил отметку «хорошо», а за грамотность, увы, «неудовлетворительно». На просьбу ознакомиться с сочинением, проректор ответил, что для этого должно быть специальное разрешение Министерства образования, которое выдаётся на основании заявления об апелляции. Его следует подавать в установленном порядке, и срок рассмотрения, с учётом летних отпусков и каникул, обычно полтора-два месяца. Затем проректор снова встал из-за стола, показывая, что приём окончен. Когда посетители выходили, хозяин кабинета попросил Александра Иосифовича задержаться. Оставшись вдвоём с отцом, проректор неожиданно спросил,
     — Вы на каком фронте воевали и где закончили войну?
     — Начинал на Западном фронте, затем Степной фронт, а закончил в Берлине у Конева, на Первом Украинском, командиром роты связи. Позвольте спросить, а вы?
     — А я после Сталинграда и госпиталя — комбатом на Первом Белорусском, в Берлине и закончил. Александр Иосифович, вот вам мой совет: забирайте документы и поступайте в обычный вуз, например, в строительный или автодорожный. Поверьте, наших антисемитов вам не перебороть, а парню жизнь испортите. Ему на следующий год в армию идти, а я вижу, что она его не закалит, а только сломает. Всего вам доброго.
     Когда Штейнбок-старший вышел из кабинета, Илья вопросительно посмотрел на отца, но тот махнул рукой — потом. Александра Иосифовича била дрожь — это случалось с ним раньше, после тяжёлого боя, когда в любую минуту могли убить, — но сын ничего не заметил.
     Сказав Илюше, чтобы он ехал домой и успокоил мать, мол, вечером всё обсудим, Александр Иосифович по дороге на работу зашёл в продовольственный магазин и в винном отделе, зажав в руке рубль, нашёл двух собутыльников. Купив на троих бутылку водки, они направились в соседний тенистый двор, по дороге прихватив гранёный стакан в автомате газированной воды. Испитой мужик, обычно таких награждают кличкой Синяк, ловко открыл бутылку, отлил в стакан ровно треть содержимого и — с прибауткой «глаз-алмаз» — подал его Александру Иосифовичу. Тот, молча, поднёс стакан ко рту и сделал то, что последний раз делал 9-го мая 1945 года, — выпил стакан до дна, затем пару раз затянулся предложенной «беломориной», поблагодарил собутыльников и двинул к себе на работу. После того как всё было выпито, Синяк задумчиво произнёс:
     — Ну, вот, дожили, уже и евреи начали пить, — на что его товарищ, глубоко затянувшись и выпустив дым, возразил:
     — Может, у человека горе, помер кто… Видишь — молчит, переживает…
     На семейном совете было решено, что Илюша поступает в Институт связи. Вечером, когда Клара Давидовна зашла к сыну пожелать спокойной ночи, тот лежал отвернувшись лицом к стене, и не спал. Мать прошла на кухню, вытерла набежавшие слёзы, а перед её глазами стояла фотография птенчика трясогузки, которого безжалостный кукушонок вытолкнул из собственного гнезда.

     Первого сентября автобусы с первокурсниками, среди которых был студент факультета радиотехники Илья Штейнбок, отправились от ворот института в подмосковный Волоколамский район «на картошку», иначе говоря, на сельскохозяйственные работы. Илья быстро втянулся в студенческую жизнь. Александр Иосифович несколько раз предлагал сыну свою помощь в учёбе, но тот вежливо отказывался — я сам. На четвёртом курсе он увлёкся научной работой на кафедре антенных устройств и опубликовал свою первую научную работу, в соавторстве с двумя аспирантами, в ежегодном научном студенческом сборнике. Заведующий кафедрой, доктор наук, после научной конференции спросил: не подумывает ли Илья об аспирантуре, на что тот довольно нагло ответил, что больше хотел бы попробовать себя в практической работе.
     За всю свою дальнейшую жизнь он ни разу не говорил с родителями о своём неудачном поступлении в Университет. Многочисленные фотографии птиц, книги по биологии, комплекты журнала «Юный Натуралист» были частично убраны на антресоли, а частично выброшены на помойку. Его приятели заметили в нём странность, причину которой он наотрез отказывался раскрывать, — он терпеть не мог фотографировать, и даже когда потребовалось для научного доклада сделать фотографии с экрана осциллографа, он попросил это сделать своего товарища-сокурсника.
     На пятом курсе Илья, учившийся только на «хорошо» и «отлично», получил распределение в головной научно-исследовательский институт Министерства связи — НИИ Связи. Сначала последовала преддипломная практика, затем написание диплома и его защита с оценкой «отлично». Александр Иосифович и Клара Давидовна поздравили сына, подарили ему модные наручные электронные часы, но, как им показалось, ко всему этому Илюша оставался равнодушен.

     Инженер Штейнбок, с типовой зарплатой советского «молодого специалиста» в 100 рублей, быстро втянулся в работу. Начальник лаборатории, доктор наук, увидел в теме дипломного проекта Штейнбока перспективное направление, которое включил в план научно-технических исследований. Спустя год антенна, созданная на основе Илюшиной идеи, получила воплощение в «железе», была испытана на подмосковном полигоне института в Голицино и рекомендована в серийное производство, а фамилия Штейнбок появилась в сборнике научных трудов института.
     Молодого перспективного специалиста — «ещё мозги свежие» — привлекли к составлению программ для больших электронных вычислительных машин, на которых рассчитывались параметры создаваемых антенн. Отработка программ и сами вычисления производились на ЭВМ ЕС-1040, размещенных в Вычислительном центре института. Часто там бывая, Илья заметил невысокую черноволосую девушку с серой металлической коробкой для перфокарт — неизменным атрибутом всех, кто занимался программированием на больших ЭВМ. Программистка очень понравилась Илье. Вскоре он выяснил, что девушку зовут Юля Левитина, она аспирантка из отдела вычислительной техники, а её отец работает начальником лаборатории их же института. К ней часто обращались за помощью сотрудники, много старше её по возрасту, как правило, в том случае, если программа «не шла». Как-то у Ильи случилась заминка в программе, и он рискнул обратиться к Юле. Оказывается, она о нём уже слышала, поскольку оба публиковались в одном номере научного сборника. Так произошло их знакомство.
     Через пару месяцев они начали встречаться, а почти через год расписались. Родителям Ильи невестка тоже очень нравилась. Илюшин тесть Аркадий Ефимович считал, что его зять «серьёзный и порядочный парень», а вот тёща Фаина Михайловна, учительница английского языка, хотя виду не подавала, но в глубине души считала, что «Юленька могла составить более удачную партию». Юля закончила аспирантуру в положенный срок и вскоре защитила кандидатскую диссертацию. Спустя полгода у них родилась дочь, которую назвали Региной в память о погибшей в белорусском местечке Молодечно прабабушке Рахиль — маме Фаины Михайловны. После рождения ребёнка молодая семья въехала в двухкомнатную кооперативную квартиру. С деньгами на первый взнос помогли родители с обеих сторон.
     Когда Юля, отсидев положенный послеродовой отпуск, вышла на работу, Фаина Михайловна, имея большой педагогический стаж, досрочно оформила пенсию и несколько раз в неделю сидела с внучкой. После рождения ребёнка молодые родители стали замечать, что зарабатываемых денег стало не хватать. Нет, на еду, оплату квартиры, транспорт или кино деньги были, но если речь шла о крупных покупках, таких, как бытовая техника, или о летнем отдыхе, то тут без помощи родителей было не обойтись.
     Юля занялась разработкой программного обеспечения для цифровых блоков аппаратуры связи и быстро росла по службе — сначала старший научный сотрудник, а затем начальник сектора в лаборатории, Илья же притормозил. У него пропал интерес к исследовательской работе, он больше занимался повседневными текущими вопросами и, вообще, стал каким-то апатичным. Юля настаивала, чтобы он начал писать кандидатскую диссертацию, тем более что начальник его лаборатории не возражал, но Илья под всякими благовидными предлогами оттягивал этот процесс. Два раза между ними был по этому поводу серьёзный разговор. Юля считала, что он разбазаривает свои лучшие, активные годы, требовала, чтобы он собрался и взял себя в руки, да и денег он стал бы зарабатывать больше. В глубине души Илья понимал, что жена права, что надо настроиться на новые научные задачи, писать эту чёртову диссертацию, но наступало следующее утро, он брился, читал за завтраком газету, потом бежал на работу — и всё оставалось по-прежнему. Порой у него возникало ощущение, что он проживает не свою, а чью-то чужую жизнь.
     Поняв, что воздействовать на мужа ей не удаётся, Юля сосредоточилась на собственной карьере. После английской спецшколы и серьёзных занятий техническими переводами в институте, а потом и в аспирантуре, Юля постоянно читала статьи по программированию и информатике в англоязычных журналах, которые получала научно-техническая библиотека института, писала и публиковала рефераты, методические пособия, преподавала на курсах повышения квалификации для специалистов Министерства связи.
     Регину в три года отдали в детский сад, но, как это бывает с большинством детей, она больше болела и сидела с бабушкой. Когда девочка немного повзрослела, её записали в районную детскую музыкальную школу — для общего развития, благо у деда Аркаши и бабы Фани дома стояло пианино, на котором когда-то ещё играла Юля. Илья пытался заниматься с ребёнком чтением и рисованием, но надолго его терпения не хватало, и в конце концов его участие в воспитании свелось к прогулкам по выходным в парке Сокольники.
     Когда Регина пошла в первый класс, тяжело заболела Клара Давидовна. Вначале врачи долго не могли поставить диагноз, но когда определили в чём дело, болезнь уже была запущена. После операции казалось, что здоровье пошло на поправку, появился аппетит, но спустя шесть месяцев её состояние резко ухудшилось. Чтобы помочь ухаживать за больной, из Чебоксар приехала её младшая сестра Мария Давидовна, которая недавно потеряла мужа, а своих детей у неё не было. Курс химиотерапии, к сожалению, не помог, и Клара Давидовна, не вставая последний месяц с постели, скончалась. По дороге в крематорий и на прощании на Александра Иосифовича было страшно смотреть, Аркадий Ефимович и Фаина Михайловна держали его под руки. Региночку на похороны бабушки не взяли.

     Внешне отношения Юли и Ильи не изменились, они по-прежнему вели привычную семейную жизнь, но внутреннее взаимопонимание куда-то пропало. Илья много времени на работе отдавал «текучке» — работе с конструкторами и технологами, измерениям на полигоне в Голицино, ездил на серийный завод в Минск. Он получил два авторских свидетельства на изобретения, стал ведущим инженером, но зарабатывал почти в два раза меньше, чем Юля. Регина подрастала, училась в той же английской спецшколе что и Юля, но музыку пришлось бросить, иначе учиться на все «пятёрки» было бы невозможно.
     Александр Иосифович после смерти жены потихоньку пришёл в себя и, спустя два года, неожиданно для всех, женился на Марии Давыдовне, объясняя знакомым, что у евреев принято после смерти жены жениться на её сестре. Илья воспринял этот брак с каким-то облегчением: во всяком случае, есть кому ухаживать за отцом.

     Наступила перестройка. Создалось такое впечатление, что все прекратили работу и занялись политикой. В какую лабораторию ни зайдёшь, повсюду шла речь о новом «молодом» Генсеке и о том, сможет ли он что-либо изменить. Илья никогда не увлекался общественной жизнью, обычным его чтением была газета «Советский спорт», так как он любил смотреть футбол, или последняя страница «Литературной газеты», отведенная юмору. В спорах с отцом, коллегами по работе и даже случайными знакомыми все чаще проскакивала мысль — а вдруг получится. Когда приняли закон о кооперативном движении и прозвучали «страшные» слова — «частная собственность», то показалось: «лёд тронулся».
     В разговорах с Юлей всё чаще стало звучать имя Лёня и, хотя Илья никогда не ревновал Юлю, но всё же решил выяснить — а кто же это? Леонид Пятигорский появился в Юлиной лаборатории пару лет назад. Худощавый, тёмноволосый, выше среднего роста, в свитере грубой вязки… Загорелые лицо, шея, крепкие руки — всё выдавало в нём закоренелого туриста и байдарочника. Живые глаза, белозубая улыбка, приятный баритон, остроумие и доброжелательность — сразу вызывали симпатию к этому человеку. Пятигорский одним из первых в институте начал работать на недавно появившихся персональных компьютерах, и все те, кто заинтересовался этой новой техникой и начал её осваивать, ходили к нему консультироваться. Вскоре руководство организовало компьютерные курсы, и Леонид стал на них преподавать. Юля записалась на занятия и быстро освоила эту заграничную технику. Узнав, что Юля хорошо владеет английским, Пятигорский стал приносить ей книги по устройству персональных компьютеров и программированию, которые его друзья присылали из США.

     В ходе перестройки, в рамках развития молодёжной инициативы, при райкомах комсомола возникли межотраслевые центры научно-технического творчества молодёжи (НТТМ). Эти центры, помимо импорта и сбыта компьютеров, торговли джинсами и алкоголем, занимались обналичиванием средств. НИИ, КБ и заводы, не имея возможности выплачивать своим сотрудникам реально заработанные деньги за сторонние заказы, обходили эти ограничения, пропуская заказы через центры НТТМ, выплачивая им до 70 процентов комиссионных. Обналичка приносила громадные доходы, исчисляемые миллионами рублей. Знакомые по турпоходам привлекли Пятигорского как человека, разбирающегося в компьютерах, к работе в центре НТТМ. В закупаемых компьютерах следовало проверить комплектацию системного блока, закачать «операционку» (естественно, нелицензионную — да и откуда было взять в Москве, в конце 80-х годов, лицензионную), подсоединить и отъюстировать монитор и провести окончательные настройки. Платили наличными, и Леонид предложил Юле подзаработать. Она с радостью согласилась — дефицит продуктов и промтоваров в это время можно было преодолеть только деньгами. Работы было через край, часто одновременно приходило несколько десятков компьютеров, и Леонид предложил — подключай мужа. Так мужчины и познакомились.
     Юля и Илья стали зарабатывать во много раз больше, чем они получали в своём институте, но деньги стремительно обесценивались. Знакомый из центра НТТМ предложил обменять полученные рубли на доллары, — хотя 88-ю «валютную» статью Уголовного кодекса никто не отменял, но уже повсюду происходили негласные расчёты в валюте. Илья, преодолевая какую-то внутреннюю дрожь, отнёс по указанному адресу старый, ещё институтский портфель, набитый деньгами, а взамен получил тощенькую зеленоватую пачку стодолларовых купюр.
     — Пересчитай и проверь; курс доллара — как мы договаривались, — сказал невысокий парень с рыженькой бородкой. Илья покрутил незнакомые деньги в руках, и его собеседник всё понял:
     — Первый раз доллары видишь? Не бойся, все когда-то начинали, давай я тебе кое-что тебе покажу.
     И Илья прослушал первую в своей жизни лекцию о долларе: как его проверять, как сделать, чтобы тебе не подсунули «куклу» (то есть — доллар сверху, доллар снизу, а в середине бумага), и ещё много всякой всячины, которая впоследствии ему не раз пригодилась.

     После августовских событий 1991 года жизнь круто изменилась. Министерство стало выделять деньги институту в значительно меньшем объёме, соответственно, работа в лабораториях постепенно сокращалась, технические задания оставались на бумаге, всё чаще задерживали зарплату. Кто-то из сотрудников увольнялся, кто-то прогуливал и не выходил месяцами — каждый старался заработать, как мог.
     Пятигорский, вспомнив опыт, полученный в студенческом стройотряде, сколотил строительную бригаду, состоявшую из его знакомых. Начинали с простеньких ремонтов обычных московских квартир, но постепенно удалось выйти на недавно появившихся внезапно разбогатевших людей, которых в народе прозвали «новые русские». Риелторы — новомодное слово, заменившее привычное «квартирные маклеры», — расселяли коммунальные квартиры и «богатенькие Буратины» скупали освободившуюся жилплощадь. Зазвучало незнакомое слово «евроремонт», означавшее некоторую перепланировку квартиры и аккуратно выполненные отделочные работы в сочетании с полностью заменённой сантехникой. Отсутствие качественных строительных материалов, импортной сантехники, обоев и красок не всегда позволяло достичь требуемого заказчиками, а чаще — заказчицами, результата.
     Бригада Пятигорского, одной из первых в Москве, начала предлагать заказчикам закупать стройматериалы и оборудование в Германии, и если те соглашались, Леонид созванивался со своим приятелем, который в 1990 году уехал в ФРГ по линии еврейской эмиграции. Через пару недель минивэн, набитый сантехникой, красками, обоями, керамической плиткой, валиками и кистями для малярных работ и прочим необходимым для ремонта, уже был в Москве. По просьбе Леонида, Юля освоила компьютерный дизайн, и выполненные на цветном принтере в институтском вычислительном центре разноцветные картинки предполагаемого интерьера радовали заказчиков, а ей приносили дополнительный доход.

     1 марта 1991 года в СССР вышел закон «О валютном регулировании», и в Москве начали, подобно грибам после дождя, появляться пункты обмена валюты. В магазинах, кинотеатрах, в кафе и ресторанах, чуть ли не в общественных туалетах, коммерческие банки стали оборудовать уродливые помещения, внутри которых стояли будочки со стеклянными окошечками, в которых кассиры — бойкие девицы или парнишки — покупали и продавали валюту за рубли. Учёт денежно-валютных операций осуществлялся путем записи от руки в самодельные ведомости, никаких справок, а уж тем более печатей, не было и в помине. Проверка подлинности валюты осуществлялась с помощью примитивных детекторов валюты китайского производства. Многочисленные очереди регулировались одним или двумя охранниками, которые запускали посетителей в помещение по одному. Случалось, что обменники грабили, охранников, кассиров и инкассаторов ранили или даже убивали, но на следующий день точки по продаже валюты незамедлительно возрождались.
     Несколько раз в день курсы покупки и продажи валюты, написанные от руки мелом на вывесках, менялись в соответствии с указаниями коммерческих банков, которые в зависимости от конъюнктуры либо закупали валюту, либо лихорадочно её сбрасывали. Группы возбужденных людей стремительно перемещались по улицам Москвы, в основном в центре, от одного обменника к другому, сравнивая курсы продажи и покупки валюты в разных местах, — на курсовой разнице можно было заработать. «Бегунки» — так называли людей, которые занимались подобными операциями, — действовали в обстановке психоза, желания заработать, жёсткой конкуренции со стороны себе подобных. В основном это были инженеры, научные сотрудники, преподаватели, мелкие управленцы, зарплата которых стремительно сократилась, и они постепенно превращались в люмпенов. Их постоянно обсчитывали, откровенно грабили, подсовывали фальшивые денежные купюры.
     Провернув три подобных операции и немного заработав, Илья занялся этим «бизнесом» вплотную. Им овладели азарт, стремление больше заработать. Он перестал следить за собой — забывал побриться, ходил в нечищеной обуви, каких-то потрёпанных брюках, на целый день пропадал из дому. Юля пыталась его остановить, говорила, что это временный заработок, что это опасно, но Илья в ответ показывал вырученные деньги, которые, правда, не шли в бюджет семьи, а находились «в деле». Физическая близость между ними случалась всё реже и реже, и Юля подумала, что у него появилась какая-то женщина.
     Через пару месяцев подобной жизни Юля, улучив момент, когда Илья был дома, заглянула на кухню, где он смотрел по телевизору футбол, и сказала, что им надо переговорить.
     — А нельзя подождать, когда кончится матч? — спросил Илья, приложившись к бутылке с пивом, к которому он пристрастился в последнее время. Дождавшись, пока окончился футбол, Юля снова зашла на кухню.
     — Илья, я подаю на развод, так больше жить невозможно. Мы с Региной переезжаем к моим родителям — ребёнок не должен всего этого видеть.
     Илья в ответ психанул:
     — Это всё твой Пятигорский! Он давно под тебя клинья подбивает.
     — Илья, посмотри на себя, ты сам всё испортил, — спокойно ответила Юля,
     — Ну и… с тобой, катись куда хочешь, — Илья впервые в жизни накричал на жену.
     Развод состоялся через четыре месяца. Заседание суда два раза откладывалось: в первый раз судья, учитывая наличие несовершеннолетнего ребёнка, дала им месяц, чтобы они ещё раз подумали, а во второй раз Илья не явился на заседание, но, в конце концов, развод состоялся. Юля быстро оформила свидетельство о разводе, а Илья всё тянул — ему постоянно было некогда. Хотя Юля на алименты не подавала, но Илья считал необходимым давать деньги ей на квартиру. Каждый раз, встречаясь с дочерью, он чувствовал себя неуютно, разговор не клеился, и было такое ощущение, что им обоим хотелось, чтобы встреча поскорее заканчивалась.
     Спустя какое-то время неожиданно позвонила Регина с просьбой увидеться. На следующий день Илья встретил её после школы и предложил зайти перекусить в кооперативное кафе, расположенное неподалёку. Он, впервые после развода, внимательно рассмотрел дочь. Лицом и фигурой она стала удивительно похожа на его покойную маму, которая в молодости, судя по сохранившимся фотографиям, была очень хорошенькая. После дежурных приветствий и разговора о школе Регина сообщила, что они с мамой подали документы на отъезд в Израиль, и от него, как отца, требуется нотариально заверенное разрешение на её выезд. У Ильи внутри всё закипело, но он сдержался и сказал, что подумает.

     Обычно после напряженного трудового дня «бегунки» небольшой компанией, куда часто приглашали и Илью, собирались «попить пивка». Киоски, в которых продавалось бутылочное пиво, буквально облепляли каждую станцию метро. На этот раз, выпив по паре бутылочек, кто-то, удачно заработав лишнюю двадцатку долларов, предложил «накатить» водочки. Расслабившись, Илья, у которого на душе после разговора с дочерью кошки скребли, рассказал товарищам о ситуации в бывшей семье. И о разрешении на выезд, которое у него попросила дочь. Его собутыльники, а в основном это были люди с высшим образованием, один из них был даже доктором педагогических наук (его так и звали — Доктор), заспорили. Кто-то предложил послать его бывшую жену куда подальше; другой — срубить с неё побольше бабла, и пусть катится; третий заметил — крысы бегут с корабля. Высокий человек лет сорока с заметным шрамом на подбородке, которого все звали Филолог (говорили, что он закончил филфак Университета), закурил и обратился к Илье:
     — Не слушай никого. Ты только не обижайся, я тебе честно скажу — вашу нацию не люблю. Но у русского народа большой долг перед евреями, начиная от Петра Первого и прочих царей и кончая нашими советскими жидоморами. Ты разве не видишь, что здесь творится: сейчас всё здесь развалят, разворуют, а потом опять будут валить на евреев, ведь у нас на Руси всегда нужны виноватые. Не будь му..ком, и не порти дочке жизнь. Эмиграция, конечно, не сахар, но у человека должен быть шанс на лучшую жизнь.
     Вскоре Илья встретился с Региной и отдал ей разрешение на выезд. Спустя два месяца он с отцом и Марией Давидовной поехали в Шереметьево, чтобы попрощаться с Региночкой. Они прошли в зал отлёта, и Илье сразу бросилась в глаза высокая фигура Пятигорского, который летел тем же рейсом до Вены. Когда Илья обнимался с дочерью, перед тем, как та зашла в зону таможенного контроля, сзади них появилась Юля и сказала ему почти на ухо:
     — Спасибо.

     По прошествии некоторого времени, освобождая свой почтовый ящик в подъезде от многочисленной рекламы, Илья случайно заметил необычный голубой конверт с английскими буквами и странными марками. Судя по почтовым штемпелям, письмо было отправлено почти три месяца тому назад. Илья узнал почерк Регины, тут же распечатал конверт и начал читать.
     «Дорогой папа, привет тебе из Америки! Да, да не удивляйся, мы в Америке, а точнее в Калифорнии. После того как мы прилетели в Вену, по совету дяди Лёниных друзей мы сказали встречающим, что летим дальше в Америку. Был большой скандал, но мама всё объяснила на английском языке и показала заранее подготовленные бумаги. Мы три недели жили в “Хайме” — это общежитие для эмигрантов. На неделю нам давали талоны, чтобы мы набирали продукты в ближайшем магазине, вроде нашего универсама. Когда мы первый раз туда попали, то чуть не сошли с ума. Таких овощей, фруктов, мяса, сыра, колбасы мы никогда не видели, но вскоре на бананы и кока-колу я не могла смотреть. Когда документы были готовы, мы полетели в Америку и оказались в Нью-Йорке. Самолёт был большой, “Боинг”, нам показывали фильмы и всё время кормили — это было здорово. Нас встретили знакомые дяди Лёни и отвезли в заранее снятую квартиру, недалеко от Брайтон-Бич. Меня записали в школу, я ходила на занятия, но ничего не понимала, так как тут совсем другой английский. Мама с дядей Лёней написали много заявлений, которые здесь называются “Резюме”. Мамиными бумагами заинтересовались, её два раза вызывали на собеседование, а потом она выполняла пробную работу. Как она сказала, ею остались довольны, и её приняли на работу в фирму “Hewlett Packard” — пишу английскими буквами. Сейчас мы с мамой и дядей Лёней в Калифорнии, в городке Пало-Альто на берегу Тихого океана. Пока снимаем небольшой домик с тремя ванными и бассейном во дворе. В школу меня возит школьный жёлтый автобус. С английским стало полегче, помогают новые друзья в школе. Привет дедушке Саше и Марии Давидовне. Целую, Регина».
     Илья два раза перечитал письмо. В глубине души он был рад за дочь и даже немного гордился бывшей женой, но к этим чувствам примешивалась зависть — ведь он тоже мог бы быть там, в Америке.
     После того как «долларовый бизнес» окончательно рассыпался, Илья занимался самыми разнообразными делами — торговал американскими куриными окорочками, известными в народе, как «ножки Буша», набирал на компьютере тексты для какого-то издательства, собирал мебель в фирме «Mr. Doors».

     С Мартой Илья познакомился в загородном доме, где монтировал шкафы-купе. Высокая блондинка спортивного телосложения, с заметным эстонским акцентом числилась в доме экономкой. Работы было много, и за те несколько дней, что Илья с напарником провели в доме, Марта рассказала им свою историю. Они жили в Таллине, и когда Эстония отделилась от СССР, муж занялся торговлей подержанными автомобилями, которые перегонял из Западной Европы: Германия, Швеция, Австрия. В Польше перегоняемые машины попали в засаду, и муж погиб. На него повесили какие-то непонятные долги, пришлось продать квартиру, дочку отправить к родителям Марты в рыбацкую деревушку под городом Пярну, а самой поехать в Ленинград, то есть Петербург, где ей обещали работу. Там был сплошной криминал, она перебралась в Москву, и знакомые устроили её сюда. Хозяйка добрая, но очень нервная — может наорать, но потом чего-нибудь подарит. Когда Илья рассказал ей свою историю, она выразительно на него посмотрела и спросила, а с кем он сейчас живёт. Илья сначала не мог понять, что общего у Марты с Юлей, а потом до него дошло: у обеих во взгляде было чувство собственного достоинства. Уезжая после окончания работ, Илья оставил Марте свой телефон, как он сказал — на всякий случай. Через недели две Марта неожиданно позвонила, сказала, что она в Москве и не хочет ли он пригласить её в гости. Они договорились, времени было в обрез, и он помчался в магазин, так как холодильник был пуст. Марта осталась у него до утра. Она была старше Ильи на несколько лет, сказала, что он у неё первый мужчина после гибели мужа и, судя по тому, как они провели ночь, по-видимому, так и было.
     Вскоре Марта переехала к нему и устроилась продавщицей в недавно открытый на Мясницкой улице магазин модной одежды «Бетти Барклай». Высокая стильная блондинка с хорошей фигурой, правда, с несколько вульгарными чертами лица, была заметна в торговых залах, и пришлась по вкусу хозяевам магазина. Марта заставила Илью сделать ремонт в квартире, сказав, что «в Эстонии свинки живут в более чистом доме». Рабочих наняли только для отделки потолков и циклёвки пола, остальное они сделали своими руками. Александр Иосифович и Мария Давидовна побывали у них в гостях, им всё понравилось, и они отметили, что Илья «окреп и возмужал».
     Наступил 1994 год. В начале января скоропостижно скончался Александр Иосифович. Ночью случился инсульт, по «скорой» его доставили в 20-ю городскую больницу, но спасти больного не удалось. На прощании были ближайшие родные, двое фронтовых друзей, несколько человек из районного телефонного узла, где покойный проработал почти полвека, и Фаина Михайловна с Аркадием Ефимовичем, которые сообщили, что они уезжают в Америку к дочери. Когда после похорон стали разбирать бумаги, выяснилось, что Мария Давидовна официально в браке с Александром Иосифовичем не состояла и не была прописана, а квартира так и не была приватизирована, хотя Илья постоянно об этом напоминал отцу. В итоге жилплощадь отошла государству, а Мария Давидовна, распродав кое-какое имущество и забрав с собой немного хрусталя, пару колечек и золотые часики покойной сестры, уехала к себе в Чебоксары.
     Спустя пару месяцев Илье неожиданно позвонил Доктор и рассказал следующее. Недавно начала работать новая фирма МММ, которая торгует своими акциями. Главный девиз фирмы — «Сегодня всегда дороже, чем вчера», курс продажи и покупки меняется два раза в неделю. За время, прошедшее со дня покупки им акций, а это около месяца, их стоимость выросла в два раза, так, что если хочешь заработать, то надо быстрее покупать. На следующий день Илья достал из заначки четыреста долларов и поехал на Варшавское шоссе. Толпа людей, стоящих перед входом в офис МММ была видна почти от метро.
     Протолкавшись целый день, Илья на все деньги купил акции МММ — разноцветные бумажки, но на особой бумаге и с несколькими степенями защиты. Ему ещё повезло, поскольку он встретил Доктора, который его пристроил в очередь к своим знакомым. Через неделю акции подорожали на четверть, к концу месяца — почти вдвое, а когда Илья попробовал продать пять акций (а вдруг что-то не так) их у него, что называется, «оторвали с руками». Рассказ о его новом бизнесе Марта восприняла без энтузиазма.
     — Это ловилка для глупых мух. Русские, как дети, всему верят, но — ты-то еврей. Зачем отдавать свой капитал ворам?
     После нескольких бессонных ночей у Ильи возник план — собрать денег, прокрутить их через МММ в течение полугода, и вырученные деньги положить на банковский депозит под двадцать процентов, ведь недаром по телевизору гоняют рекламу: «Мы сидим, а денежки идут». Безуспешно опросив всех знакомых, Илья обратился к Тимуру — недавно появившемуся на их лестничной клетке новому соседу, владельцу только что купленной трёхкомнатной квартиры. Это был располневший, всегда вежливый и обходительный человек, глава шумной азербайджанской семьи. Когда новые соседи только заселились после проведённого евроремонта, Илью с Мартой пригласили отметить новоселье, но те под благовидным предлогом отказались. Несмотря на отказ, новый сосед через пару дней позвонил в квартиру и вручил растерявшемуся Илье бутылку коньяка и корзину фруктов.
     Илья, улучив момент когда Марты дома не было, зашёл к Тимуру. Тот благожелательно выслушал Илью и спросил:
     — О какой сумме идёт речь и на какой срок?
     — Тысяч десять долларов, и на полгода, — ответил Илья.
     — Такой суммы у меня нет, сам видишь, много денег отдал за ремонт, но, если хочешь, могу поговорить с земляками.
     На следующий день Илья в квартире Тимура встретился с двумя азербайджанцами — высокий, седой представился как дядя Тимура, а более молодой, заросший густой чёрной щетиной, как его брат. Илья вписал в заранее напечатанный договор займа свои паспортные данные, сумму займа, срок окончания и проценты за пользование займом. Отдельно были оговорены неустойки в 10 процентов от невозвращённой суммы за каждый день отсрочки.
     — Слушай, дорогой, а что ты можешь предложить в обеспечение долга? — спросил дядя Тимура. Илья не понял. — Ну, ты не можешь, не приведи Аллах, оплатить долг и предлагаешь что-то другое, например, квартиру, машину или золото, — дядя сладко улыбнулся.
     — А это обязательно? — Илья вопросительно посмотрел на Тимура.
     — А кто же тебе даст деньги просто так, даже в банках дают кредиты под залог, — серьёзно ответил Тимур.
     Илье пришлось пойти к себе и принести свидетельство о праве на собственность, полученное при приватизации квартиры. Дядя, надев очки, долго изучал принесённый документ, что-то переписал себе в записную книжку и, похоже, остался доволен.
     Вечером, когда Марта пришла с работы, Илья складывался для похода в МММ и ещё раз пересчитывал доллары, проверяя каждую купюру.
     — Деньги от Тимура? — спокойно спросила она.
     Илья кивнул в ответ головой.
     — Я уже это проезжала, — и что-то добавила по-эстонски. Когда она волновалась, то путала русские слова, видимо, хотела сказать «проходила».
     Минуло две недели. Вечером, возвратившись домой, Илья почувствовал что-то странное. Квартира была тщательно прибрана, в холодильнике находился обед, а на кухонном столе лежала записка: «Ты сам всё сломал. Прощай, Марта».
     В конце июля 1994 года за тысячерублёвую акцию МММ уже давали 125 тысяч рублей. Илья твёрдо решил: 30-го июля он обналичит свои акции, отдаст долг вместе с процентами родственникам Тимура и поедет на Чёрное море, ведь он это заслужил.
     Катастрофа произошла 27-го июля. Выплаты денег за акции прекратились, а офис компании закрылся. Огромная толпа, в которой был и Илья, пыталась войти в здание на Варшавском шоссе, в надежде вернуть свои деньги. 4-го августа бойцы ОМОНа штурмом взяли офис МММ, и в этот же день глава компании Сергей Мавроди был арестован. Всё было кончено.
     Илья попытался договориться с Тимуром, отложить срок выплаты долга, который истек уже 30-го июля, или, в крайнем случае, перезаключить договор займа, хотя бы на месяц, но всё было бесполезно.
     8-го августа, после обеда, в квартиру позвонили, Илья открыл дверь и увидел на пороге дядю Тимура, его брата, а с ними ещё двоих крепких молодых людей. Они без спроса прошли в комнату и увлекли за собой Илью, которого усадили на диван.
     — Уважаемый, — обратился дядя Тимура к Илье, вынимая из пиджака договор займа. — Сегодня уже восьмое августа, и, согласно договору, твой долг уже составляет девятнадцать тысяч. Деньги возвращать будешь? — Илья пытался что-то возразить, но его никто не слушал. У Ильи отобрали паспорт и свидетельство о праве на собственность. Когда Илья заявил, что он напишет заявление в милицию, дядя Тимура рассмеялся: — Тогда будешь ещё и ментам платить, а как за это время увеличится твой долг — только один Аллах знает. Пару дней из дома надолго не исчезай, дорогой, — и они ушли.
     Через два дня азербайджанцы снова появились у Ильи. Дядя Тимура вручил Илье договор купли-продажи на его квартиру, расписку, что к нему претензий по договору займа не имеется. После этого он отдал Илье другой договор купли-продажи на жилое помещение по адресу: город Нарофоминск Московской области, улица Чапаева, дом 11, строение 2, квартира 1. В паспорте Ильи появились два новых штампа — о выписке из квартиры по улице Павла Корчагина и о прописке в подмосковном городке Нарофоминске.
     — Слушай, дорогой, с освобождением квартиры не затягивай, новый хозяин евроремонт хочет. Мы люди порядочные и хотим тебе помочь, вот тебе пятьсот долларов на переезд. Тимур за тебя просит, говорит, ты хороший человек, — и дядя протянул Илье доллары.
     В дождливый осенний день электричка прибыла в Нарофоминск. Илья хотел приехать пораньше, но сначала задержали какие-то дела, а потом в расписании поездов был перерыв. Большая часть имущества, которое он собирался отвезти на новую квартиру, пока оставалась в гараже Тимура — тот разрешил, но просил, чтобы ненадолго. На привокзальной площади он поймал какого-то частника на разбитых «Жигулях». Тот долго выяснял у товарищей по извозу, как добраться на улицу Чапаева, и, наконец, поехали. Пока добрались, уже стемнело. Рядом с железнодорожной веткой тянулась дорога, покрытая лужами, вдоль которой стояли двухэтажные дома. Илья расплатился с водителем и удивился дешевизне проезда, по сравнению с московскими ценами. С трудом отыскал дом № 11 — это оказался двухэтажный барак, с виду послевоенной постройки. С трудом открыл дверь с заржавевшими петлями и в конце коридора увидел свет от тускло мерцающей электрической лампочки.
     Илья прошёл вперёд, мимо пустых комнат без дверей, и оказался в коммунальной кухне. За столом, покрытым газетой, сидели трое — двое мужчин и одна женщина, с виду бомжи. Судя по стаканам, недопитой водочной бутылке и тарелке с нехитрой закуской, ужин был в самом разгаре
     — Извините, это улица Чапаева, дом номер одиннадцать, строение два, — обратился к ним Илья.
     — А хрен его знает, какое здесь строение, — женщина засмеялась, обнажив беззубый рот, — здесь уже года два никто не живёт. Мужчина, дайте сто рублей для поддержки компании, вот Василий — он быстренько сгоняет за вкусненьким.
     Илья протянул деньги, повернулся и пошёл на выход. Выйдя на улицу, он долго стоял под дождём и слушал, как дождь барабанит по железной крыше.

     Бригада молдаван, готовя бывшую квартиру Ильи к ремонту, сначала выбросила оставшуюся мебель, а затем начала выламывать дверные коробки, разбирать шкафы в коридоре, перегородки и прочие ненужные конструкции. Когда дело дошло до антресолей, оттуда неожиданно посыпались фотографии.
     — Ты только посмотри, Михай, какую люди только ерунду не снимают, неужели самим не противно, — обратился молодой рабочий к бригадиру и протянул фотографию, на которой был изображён мёртвый птенчик, выпавший из гнезда.