Наш Конкурс

Лина Серебрякова – выпускница Литературного института, член Союза писателей России; опубликованы два романа, повести, рассказы. Живет в Москве.

ЛИНА  СЕРЕБРЯКОВА

ИЗБРАННЫЕ МЫСЛИ

* * *

     Каспаров проиграл машине в шахматы. Весь мир следил за поединком. Каспаров проиграл. Горестно поднял и бросил руки. Недоумевая, оглянулся, качнул головой. И вновь поднял и бросил руки.
     — Машина выиграла, но она не может радоваться, — сказал он.
     Вторую игру человек выиграл, сказав, что понял, как играет машина. 

* * *

     — Ты устал? Отдохни, развейся.
     — Что ты, что ты! Я нарочно загружаюсь делами, чтобы зацепиться за что-то определенное в этом мире и не иметь этого странного свободного времени, когда я не понимаю, кто я такой. 

* * *

     Грусть может быть необычайно богата оттенками. Об этом поют музыка и поэзия. Войти в грусть, в ее полноту, поощущать, походить в ней. Богатую грусть не хочется заменять пустым спокойствием. 

* * *

     Человек столь проницаем, подвержен и послушен, что поневоле задумаешься: да что же это такое на самом деле? Когда слушаешь по «Свободе» чтение писем к вождям ранне-советской эпохи, ясно видишь, как вылеплен внутренний мир людей по меркам и внушениям того времени. Даже Николай Бухарин, пивший из первоисточника, был в таком плену жертвенной преданности партии, что в предсмертном письме жалел не о жизни, но о неверном мнении товарищей-партийцев. Вот и думай, сколько неназванного, неуловимого довлеет над нами, калеча души! 

* * *

     Существует воззрение, что муки и страдания есть подсознательное блаженство. Все есть организация чего-то. Вот и Россия который век корчится в спазме этого «блаженства» и длит, длит свои беды далее и далее. Нравится, и отстаньте. 

* * *

     — Но если всё понять — чем жить?
     — Каким обманом, то есть? 

* * *

     Дефолт 1998 года был страшен не столько потерей денег, сколько прозрением людей во вдруг открывшейся бездне неопределенности и беззащитности. Это напоминает потрясение христианского человечества после открытий Николая Коперника, когда вместо уверенности, что все идет к лучшему в этом лучшем из миров, людей пригнуло понимание затерянности Земли в необъятных просторах Космоса. 

* * *

     Мелочи, мелочи — поломка компьютера, забытая сдача, пятнышко на одежде... что за ерунда! А окрестное пространство души уже сгорело. В большой беде человек собирается, ищет выход, укрепляется духом, но пустяки бьют поддых. Говорят, что они полезны, эти мгновенные стрессы, что природа не озабочена нашим спокойствием, что необходимо временами страдать и метаться. Вряд ли. Общий механизм целостности и самосохранения, очевидно, — в понимании, достигнув которого человек становится неуязвим — знанием Больших причин. Каждая мелочь вопиет тебе: «познай самого себя». 

* * *

     Читала Мериме и вдруг подскочила, узнав о свидании Лжедмитрия с Марфой, матерью царевича Димитрия. Мериме жалеет, что Пушкин обошел этот эпизод и не сделал из него шедевра… И я жалею.

* * *

     На автопортрете Рембрандта лицо человека из тьмы небытия. Не человек, а мысль о человеке, освещение этого размышления, душа в земной оболочке, в условиях «жизни». Почему такой мрак вокруг лица? Ах да, тьма небытия. 

* * *

     Еврипид, Софокл, Эсхил. Участником действия выступает античный хор из девяти или пятнадцати человек. «Вот будущий цареубийца, Скоро мир поразит он язвою души», «Ведь горе-то лишь началось, и полпути не пройдено»… Хор — это обстановка внутри человека, те же догадки, оправдания, объяснения, в общем, внутренняя сцена. Человек всегда в общении с другими, лишь в мгновения созревания решений или идей его Я впереди всех тех, кто держит его за одежду. Но в следующее мгновение хор нагоняет, и начинаются оправдания, объяснения, восхваления. 

* * *

     Отраженное тысячью зеркал, соблазненное тысячью соблазнов, замороченное тысячью учителей, о, мое бедное Я! 

* * *

     Некий педагог отмечает, что дети ненавидят нищих, и называет это «злом, нажитым нами». Мое суждение иное. Дети ощущают, что нищие стремятся погрузить всех в состояние черной жалости, чтобы питаться за их счет. Поэтому и отвергают нищих как скверну. 

* * *

     Состарилось поколение немудрых стариков, состарилось врасплох, не взыскуя, напрягаясь в лихолетьях и пересыпая в ладонях навязанные мысли. Оттого и брюзгливость, и бессильные слезы. А ведь старость — это добро, тишина, мудрость. 

* * *

     У Эль-Греко голубь летит прямо в глаза. Такое не придумывают, такое видят. Во сне? У художников цветные сны. Получил и передал. Это художник. 

* * *

     Новодевичий монастырь, старина, Русь. Иконы, оклады.
     — Э, скажите, как там было? После царя Ивана не осталось наследников, что ли?
     Хотят знать русскую историю, как цены на рынке: это так, а то этак. 

* * *

     Бизнес, вообще говоря, сам по себе достаточно прост и суховат. В идеале, сложный робот достиг бы результата, как говорится, от батарейки. Не то человек. С его жаждой и отчаянием он шарахает в бизнес всю энергосистему, словно фанат на стадионе, и превращает бизнес в смертельную азартнейшую игру. 

* * *

     М. Мид считает, что человек может не поместиться внутри культуры своего общества и считаться уродом. Она рассказывает о племенах, изгоняющих людей, слишком крайних в каком-либо отношении, например, склонных к множеству половых связей, если общество настроено сдержанно. Бедняга переживает все муки изгойства, тогда как в другой культуре он мог бы стать вождем. Возможно, это рассуждение применимо к взгляду на мораль, как на неприродную постройку. 

* * *

     «Квасир захлебнулся в мудрости, ибо не было человека столь мудрого, чтобы мог выспросить у него всю его мудрость». «Младшая Эдда». Яростная необходимость высказывания рождает Учителей и трибунов, а на обыденном уровне означает неутоляемую потребность общения. Достойное общение — редкое счастье. Жалко захлебнувшегося безмолвием Квасира. 

* * *

     В русских сказках личность обмирает от возможной смерти. Не творит зло, не воинствует, как у немцев и скандинавов, но всею нежностью души ужасается: «Ты не смерть ли моя, ты не съешь ли меня?»; « Горят костры горючие, кипят котлы кипучие, острят ножи острючие, хотят меня зарезати». Меня, меня, как можно!? Какое глубинное недоверие живого, какое детское отрицание тьмы. 

* * *

     Толкования о вечном нередко содержат милый паразитизм на сладострастии мышления. Вместо вытягивания себя на пределе сил из вязкого несовершенства, идут обалденные всеохваты и всеполеты. 

* * *

     Как сделать так, чтобы талантливый служил слабоумному, высший склонился перед низшим, а живой кормил собою мертвеца? Очень просто. Надо внедрить в сознание понятия долга, вины, жалости. 

* * *

     Америка многоракетным ночным ударом разбила в Багдаде разведывательный центр. Убиты шесть человек. За что? За то, что иракский лидер грозился убить экс-президента Буша. Он только грозился, а Клинтон убил. И мир не возражал, даже Россия «с пониманием». Порядочки! 

* * *

     Дощечка в пруду на воде. На нее села ворона, дощечка поплыла. Вороне не понравилось, она слетела. От толчка дощечка поплыла обратно… Их мир. Как из своего шума войти в их тишину? 

* * *

     Увиделась конечность людей, вождей, учителей. Здесь — и не дальше. 

* * *

     Пример дискретного мышления с только «да» и «нет». В сверхвежливом обществе развитие личности замедляется, поскольку отсутствуют опоры и ориентиры; человек должен иметь обратную связь — хотя бы в резком ответе со стороны. Другое мнение: сверхвежливое общество предполагает тонкое взаимодействие личностей, которым достаточно и слабого знака от окружающих. Разбирайся-ка: взяты две выдумки и поданы с умным видом. 

* * *

     В Тбилиси на площади перед парламентом народ молил Шеварнадзе остаться президентом, вся площадь опустилась на колени и протягивала руки, что называется, в едином порыве. Десять лет спустя его с позором изгнали, прямо с трибуны, за нечестные выборы. 

* * *

     — Побыть бы с добрыми людьми! — сказал мальчик, и с тех пор я иногда повторяю про себя: «Побыть бы с добрыми людьми!» 

* * *

     Бомж безногий спит на асфальте. А мы — вежливость… 

* * *

     На детской площадке мальчик обидел девочку. Плач, крик. Со скамейки поднялась старшая девочка, привела обидчика и стала их мирить:
     — Взялись мизинцами в колечко. Повторяйте: мирись, мирись и больше не дерись.
     Успокоились и побежали играть дальше. Старшая девочка. Как ощутила ответственность старшей? 

* * *

     Лежала дома в ранний вечер. Тихо, ясно. Вот бы и вслушиваться в эту ясность, без учений, без Учителей. 

* * *

     Ницше дал заглянуть в себя, заметив, что, записавши мысль двумя-тремя словами, не смог восстановить тончайшие связи внутри нее, так как слова оказались слишком грубы. Сведенборг понял бы его, а Норберт Винер качнул бы головой и задумался: он сам же советовал схватить пришедшую идею чем угодно — словом, звуком, движением — лишь бы она не исчезла вновь в пучинах хаоса. 

* * *

     Читая Ницше, слежу за мыслью и жажду простого решения, «ибо истина проста», по мнению наших мудрецов. Ан нет. Истина неисследима и головокружительно-изменчива, как снисходительно поясняют нам в «Третьем обращении к человечеству». Вот и Ницше не поддается энтропии «простого решения», многообразничает, ворочает и перетряхивает глыбы своих мыслей. 

* * *

     На конкурсе пианистов, слушая раз за разом одну и ту же пьесу Бетховена, ощутила жесткую силу дара, из-под которого отчаянно кричит человек… Талант, гений безжалостны к носителю. Такими я поняла Пушкина, Чехова, Бетховена. И Ахматову, и Цветаеву. Все не так благостно. 

* * *

     «Посмотришь на русского человека острым глазком, — пишет Розанов, — и он посмотрит на тебя. И все ясно обоим. С иностранцами этого нет».
     И действительно. Ходят туристы по Москве, словно рыбы, ничего во взгляде нет. А Лена из док. фильма «Страдание» сквозь сопротивление и насмешки окружающих с тремя сыновьями едет на остров Волчий — в тюрьму, где сидят пожизненные убийцы, к Володе, которого видела в девичьем сне давным-давно, от которого пришло письмо и началась переписка, фотография и любовь. И — венчалась с ним, и — стихи в брачную ночь, и — ребенка от него хочет. У него туберкулез. Как сказал сосед Володи по камере, прикованный на момент съемки наручниками к железной спинке кровати:
     — Она нас всех подняла, высветлила, дала самоуважение, наполнила своей любовью. Мы же всё потеряли, мы отвержены человечеством, мы так напакостили ему. А она замуж пошла…
     Словно сошествие во ад. Вот Россия.