Наш Конкурс

Вета Ножкина  – писатель, журналист. Родилась в 1964 году в г. Серебрянске, Республика Казахстан. Филолог. Дополнительное образование – Открытая Литературная Школа г. Алма-Аты. Публикации – с 1989 года – в журналах «Простор», «Нива», «Литературная Алма-Ата», «Шыгыс-Восток», «Ак-Иртыс» (Казахстан), «Литературная учёба» (Россия). Лауреат фестиваля им. В. Грушина в номинации «Малая проза» (Россия). Произведения переведены на немецкий язык и изданы литературно-художественным издательством «Deutsche aus Russland». (Германия). Основные литературные направления – проза, детская литература, литература для семейного чтения. Живёт в г. Алма-Ате.

ВЕТА  НОЖКИНА

КОЗА

     — Лен, чуть не забыл — вечером пойдём козу забирать, — уходя на работу, уже у порога сказал Семён.
     — Какую ещё козу? — пролепетала удивлённая молодая жена, но дверь захлопнулась, и только слышно было, как во дворе залаял Бим, приветствуя хозяина.
     Лена опустилась на табурет и медленно повела глазами от входной двери. Ведро помойное не вынес. Веник надо бы новый наломать. В умывальнике воду всю выхлюпал и не долил. Печку пора подбелить, закоптилась около поддувала — хоть лето, а иногда подтапливаем, чтоб вода горячая была...
     Ситцевая занавеска на дверном проёме в комнату слегка всколыхнулась, — потягиваясь, из-за неё вышел кот, сел, выгнув басовым ключом спину, посмотрел на Лену, потом важно вытянул заднюю ногу и начал вылизывать шерсть…
     «Господи, о такой ли я жизни мечтала…» — подумала Лена.
     Она достала миску, налила в неё горячей воды, намылила тряпку хозяйственным мылом и принялась за мытьё посуды.
     В памяти всплыл день, когда Семён первый раз проводил ее домой из школы. Лена жила в Пятаках — так назывался микрорайон многоэтажек.
     Молодой городок разрастался медленно — в год сдавали один многоэтажный дом. Переехавшие в Пятаки горожане, оценив прелести комфорта, чувствовали себя свободными счастливыми гражданами заботливого советского государства. Но большая часть маленького городка продолжала вести натуральное хозяйство и не стремилась к неведомому.
     — Ой, чё там делать-то, в этой клетке, — судачили в очереди гастронома обитательницы своих домов.
     — Ни воздухом подышать, ни ягодку в огороде сорвать, ни бельё развесить…
     — Ой, бабы, мы как-то пришли в гости в Пятак к Антоновым, а моему приспичило в тувалет, и он мне как начал трындеть — пойдём да пойдём домой. Я ему — чё, мол, такое, только что ж пришли. А он говорит — невмоготу, мол, по большой нужде…
     — И чё? — прыснули слушающие.
     — Чё-чё! Вот и я ему говорю — иди да сходи, вон же у их тувалет с бачком сливным. А он мне, слышь, чё говорит: — А ежли мне пёрнуть захочется?
     Бабы в голос заржали. Лена, стоя в очереди, сторонилась вступать в разговоры. Делала вид, что рассматривает что-нибудь, например плакат по разделке туши говядины, который изучила уже вдоль и поперёк. Зачем ей было знать — что такое окорок или грудинка, если мясо в гастрономе продавалось морожеными кусками, и неизвестно было, кости тебе попадутся или мякоть. Да и мясо-то покупали только те, кто не держали свой скот и курей. В основном — заезжие из Пятаков. А остальные выстраивались в очередь за дефицитом — селёдкой тихоокеанской, колбасой, или шоколадными пряниками.
     Очередь была еженедельным ритуалом. К четвергу начиналось лёгкое шевеление среди самостроевцев — так называли тех, кто жил в собственных домах. Занимали очередь с ночи. В потёмках около магазина обязательно стояли двое крайних и дожидались следующего. Утром в очереди собиралась вся самостройка. Те, кому надо было на работу, присылали либо своих детей либо пенсионеров, или умоляли очередь не забыть, что тут занимала, скажем, Клавдия, а сами бежали на работу и примерно высчитывали время — в котором часу отпроситься.
     Здесь же, в очереди, можно было обсудить последние новости, намыть косточки ненавистникам, поругать начальство, собес и прочие власти.
     Отец Лены был военным и по назначению попал в этот небольшой городок, в нескольких километрах от которого располагалась артиллерийская часть. Мама Лены, как хвостик, всю жизнь ездила за мужем по гарнизонам, и её не удивлял уже ни климат, ни новые условия жизни. Она любила повторять: «Главное не то, где ты живёшь, главное — как ты живёшь». Она умела обустроить семейное гнёздышко, сделать его уютным — благо позволяла зарплата офицера.
     Когда семья перебралась на новое место, Лена пошла в десятый класс. Она никогда не отличалась ничем выдающимся — просто была хорошисткой, просто читала приключенческие книжки, просто жила. Нет, она, конечно, мечтала об алых парусах, о необычном приключении на необитаемом острове и представляла себя Чайкой Левингстон, а ещё она любила смотреть индийские фильмы и навзрыд плакала, когда сын неожиданно узнавал своего отца или брата…
     Перед выпускным Семён объяснился Лене в любви и сказал, что любить её будет до гроба. Лена разрыдалась и прошептала:
     — А звезду мне с неба достанешь?
     Семён прижал Лену к себе и, прощупывая под кофточкой застёжку на лифчике, сказал:
     — Конечно, достану…

     Свадьбу сыграли шумно, по-самостроевски. Лена была красивой невестой. Отец по-военному чётко оттарабанил подготовленную речь. Мама улыбалась, вытирая слёзы и повторяя:
     — Главное не то, где ты живёшь, главное — как…
     Родители Семёна, закоренелые жители самостроя, подарили молодым небольшой домик. А главное, у домика было всё для ведения хозяйства: шесть соток земли, хозяйственная сарайка, загон для коровы, птичник, летняя кухня с русской печкой и банька.
     Наутро после свадьбы молодые пошли смотреть домик. Высокий забор скрывал уютный зацементированный двор. К небольшой веранде вели три деревянных, покрашенных оранжевой краской широких ступени. С верандочки было видно всё хозяйство — вдоль и поперёк.
     Семён открыл входную дверь, провёл рукой по дверным петлям, несколько раз поездил дверью туда-сюда и заключил:
     — Хорошо-то как! — и шмыгнул внутрь дома.
     Лена остановилась как вкопанная среди зацементированного двора.
     — Чего стала, как не своя? — вспенил тишину голос свекрови, — проходь, проходь! Глянь, какая летняя кухонка! На порог половичку кинь из резины, а у нутре — самотканку. Ой, а здеся-то — аюшки…
     Она чего-то говорила-говорила. Лена присела на скамеечку и посмотрела на небо:
     — Как же мне это всё обживать?
     Свекровь уже вышла из летней кухни, ссыпая набранный в совок мусор в бросовое корыто:
     — Чё расселась-то? Давай, иди, направляй на стол, начинай хозяйничать…

     Прошло два года. Дитё завести не получалось. Уже два раза были выкидыши. Лена, и до свадьбы щупленькая, стала ещё тоще. Свекровь уже в открытую сетовала на невестку:
     — От, беда-то: ни мяса, ни кожи, чахоточная какая-то досталась нашему Сёмке…
     Вечером Семён пришёл домой:
     — Лен, ты где? — крикнул молодой муж с порога.
     Лена, свернувшись клубочком на диване, спала.
     — Ленка! Чего ты, не собралась ещё? Ну, я ж говорил: как приду — за козой пойдём!
     — Сёма, зачем нам коза?
     — Мне сказали, что козье молоко очень полезное. Будешь пить — и здоровье появится.
     — Сёма, я ж с ней не умею…
     — Все когда-то не умеют, а потом научаются…
     — Сём! Не научусь я… не по мне это…
     — Дура ты, Ленка! Все бабы одинаковые! Все умеют, а она не научится! Посмотри-кось!
     Лена отвернулась к стене и закрыла лицо руками.
     Семён прошёл в комнату, сдёрнул покрывало с Лены:
     — А ну, вставай! Разлеглась! Пошли, тебе сказал!
     Лена повернулась, села, посмотрела Семёну в глаза и покачала отрицательно головой.
     — Ты чё, со мной в игры решила играть? А ну, вставай, я тебе сказал! Не зли меня!
     Лена подтянула ноги и прижалась к стене.
     — Я не понял?! Ты чё, схлопотать решила?
     Семён выставил вперед подбородок и замахнулся ладонью. Лена закрыла глаза.
     «Неужели ударит?! Как же так, — думала она, закрыв глаза, — он меня не понимает…»
     — Быстро встала, оделась и пошла! — приказным тоном выговорил Семён.
     Лена закрыла лицо руками, слёзы хлынули.
     — Чё выпендриваешься, коза драная! Думаешь, на тебе свет сошёлся! Ты чё, не понимаешь, что на хрен мне такая баба сдалась, которая ни в жизни, ни в постели ни чё не умеет…
     — Сёма, ты же говорил, что любишь?!
     — Ой-ой-ой, придумала! Любишь — не любишь, плюнешь — поцелуешь! Да нужна ты мне больно! Неплодивая!
     Лена соскочила с дивана и хотела выбежать из дома, но Семён сильной рукой ухватил ее за ткань халата на спине, притянул к себе, а другой рукой ударил между лопаток. Лену отшвырнуло на пол, и головой она ударилась о косяк двери.
     Взбешенный Семён начал бить Лену ногами — по животу, по ляжкам. И, когда она обмякла на полу, он, тяжело выдувая воздух из ноздрей, немного постоял со сжатыми кулаками, вышел в кухню, зачерпнул ковшиком воду из ведра, выпил большими глотками и вышел за дверь.
     Когда Лена пришла в себя, уже смеркалось. Всё тело болело. С дивана слышался храп мужа. Лена с трудом поднялась, доковыляла до двери, вышла во двор. К перилам веранды была привязана коза. Около козы стоял таз с водой и лежала охапка сена.
     Лена спустилась на одну ступеньку, потом еще на одну и присела на нижней. Коза замерла, разглядывая Лену одним глазом и перестав жевать. Лена посмотрела на звёзды. Съёжилась от ночной прохлады. Тело как-то само закачалось в стороны, и из глубины живота потянулся долгий-долгий стон. Лена уронила голову на колени:
     — Как же так?! Как же так…
     Коза подошла ближе к Лене, обнюхала волосы и стала тыкаться мокрыми губами в руку. Лена подняла голову. Коза посмотрела на Лену в упор, скосила нижнюю губу и шершавым языком лизнула щёку.
 

Интернет-журнал «Эрфольг» на Facebook и Twitter, ВКонтакте