ПРЕДЕЛЫ
ПРОЧНОСТИ
На дворе то сухо, то слякоть,
скоро новое долгожданное тысячелетие, и
правительство меняется как подросток, у
которого семь пятниц на неделе, и все
течет, да еще и изменяется… Но есть
вечное, есть непоколебимое —
любовная лирика, да пребудет она
благословенна и в девах и в женах. И
есть корифеи любовной лирики, не
опускающие ее планку, иначе она бы
выродилась, как и многое, многое.
Беру на себя смелость сказать:
Елена Исаева — один из современных
корифеев любовной лирики. Избегая
сравнений с кем-либо, что для поэта,
должно быть, малоприятно, обращаю
внимание благосклонного читателя на то,
что голос этих стихов — свой
собственный, узнаваемый, тема очерчена
резко, как участок на Клондайке, и
разработана глубоко и профессионально.
А что добыто — то добыто. Написано
умно и афористично. Уж не говоря о том,
что эта “узкая тема” любви и страсти,
изложенная на бумаге, сама по себе
делает честь автору. Сколько гениев не
решилось написать попросту: я вас любил!
И сколько литературоведов ломают себе
ученые головы, размышляя, кому же
посвящено прекрасное лирическое
откровение!
Банальная истина: не
отождествляйте героя с автором. Вы
попадете в ловушку, которую сами себе
состроили. Лирический герой (героиня)
призывает и протягивает к вам
трепетные руки и ранимое сердце, но не
могу поручиться, что автор во плоти и
крови поступит так же.
Так что же, стало быть, все
вранье в горячечных пронзительных
стихах? Нет, все взаправду — все, до
единого слова.
Сами знаете, как
сосредоточенному старцу приснилось, что
он бабочка. Он проснулся, и долго
размышлял, кто он: китаец, которому
приснилось, что он бабочка, или бабочка,
которой приснилось, что она китаец. А
правда, как раз, и то и другое. Все
чувства его оставались при нем, бабочка
и гневалась, и страдала, и ощущала
радость полета. Едина душа в воображаемом
мире или в мире реальном.
Обратный пример с Кальдероном,
с его бессмертным “жизнь есть сон”. О
наследном принце, прожившем вне дворца с любимой
несколько лет, в заботах и детях. Как
легко его убедили придворные, что жена и
дети ему только приснились.
Вот и спрошу: разве во сне вы
лжете? Вы просыпаетесь в холодном
поту, а ведь на самом деле вашей жизни
ничто не угрожало. Нет же, угрожало, но
теперь вы в безопасности. Вы уже
спрыгнули с крыши в том сне, значит,
этого не произойдет наяву. Просто потому,
что уже случилось, опробовано и избыто.
Человек влюбляется не
единожды. Он выбирает и сравнивает,
чтобы любить. Счастлив тот, кто
сравнивает во снах и стихах, в мечтах
и стихах, и путает любовный морок со
стихами. Потому что поэзия — суть
любовь. Поэты всех времен и народов
подменяли жизнь словами и строками. Вряд
ли это случайность, скорее — выбор. Не
хотел бы Петрарка вместо поэтического
томления по Лауре озаботиться ее
неприятностями. Но читатель не должен об
этом знать: хотел! конечно, хотел! —
как бы. Но не предпочел. Как прекрасна
жизнь!
Тоска и тяжесть
повседневности. Поэты — счастливые
люди, проживают множество жизней: боясь
высоты, прыгают с Джомолунгмы,
обнимают льва, разрывающего им сердце и
доживают при этом до глубокой старости.
И не плачьте по льву, его не убили, он
распался на молекулы воображения. Он был
очень страшный, и хороший, и сильный, и
злой, но если вы наточите на что-нибудь
подобное свой ножик или вобьете патрон в новенький
обрез, вы пронзите пустоту. Лишь тысячи
разноцветных искр. Снег, блестящий под
фонарем.
И он твердил
мне о порочности
моей, меня
убитой сделав.
Он думал —
есть пределы прочности.
А оказалось — нет пределов!
(Елена Исаева)
И тем не менее — и это стихи —
условный лев рычал, бросался, уходил и
возвращался, и разрывал ее сердце.
А заодно и ваше.
И слава Богу! Наталья Богатова
ЕЛЕНА
ИСАЕВА
* * *
Она случайно подойдёт
И мягко за руку возьмёт.
И вся она вполне прекрасна,
Но только вот безбожно врёт.
Она, как жизнь тебя манит,
Она играет и дразнит.
Не поддавайся сновиденью,
Такому нежному на вид.
А скрипка в маленьком бистро
У Чистопрудного метро
Вдруг неожиданно напомнит,
Как жизнь устроена хитро,
Как много-много лет назад
Попался ты на этот взгляд,
Как на удачную ловушку,
Расставленную наугад.
Скрипач играет неспроста.
Судьбу читающий с листа,
Он объяснит твою ошибку:
Где женщина – там пустота.
Она меняет всё вокруг
И в свой затягивает круг,
Но то не женщина, а просто
Одна мелодия, мой друг.
* * *
Сыну Юрочке
Заходятся цикады,
Мигают светляки.
И гроздья винограда
Касаются щеки.
И тихий крымский дворик,
И удочка с веслом,
И шутка в разговоре,
И лампа над столом.
Жизнь в этом очертаньи
Прекрасна и легка,
Как шторка при касаньи
Ночного ветерка.
* * *
Она смеется. Ну и пусть.
Уже не ей он дарит розы.
Она все знает наизусть –
Все мои будущие слезы.
Мы с ней похожи – падок он
На хрупких, бледненьких блондинок.
Но смех ее звучит как стон, –
Ей тяжко дался поединок
С прекрасным этим мертвецом.
А я – как белая страница,
А я еще свежа лицом,
С которого спешат напиться.
* * *
Мне представилось вдруг,
как ты
женщину клеишь на рынке.
Ты торгуешься с ней
за какой-то
кусочек грудинки.
А она раскраснелась,
смеется,
почуяв удачу, –
Черный локон
и говор
хохлацкий, а может, казачий.
И она тебе дарит
секреты
гречишного мёда,
И она для тебя интересна
как жизнь и
природа.
Ты диктуешь ей адрес,
зовешь нынче
вечером в гости.
А она, смяв бумажку в карман,
повторяет: “Ой,
бросьте!”
Твой крутой интеллект,
рефлексию на
сутки унявший,
С ней вполне отдохнет –
с этой Галой,
Оксаной, Наташей.
Всё естественно, просто,
и нет никакого
цинизма.
Это я загибаюсь
от собственного
мазохизма,
Это я далека
от природы,
грудинки и мёда,
От случайной любви,
от тебя и, вообще,
от народа.
* * *
Ты сказал мне неприятное
(Впрочем, и не ты один),
Что я слишком уж понятная,
Что проста, как апельсин.
Здесь ответить вроде нечего.
Я не стала возражать.
А тебе дождливым вечером
Нужно было уезжать.
И неважно – понял кто кого,
Кто кого не превзошел...
По шоссе бежать по мокрому
Ох как было хорошо!..
И автобус твой догнали мы.
И, обиды не держа,
Распрощались. Он отчаливал,
Как груженая баржа.
А потом брела обратно я,
Вытирая дождь с лица,
До конца тебе понятная,
А себе – не до конца.
* * *
Когда совсем растает снег,
Ты в мир уйдешь – искать другое.
Ты – не жестокий человек,
А просто нет тебе покоя.
Ни дочь, ни мать и ни жена,
Похорошею от тоски я.
Ты мне не врал, что я нужна.
Нужна не больше, чем другие.
Остатки нежности храня,
Весь наш сюжет по капле выжат.
Ты не хотел убить меня,
А просто сам стремился выжить.
Когда совсем придет весна,
Ты вспоминать себя позволишь?
Ни дочь, ни мать и ни жена.
Всего лишь женщина... Всего лишь.
* * *
Прости мне обидное слово,
Я вовсе не из своенравных.
Я просто любила такого,
Которому не было равных.
Прости, что мне выбора нету,
Что вновь оживу я едва ли.
Когда появлялся он где-то,
Все женщины там замолкали.
Из космоса вечностью дуло,
Душа в поднебесье взмывала.
Теперь, говорят, он – сутулый,
Седой и от жизни усталый.
Прости мне, что прошлое давит,
Что нету на свете другого
И что ничего не исправят
Ни космос, ни вечность, ни слово.
* * *
Моя любовь, как тот лисенок,
Которого спартанский мальчик
Украл и под одеждой прятал.
Лисенок был неприрученным,
Лисенок острыми зубами
Ему все внутренности выгрыз.
Но мальчик был воспитан Спартой –
Он знал, что в воровстве признаться
Нельзя. И молча, неподвижно
Стоял. Стоял, пока не умер.
* * *
По осени, по солнечной
Да в синеньких кроссовочках,
Да в ярко-красной курточке
Пройти, себя любя,
По листьям, мягко тающим,
И улыбнуться знающе –
Мол, девочка я та еще,
Да вот не про тебя!..
Листва горит отчаянно,
Смеешься неприкаянно,
Упрямство, не раскаянье
В глазах моих прочел.
Предам тебя, короче, я –
Такая уж – порочная.
Скажи мне время точное
И что-нибудь еще.
Любимый мой, брильянтовый,
Красивый мой, талантливый,
Мое исчадье адово,
Мой самый нежный зверь...
Дрожат деревья страстные –
И желтые, и красные –
Такие краски ясные,
Что ясно все теперь.
А мне-то много надо ли? –
Чтоб только листья падали –
Из рая ли, из ада ли –
Все не соображу...
По осени, по осени,
Пока меня не бросили,
Не задаю вопросы и
Сама я ухожу!..
* * *
Прости, что не легла дорожной пылью
К ногам твоим, отвергнув благодать.
Я не смогла б и дня прожить Рахилью
И с завистью за Лией наблюдать:
Как сыновей она тебе рожает,
Как обжигает мясо на огне
И как тебя ночами ублажает,
Хоть ты при ней тоскуешь обо мне.
Нет лучше уж своя судьба другая.
И муж, и сын. И звездный вечер тих.
И я гляжу на звезды не мигая,
И этим взглядом обжигаю их.
Но чтоб душа не маялась в пустыне,
Дитя смеется, зеркальцем слепя.
Прости меня, быть может, от гордыни
Из нас двоих я выбрала себя.
* * *
Здесь шумно, и накурено, и дымно,
Здесь хорошо, когда любовь взаимна,
И музыка играет без конца!
Здесь курят, пьют, воркуют и смеются!..
А я и взглядом не рискну коснуться
О!.. твоего прекрасного лица!
Мне говорят: Себя побереги и
Ведь он ничем не лучше, чем другие,
На грабли сколько можно наступать?
Он, как и все мужчины, любопытен,
И это всё. И никаких открытий,
Других, ты здесь не совершишь опять.
Вот убедишься: тонко там, где рвется.
Отметится, уйдёт, не обернется,
Останешься сгоревшею дотла!
Да брось! Да что ты! Он того не стоит!
...Но ты уже за мой садишься столик,
И где-то грянули колокола!
* * *
Когда я в какой-то витрине случайной
С тобой отражусь,
Такой незнакомой и необычайной
Себе покажусь.
Как будто всё это не может случиться,
А только – в стекле.
Как будто я лишь начинаю учиться,
Как жить на земле.
И словно впервые, всему поражаюсь
И диву даюсь.
И я хорошею, и преображаюсь,
И не узнаюсь!
Того, что с тобою я делаюсь лучше,
Никто не лишит.
И прошлое больше не жжет и не мучит,
И будущее не страшит.
Меня не пугают и желтая крона,
И птиц перелет,
И надпись на перстне царя Соломона:
“И это пройдет”.
* * *
Они за стойкой что-то пьют,
Такие оба разные.
Над ними парки нити вьют,
Свою добычу празднуя.
Эх, жизнь веревочкой завей,
Метелью или вьюгою...
Один уйдет, уйдет с моей,
Эх, с лучшею подругою.
И я махну ему рукой,
Ловя губами льдиночки,
Чтоб не осталось никакой
В душе моей сориночки.
Ну, а другой подымет бровь,
Веселую, красивую,
И я несчастную любовь
Сменяю на счастливую.
* * *
А вечером пройдешься по поселку –
Вразвалочку и семечки грызя.
Здесь можно жить размеренно и долго.
Уклада только нарушать нельзя.
Ходить на море, к полдню чистить рыбу,
Срывать в саду румяный абрикос,
И звездам ночью говорить спасибо,
И никакой не задавать вопрос.
И быть со всеми тихой и согласной,
Чтоб дни, как молоко в бидон, лились,
И без любви, без роковой и страстной,
Вполне здесь, в общем, можно обойтись.
* * *
Он говорит, что всё изменится,
Что счастье никуда не денется,
И мне уже почти что верится,
Что с ним наступит благодать.
Мол, ничего тут нету сложного,
Я уведу тебя из прошлого
И мы пойдем, моя хорошая,
По тихим улицам гулять.
А я уже почти доверчива,
Так, словно и терять мне нечего,
И снова ожидая встречи, я
Над сонным городом лечу.
А он мне всё сильнее нравится,
Судьба, как маятник качается,
И мне самой с собой не справиться,
Да и справляться не хочу!
А я привыкла, что предчувствую
Всю неминучую судьбу свою,
И всю меня такую грустную,
Ну, кто еще полюбит вновь?
Но стоит полностью отчаяться,
Как всё на свете получается,
И почему-то не кончается
Моя счастливая любовь!
|
|
|
Первая книга Елены Исаевой. |
Елена
Исаева.
Молодые и красивые.
– М.: РИФ «РОЙ», 1993.
Издатель и редактор –
Анатолий Поляков |
|
Елена Исаева. Стрелочница. Стихи
Елена Исаева. Как я ходила дарить куклу. Рассказ
|