Читальный зал
На первую страницуВниз


Наш Конкурс

Татьяна Архангельская  родилась в Санкт-Петербурге, жила в Мурманске,
Нью-Йорке. Сейчас живёт и работает в Нью-Хэмпшире.

 

ТАТЬЯНА  АРХАНГЕЛЬСКАЯ

ВЫХОД В АСТРАЛ
 

Это просто осколок остывшего некогда солнца...

Это просто осколок остывшего некогда солнца,
на который налипло немного космической пыли...
Мы к нему беззащитно телами несильными жмёмся,
и не помним – зачем и за что нас сюда поселили.

Здесь давно появились шоссе, небоскрёбы, газоны,
космодромы, полярные станции... гелиостаты.
Но Земля до сих пор больше любит горбатых бизонов,
отвечая за тварь, приручённую ею когда-то.

Мы так долго боролись, мы крылья из воска лепили,
возводили притоны для тьмы и соборы для света.
И, питая надежду огнём бесконечных усилий,
рвали бешено путы чужой, нелюбимой планеты.

Но, устав от бесплодных исканий единственной двери,
постепенно мутируя, ближе к земле припадая,
бесконечное множество вер понапрасну примерив,
мы планету изгнания домом уже называем.

Лишь порой в полнолуние... Небо становится ближе...
В наши ноздри впивается звёздный мучительный запах...

Мы выходим из раковин, лунную радугу лижем,
бьём хвостами от боли – и горы становятся прахом.


Сахарный мир

В сахарном мире – лимонные капли и гром.
Видно, Великий Кондитер готовится печь.
Баночка соды зияет открывшимся ртом.
Там чья-то очередь в чайную ложечку лечь.

Ах, зашипела и вздыбилась пеною смесь!
Нужно, чтоб всё, как положено, пышно взошло...
Как же в той книжке на полочке – есмь или съесть?..
Нить провидения грешным ловить тяжело....

Что я такое – фисташка? А может – мука?
Ум так устал по сусекам познанья скрести.
Хлынула сверху молочная чудо-река,
всё, что возможно, вбирая в себя по пути.

Помню – сияя, за мной потянулась Рука,
позже – божественный венчик взбивал без конца,
дальше – горячая тьма потекла свысока
и, словно пластырем, мне залепила глаза...

Где я?.. Подсказкой, Кондитер, меня одари!
Всё завитушки да розочки... Может быть, сад?..
Я – словно облако – белая вся... изнутри...
Только снаружи – горьчайшею мглой – шоколад.

Мир сотворён, и Кондитер снимает колпак.
Далее будет про тех же и там же. Антракт.


Выход в астрал

Это – не нервный срыв.
Это – духа порыв.
Это – нужда понять
бьёт тараном в мозг.
Слабая плоть,
про инстинкт выживанья забыв,
вновь расщепляет атом,
идёт вразнос.

Что там внутри –
огнедышащий ли вулкан?..
алый дракон,
стерегущий лавину тайн?..
Пусть пробудится
немедленно
мой Атман*
и громогласно прикажет:
«Пора. Взлетай!»

Выхлестнет
раскалённою магмою
жар.
Ангел и зверь запоют
единенья песнь.
Бусинка малая –
голая суть –
душа –
вспыхнет, как белое солнце,
познав – я есмь.

Капелька света – плутония тяжелей.
Ей бы замедлить скорость,
а то сгорит...
Время вернуться...
узок проём дверей…
Солнце души
камнем падает
в тела клей.

Кто-то, увидев, скажет:
– Метеорит!..

---------------------
Атман (санскр. – самость, душа, высшее Я) – одно из центральных понятий индийской философии. Вечная, неизменная духовная сущность. Абсолют, осознающий своё собственное существование.


Угловатость

Мы так угловаты.
Мы – словно подростки.
Земные палаты.
Мирские подмостки.
Столкнёмся углами,
алмазно и остро.
О нет, Вы – не Свами*
и не Калиостро!
А я – не Диана
и не Клеопатра.
Улыбка смутьяна.
Русалочья мантра.
Мы так искромётны
и взрывоопасны,
смешны, быстролётны,
нежны, разномастны...
Мы так угловаты,
что старые боги
небесной палаты
вздыхают в тревоге:
«Ах, эти земляне!
бедняги... страдальцы...»

И греют над нами
холодные пальцы.

---------------------
* Сва́ми (санскр. – владеющий собой, свободный от чувств) – почётный титул в индуизме. Обращением подчёркивается мастерство йога, посвящение себя Богу или духовному наставнику (гуру).


Про серебряную нить

Я стала однажды серебряной нитью,
в ушко золочёной иголки проделась,
и мной вышивальщик – неведом, невидим –
заштопал прореху в небесной портьере.

Всю ночь, подчиняясь высокому долгу,
края той прорехи я скромно скрепляла.
И целостность неба держалась на нити –
моей тонкой нити –
в ту долгую ночь.


Мы вырастем снова, как розы, мы где-нибудь будем...

Мы вырастем снова, как розы, мы где-нибудь будем.
В другом измерении, форме, пространстве, но всё же...
Надеюсь, печалиться свойственно только лишь людям.
Надеюсь, бескрылость излечится – где-нибудь, позже...

Но как мы друг друга узнаем? – Мы будем иными:
без еле заметного шрама над левою бровью,
без родинки малой, согретой губами твоими,
без сотен примет, занесённых в реестры любовью...

И всё же, когда нам однажды удастся родиться
в какой-нибудь дальней галактике одновременно,
сквозь чуждых обличий покров – тихий свет просочится.
Ведь облик души не меняется – светлый, нетленный.

В одной распустившейся розе двумя лепестками,
пушинками в белом крыле улетающей птицы,
соседями-каплями в чистом потоке мы станем.
А может быть, снова людьми – всё ведь может случиться...

Не вычерпать смертью любовь, не стереть, не умерить.
Мы встретимся снова, потом... Я не смею не верить.


Пронзённый апрелем

Вкус весны.

Эта крепкая,
душу бодрящая синь,
а по ней –
облаков пышно-сливочный клин.
Золотой дикобраз оккупировал высь,
мечет иглы-лучи...
мне уже не спастись...

Я пробит.

Безнадежно, навылет.
Зимы цитадель –
сердце –
тает...
Из раны сочится капель...
И поможет мне только прозрачный глоток
панацеи апреля...
берёзовый сок....

Безогляд.

Одержимость и буйство проснувшихся сил,
за ночь гневно сорвавших стеклянный настил.
Половодье шального весеннего дня,
что со скоростью света возносит меня

к облакам...

в родниковую синь безмятежных глубин,
где я буду на миг не один, но – един

с тишиной...


Молитва, молитва, душою разлита...

Молитва, молитва,
душою разлита,
пришпилена к небу,
ветрам на потребу.

Записка для Бога,
в ней свет и тревога,
дыхание веры
и нежность без меры.

– Слепи день для дочки
из мартовской почки,
лучей щекотливых,
мгновений счастливых.

Покровом чудесным,
от слёз и болезней,
укутай, чтоб Милость
над нею светилась.

Ведёрко любви
на неё опрокинь...
Молю –
С уважением,
Мама.
Аминь.


Безмятежность

Безмятежность пахнет мятой, время смято в ком бумажный,
облака сладчайшей ваты проплывают эпатажно.
Размягчаются запреты – крем-брюле на чайных блюдцах…
Здравомыслия куплеты почему-то не поются…

Тюль возвышенных материй занавеской с неба свешен,
а в компосте суеверий цветик веры всходит нежно.
Отпускает хватка стресса, суетливый гул стихает.
Проза жизни повсеместно изъясняется стихами...

Безрассудочности гелий. Невесомость. Самость. Космос.
Ветер ловит ленты трелей и вплетает солнцу в косы.
Время птицей-оригами покружилось и пропало...
Мир повис в бездонной яме бирюзового провала...

Безмятежность. Плеск и свежесть раннемартовской купели.
Созерцательная нежность. Ожидание апреля.
Смыта в землю талым снегом накипь чувств и дум прогорклых.
И душа скользит по небу на пахучей дынной корке...


Нелинейное

Взрываются звёзды. Галактики меркнут.
Но длится стремительный бег водомерки –
открыв нелинейного времени суть,
она не желает во мраке тонуть.

Сцепленье молекул. Блестящая плоскость.
А сверху и снизу – зияющий космос.
И твердь, толщиною с бумажный листок,
уже провисает под тяжестью строк...

И всё же – пиши безрассудные вирши!
Взахлёб суетись или мудрствуй, как риши*.
Скользи одержимо по глади пруда.
Покуда опять не порвётся вода...

---------------------
* Ри́ши (санскр. – провидец, мудрец) – мудрецы в индуизме, которым боги открыли ведийские гимны.
 

На первую страницу Верх

Copyright © 2011   ЭРФОЛЬГ-АСТ
 e-mailinfo@erfolg.ru