На первую страницуВниз

Г.Салтуп  

ЖУРНАЛЬНАЯ ПУБЛИКАЦИЯ
И
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ТЕКСТ...

     Я родился в 1952 г. при Сталине (годы правления: 1921 — 1953), пошел в школу при Хрущеве (1953 — 1966 гг.), учился, служил в армии, работал, приобрел стойкую аллергию к власти и бегал от агитаторов на всенародных выборах без выбора при Брежневе (1966 — 1982 гг.), Андропове (1982 — 1984 гг.), Черненко (1984 — 1985 гг.) и Горбачеве (1985 — 1991 гг.).
     Единственный раз в жизни выбирал первого российского президента при Ельцине (1991 — 2001 гг.), но после гайдаровского лохотрона предпочитаю на выборы не ходить.
     Не то чтобы я такой уж принципиальный, нет.
     Я просто несколько брезглив, и мне противно участвовать во всероссийской туфте на выборах без выбора.
     Паскудно чувствовать себя быдлом, ведомым на скотоприемник юркими говорливыми пастырями в костюмах-тройках. «Преемник № 1» или «Преемник № 2» — мне по барабану.
     Политика — грязное дело.
     Это при Брежневе на время выборов мне приходилось уезжать в командировки или прятаться в мастерской от агитаторов, — они были настырные и докучливые, как кредиторы. Агитаторы хотели домой, к семьям и застольям, их «самих по разнарядке заставили», и потому требовали от меня «исполнить гражданской долг». Хотя я точно помнил, что в долг ни у кого не брал!
     А сейчас? — свобода, братцы! свобода! — и потому: «Да пшли они все!..»
     Как гражданин СССР и Российской Федерации, я жил при шести генсеках и двух президентах, — четырех из них торжественно, под музыку и почетный караул похоронили, трех «урыли» живьем, — отстранив от престола. Нынешний, по слухам, сам отойдет от властных дел, предоставив электорату «право выбирать» некого «Преемника № N-N-N».
     По судьбе, — извините, так уж разложилась колода, — я писатель. Писательская жизнь — жизнь волка-одиночки.
     Стаей кормятся по преимуществу шакалы.
     В России должность Главного Редактора «толстого» литературно-художественного журнала до сих пор почти наследственная, как пост Генсека ЦК КПСС или кресло Президента РФ, или трон Императора Всероссийского.
     И потому — куда уж там рыпаться с выборами Президентов, губернаторов, мэров, начальников РОВД (шерифов), районных и областных прокуроров, если в своем маленьком писательском кругу мы, профессиональные литераторы, не имеем права выбирать главного редактора регионального литературно-художественного журнала!
     
     Д. Я. ГУСАРОВ (1954 — 1990 гг.)
     Начинал я писать во времена, когда главным редактором журнала «Север» был Дмитрий Яковлевич Гусаров. Писал по ночам и посылал в редакции рукописи, которые в то время называли «самотеком» и практически не читали. Ездил по семинарам молодых литераторов. Печатался в «Авроре», «Уральском следопыте», «Костре», «Колобке», «Искорке», еще в нескольких журналах и альманахах, но в «Севере» меня почему-то упорно не принимали. Чем-то я им не приглянулся. Помню, как в 82-м году я возвращался в Карелию, переполненный дутым восторгом, как детский резиновый шарик. Ведь на совещании молодых писателей меня с трибуны назвали «открытием» и пророчили светлый путь в литературе! «Вот, наконец-то! — подпрыгивал я на одной ножке в своей душе, — уж сейчас-то меня журнал “Север” напечатает!»
     Хрен там.
     В «Севере» рукопись взяли, а через полгода сказали мне почти без эвфемизмов: «Это там, в Москве и Питере для кого-то ты “открытие”, а для нас ты говно!»
     В советское время для молодого писателя публикация в «толстом» литературном журнале часто была знаковым событием, — внимание критики, издательств, читателей.
     Когда «северяне» год от году на всех своих встречах с читателями повторяли и повторяют, что они насквозь прогрессивные и передовые, потому что в 1967 году (от Рождества Христова) «Привычное дело» В. Белова напечатали, и Дмитрий Балашов свои исторические романы только в «Севере» публиковал, — мне грустно и смешно. И, слушая «северян», я всегда вспоминаю мачеху Сонечки Мармеладовой из романа «Преступление и наказание». Екатерина Ивановна со слезами умиления на глазах постоянно рассказывала собутыльникам мужа и своей квартирной хозяйке, как она на выпускном балу танцевала с шалью, и САМ губернатор ей ручку пожимал! Кайф! Во оттянулись-то! На сорок лет блаженства зацепили! Полвека млеет редакция «Севера» от вальса с шалью с Василием Беловым. Хотя и шаль была красивая, и повесть В. Белова хороша…
     В 86-м году вышла первая моя книжка, в 89-м была запущена в производство вторая книга. В рукописи я позволил себе стебануться над фамилией одного сотрудника журнала «Север». Просто так, из мелких хулиганских побуждений. Считал его полным дураком (и не я один!). Добавил только один слог, и смысл фамилии изменился кардинально. «Протоиерей Иоанн РОГОНОЩЕНКОВ»! Звучит! О-хо-хо! В «Север» рукопись второй книги я даже не предлагал. И потому крайне удивился, когда меня пригласил «поговорить о будущей книге» член редколлегии журнала, с которым мы не были даже знакомы. С чего бы вдруг?
     Полтора часа я выслушивал вполне профессиональные замечания по моему тексту, но сама беседа напомнила мне картину одного подзабытого художника 19 века под названием «Разговор двух иезуитов». Ведь не мог же тот занятой профессор марксистко-ленинской философии просто так, из чистой любви к литературе, наставлять молодого прозаика.
     Явно здесь скрыто нечто «главное», ради чего затеяна вся кутерьма!
     Наконец мы дошли до фамилии персонажа, которую я переиначил, и — вот оно! Проявилось!
     — Измените фамилию персонажа! Недопустимо!
     — Почему? Моя книга, мои персонажи… Я им царь и бог…
     — Вас тогда не напечатают в «Севере»!
     — Меня и так не печатают в «Севере». Я к этому привык…

     …Надо сказать, что я лет семь или восемь «пробивал» в журнале свою статью о происхождении многоглавия русских православных храмов и передатировке строительства Кижей. Тема очень важная для меня как профессионального историка-искусствоведа. (Потом, почти через 20 лет, в 2005 году, за это исследование я был отмечен Горьковской литературной премией в номинации «По Руси».) Пробивал и пробивал, но мне её неизменно заворачивали.
     И я пошел на компромисс:
     — Сначала пусть «Север» напечатает мою статью по Кижам, только тогда я выкину эту фамилию из рукописи!
     — Договорились!

     Так в первый и последний раз я был напечатан в гусаровском «Севере». За счет хулиганской переделки фамилии одного из бездарнейших членов гусаровской команды.
     Лет двадцать назад, под конец совковой эпохи, случилось в Петрозаводске «Выездное заседание Секретариата СП СССР и РСФСР» по обсуждению работы журнала «Север» за 1976 — 1986 гг. Приехали журналисты из «Литературной Газеты», органа СП СССР, и еще какие-то литературные начальники из Москвы. Все обстоятельно, серьезно, на века. (Весь СССР еще делал вид, что строит коммунизм).
     Дмитрий Яковлевич Гусаров — человек безусловно честный и достойный, фронтовик и партизан, но — как писатель и редактор — без полета, сугубый документалист с крутым перекосом исключительно в «партийную правду», — вспоминал в очередной раз «танец с шалью»: В. Белова и Д. Балашова, и пожаловался, что «Север» теряет своих читателей. В те времена был дефицит литературы и колбасы, жаждущие почитать и поесть петрозаводчане передавали хорошие книги и самиздат из рук в руки и ездили за колбасой в Питер.
     В прениях я выступил и сказал, что: — «За долгие годы “Север” приобрел свое лицо. Это лицо добропорядочного, законопослушного гражданина пенсионного и запенсионного возраста, такие же лица у подписчиков журнала, и потому Д.Я. Гусарову не стоит особенно расстраиваться из-за их сокращения. Идет естественная убыль. Умирают пенсионеры, — вот и подписчиков все меньше и меньше. А для читателей моего поколения, лет около тридцати (тогда), — “Север” неинтересен, читать его — как с тугого похмелья портянку жевать».
     Гусаров обиделся на молодого литератора Салтупа, но фраза: «портянку с похмелья жевать» — о большинстве публикаций «Севера» — появилась на страницах прогрессивной (тогда) всесоюзной «Литературной Газеты».
     Дмитрий Яковлевич Гусаров задолго до естественного ухода из кабинета главного редактора стал готовить себе «Преемника №1»… Однако что-то там не сложилось, не срослось. Сплетнями я не интересуюсь, знаю только, что были альтернативные кандидаты в главные редакторы «№ 1», «№  2», «№ 3» и «№ 4». Но «знающие люди» из Серого Дома настоятельно посоветовали, Карельский Обком КПСС окончательно решил, а Совмин КАССР и СП СССР в Москве…

     О.Н. ТИХОНОВ (1990 — 2000 гг.)
     … утвердили главным редактором певца КГБ О.Н. Тихонова.
     Писателем он был ниже среднего уровня и терпел возле себя только тех литераторов, кто был еще бездарнее его. Ни одной толковой публикации в «Севере» за 11 лет его правления я не припомню. Для «Севера» наступил долгий период «жевания портянки» не только с похмелья, но и на сладкое.
     Толпой повалили в редакцию журнала авторы-покойники. Писатели-славянофилы 40-х — 60-х годов 19 века. Ознакомиться с их трудами каждому читающему человеку, конечно, полезно. Но почему в журнале конца ХХ века, а не в библиотеке? Их труды не запрещались коммунистами, писали они все сплошь велеречиво, благородномудро и глубокочеловеколюбчиво, так что без определенной филологической и исторической подготовки осмысленночтение их творений есть тяжкоблагодарный и истиннонравственный подвиг патриота-христианина.
     Их публикатором был И. Рогощенко, который сейчас наконец-таки — О! Слава Всевышнему в Небесах! — на пенсии и прекрасно поет в церковном хоре.
     Очевидно, в студенческие времена И. Рогощенко с творчеством отеческих славянофилов знаком не был, тратил время на изучение трудов классиков марксизма-ленинизма, и потому в новую эпоху срочно залатывал прорехи своего образования пожелтевшими заплатами журнальной полемики позапрошлого века.
     Ошибся человек стезей, ему бы в семинарии вопросами православной литургии заниматься, а не в литературу лезть, в которой он разбирается не больше, чем я в православной догматике.
     При Тихонове особенно расцветала активная бездарность писательницы Галины Скворцовой (Акбулатовой). Тут и клуб женщин-писательниц «Мария», тут и суетливое щебетание по начальственным кабинетам, и поцелуйчики при встречах с министрами культуры, тут и издание по половому признаку кучи тоскливых и серых книг, чтение которых до конца осилили только редакторы и корректоры. И то за зарплату.
     Итог административно-литературной активности Скворцовой забавен и поучителен, — намедни зашел я в киоск неликвидов при типографии Анохина. Вижу, стоят на полке рядышком товары: книга Г. Акбулатовой (Скворцовой) «ЖЕНА, КОТОРАЯ УМЕЛА ЛЕТАТЬ» и рулон туалетной бумаги. Туалетная бумага стоит 4 рубля 20 копеек, а творения Г. Акбулатовой (Скворцовой) — 3 рубля ровно. По весу товары примерно равны. Значит, чистая бумага ценится на 37% дороже бумаги, испачканной «творческими потугами» писательницы Г. Скворцовой.
     У Олега Назаровича Тихонова была забавная манера общения, выработанная, очевидно, за долгие годы сотрудничества с органами госбезопасности. Он любил на многолюдных литературных и околокультурных сборищах, сохраняя для окружающих ласково-загадочную полуулыбку на устах, внятным штирлицевским шепотком говорить собеседнику пакости.
     Случился у нас с Тихоновым маленький межличностный конфликт, почти не имеющий отношения к литературе. Просто мы давно друг друга недолюбливали. Он меня — за то что я диссидентвую и треплюсь о чем хочу. Я его — за то, что он стукач и конъюнктурщик. Как-то, на большом сборище творческой интеллигенции города Петрозаводска, он встал в курилке рядом со мной и зашептал мне почти в ухо:
     — Ты, Гриша, много о себе воображаешь, много на себя берешь…
     Я удивился столь не спровоцированной теме разговора, но принял его игру в шпионы и таким же шепотом ласково ответил:
     — Не больше, чем привык поднимать…
     — Ну-у-у, Гриша, ты борзеешь. Гением себя считаешь… — шипел он сквозь зубы с улыбкой, в окружении галдящей творческой интеллигенции. Со стороны окружающим могло показаться, что мы мирно обсуждаем наболевшие литературные и журнальные проблемы.
     — Да нет, Олег Назарович, в гениях я себя не числю. Я тебя бездарностью считаю…
     — Ну ты… Ну! Ты еще не знаешь, что я могу против тебя предпринять…
 — и улыбается, улыбается, главнюк «Севера», словно что приятное вспоминает.
     — Как не знать! Знаю, Олег Назарович, конечно знаю! — продолжил я его игру в улыбчивый шпионский шепоток. — А ты вот знаешь, Олег Назарович, что я могу предпринять?
     — Что?
 — чуток отодвинулся главный редактор толстого журнала от молодого прозаика. (Я тогда еще числился в «молодых»).
     — Да я вот сейчас как въе.у тебе, Олег Назарович, по морде наотмашь… И знаешь, что подумают окружающие? — писатели, художники, артисты и музыканты? — с доброй улыбкой, не повышая тона, спросил я.
     — Что? — несколько позеленев, но сдерживаясь, еще и еще дальше отстранился от меня О.Н. Тихонов. (Однако дистанция была еще в пределах резкого выпада правой.)
     — Ведь все вокруг прекрасно знают: кто ты и кто я. И все вокруг подумают: «Вот оно как! Надо же!? А-вой-вой! Антисоветчик и прозаик Салтуп прилюдно бьет по морде стукача и редактора Тихонова!» А за что? — всем давным-давно это известно…
     В то время в редакционном портфеле «Севера» лежала моя повесть и несколько рассказов, которые я написал учась на ВЛК. После «шпионского диалога» рассчитывать, что хоть одна моя строчка будет напечатана в журнале при жизни главного редактора Тихонова было бы наивно.
     Но к тому времени я уже знал, что есть Литература, и есть «журнальная публикация». Между ними часто стоит достаточно продолжительный временной разрыв.
     Текущая журнальная публикация не всегда становится значимым литературным текстом. Литературный текст очень часто не подходит под требования «журнальной публикации», и чем больше он «не годится» для той или иной редакционной команды, тем больше вероятность того, что текст несет в себе подлинную Литературу.
     Вероятно, ушлый интриган Тихонов специально спровоцировал конфликт между нами, чтоб официально не отказывать мне в публикации.
     Кстати, повесть, которую так продуманно отверг главный редактор Тихонов, я послал потом на международный литературный конкурс «Русский Декамерон» под псевдонимом Виола Тойвовна Туонелайнен. Призового места она не получила, но вошла в финальный список номинантов. Если учесть, что до 90% современных российских литературных конкурсов и премий проходят с заранее известными «лауреатами», то это неплохой результат для моего текста — оказаться в финальной двадцатке из 768 стартовавших рукописей.

     Я всегда писал и пишу не для конкурсов и премий; не для Гусарова, Тихонова, Жемойтелите или, даже, Панкратова… Они всего лишь передаточный механизм на пути к читателю. А передаточные механизмы часто ржавеют, пробуксовывают или форсунки у них слишком узкие, — рассчитаны только для «своих». Я пишу для людей, которые любят и хотят читать хорошую литературу. И редакции толстых журналов — не единственный путь к читателям.

     МЫСЛЬ В ПОТОЛОК № 1.
     Литературно-художественные журналы были нужны тоталитарной власти (1917 — 1993 гг.) как партийные агитаторы и проводники коммунистических идей (см. «Партийная организация и партийная литература» В.И. Ленина).
     Общество (потребители литературы, читатели) нуждались в журнальных литагитках не больше, чем нынешние потребители-покупатели в бесплатной почтовой рекламе.
     Нынешней власти литературные журналы тоже не нужны: лишние бюджетные затраты, беспокойство из-за интриг и доносов писателей друг на друга, изредка — появление в журналах «нежелательных» высказываний.
     Бывший министр культуры Карелии Т. Калашник на встрече с редакцией журнала как-то гордо изрекла: «Литература — это не культура!» Культурный уровень самой министерши культуры был крайне невысок: в одном из интервью она призналась, что её любимое чтение — это «дамские романы» (от которых тошнит даже их создательниц).
     Однако наиболее дальновидные современные политики понимают, что без «серьезной» журнальной литературы российское общество ждет быстрая и необратимая духовная деградация. Оскотиниваются люди, становятся быдлом — когда перестают думать, сопереживать, надеяться и любить. Конечно, человеческим стадом легче управлять, оно послушнее и исполнительнее, — но разве к этому идеалу идет сейчас наше общество?
     Журнал «Север» выжил в самые кризисные для литературы годы, и выжил, быть может еще и потому, что его традиционная лакейская направленность «тихоновской» редакции на мнение Начальства, тогдашнее Начальство не раздражала.
     Фиолетовые обложки «гусаровского» и «тихоновского» журнала «Север» всегда вызывали у меня подспудную неприязнь и оскорбляли естественное чувство художественного вкуса. (По образованию я искусствовед и сам — художник.) Не должен «художественный» журнал быть таким же противным по цвету, как разбавленные фиолетовые чернила. Здесь личное смешалось с эстетикой. В начальной школе мы писали перьевыми ручками, и когда чернила кончались, учительница разрешала сбегать с «непроливайкой» в гардероб к тете Пане, у которой хранились литровые бутыли с чернилами на всю школу. Завхоз выдавала ей чернила на целую школьную четверть, и под конец четверти, чтоб хоть как-нибудь дотянуть до каникул, тетя Паня разбавляла чернила водой. Они становились блеклыми, противными, плохо ложились на бумагу, а дни и часы до каникул тянулись, тянулись блекло-лиловой казенно-застиранной тоской… Как обложки старого «Севера».

     «Театр начинается с подъезда!» — лозунг всех талантливых режиссеров.
     С.А. ПАНКРАТОВ (2000 — 2005 гг.).
      «Не вливают вино молодое в мехи старые!» — решил новый главный редактор Станислав Александрович Панкратов, и вместе с художником Виталием Наконечным создал новый журнал.
     Совсем новый. Его стало приятно взять в руки.
     Прежние журналы отличались друг от друга только номерами месяца и годами выпуска, как бюрократические приказы, протоколы и распоряжения, а внутри — под сиреневой обложкой — стилем и содержанием были почти неразличимы.
     «Панкратовский» «Север» стали читать. За разработку новой концепции журнала и его новой эстетики Станиславу Панкратову, главному редактору, и Виталию Наконечному, художнику, заслуженно дали Государственную премию Республики Карелия.
     Читатели и подписчики нового «панкратовского» «Севера» перестали ощущать себя вечными пенсионерами с «сужденьями из забытых газет» времен «посева в Заполярье кукурузы», «освоенья Целины» и «покоренья Космоса», и с мышленьем «единственно-научным», проверенным доброжелательной советской цензурой.
     В «панкратовский» «Север» стали писать не только местные и «близкие к редакции» авторы. Подписка возросла, журнал захотели читать и в США, и в Финляндии, и во многих городах Российской Федерации.
     Станислав Александрович Панкратов (1935 — 2005) сам был талантливым прозаиком, драматургом, публицистом, и потому ценил чужой свежий взгляд, новое слово, неординарную, спорную позицию автора, — даже тогда, когда эта позиция не совпадала с традиционным направлением журнала. О романе Евгения Чебарина «Безымянный зверь» много спорили, но читали. Роман о чеченской войне молодого Захара Прилепина «Патология» получил всероссийского признание, был отмечен самыми престижными литературными премиями.
     Станислав Александрович Панкратов вытянул журнал из протухлого тихоновского болота. Сделал его совершенно новым, свежим — внешне и внутренне. Журналом нового века.
     Жаль, что Станислав Александрович так рано ушел из жизни. Он многое не успел, не свершил, но главное, что в нем было (и за что я его любил и уважал), это — искренняя любовь к литературе. Русской литературе. Любовь и уважение к тексту, талантливо написанному на русском языке, вне зависимости от особенностей личности или политических пристрастий автора текста. И потому, когда после его преждевременной смерти, во главе журнала «Север» встала Яна Леонардовна Жемойтелите, я поначалу поддержал её кандидатуру…

     Я.Л. ЖЕМОЙТЕЛИТЕ (2005 — 2007)
     …в основном потому, что в «Севере» Яна Леонардовна оказалась «Преемником №1» у самого Стаса Панкратова. Его выбору я доверился. И даже написал в журнал статью в поддержку молодого главного редактора:
     Журнальная литература — труд почти коллективный, сродни театру. «Лай — не лай, но хвостом виляй!» В театре творческий уровень держит Главный Режиссер. В журнале — Главный Редактор. Был театр Таирова, театр Мейерхольда, был «Новый Мир» Твардовского, была «Юность» Полевого, был «Огонек» Коротича… Нет талантливого режиссера, — и театр «так себе», и половина кресел даже на премьере пустует…
     Однако Я.Л. Жемойтелите мою работу отвергла.
     За полтора года до кондопожских событий я принес в журнал рецензию «Националистическая провокация» на книгу местного историка С.В. Кочкуркиной. В книге в искаженном виде, но в «научно-популярной» форме, излагалась история славянских и угро-финских этносов на территории Обонежской пятины земель Великого Новгорода в 9 — 17 вв. Статью главный редактор отвергла сходу, т.к. «не увидела в книге Кочкуркиной ничего русофобского»!
     Я понимаю, как сложно человеку «советских» корней разобраться в деталях истории края, тебе чуждого. Чью историю ты не знаешь, не любишь и не уважаешь.
     Но ведь никто из местных литераторов не удивился, когда на рубеже 90-х годов прозаик Я.Л. Жемойтель вдруг стала называть себя Я.Л. Жемойтелите! Все мы, выпущенные из коммунистического лагеря под названием «ЕДИНЫЙ-ЭТНОС-СОВЕТСКИЙ-НАРОД», все мы, россияне разного происхождения и вероисповедания, едва вдохнув свободы вполглотка, стали острее и глубже ощущать свои национальные корни!
     Один слог в написании собственной фамилии явился для Яны Леонардовны весьма значимым фактом в её личной биографии. Точнее стала воспринимать свои литовские корни
     Почему же меня, русского, литовка Жемойтелите лишает возможности защищать свои исторические корни на этой земле?
     «Я не вижу ничего русофобского!» — так это проблема вашего зрения, Яна Леонардовна! Расширять, голубушка, надо свой кругозор. Ведь вы главный редактор русскоязычного журнала, издающегося на Русском Севере, где славяне живут более тысячи лет!
     Если только себя, любимую, слушать и только собою в зеркале любоваться, то невольно нимб над собой узришь. А сияние нимба сужает диафрагму зрачка. Проверено. Невольно зрение испортится…
     Один мой прапрапрадед, донской казак, был сослан в Олонецкую губернию во времена императора Павла. Прапрапрадеды по материнской линии жили в Заонежье с незапамятных времен, вероятно с 13 века, а в самом городе Петрозаводске со времен Петра Великого, с начала века 18-го. Для меня, как коренного жителя Русского Севера, искажение тысячелетней истории моего народа в книге, претендующей на «научность и объективность» было очевидно.
     Но нынешний главный редактор видит только свои «исторические и национальные особенности»! Представителям русского народа это в «Севере» запрещено. Что позволено Зевсу, то не позволено быку…
     Статья «Националистическая провокация» была размещена на нескольких сайтах в Интернете, в том числе и на русскоязычном сайте в Финляндии. И вызвала оживленную полемику. Только на сайте самого «Севера» эту статью прочитало свыше 11 тыс. человек… Число читателей одной этой статьи почти сравнялось с тиражом всего журнала за целый год! Значит, потребность в такой литературе, в профессиональной оценке истории межнационального общения на территории Русского Севера в обществе существует.
     Но для нынешнего главного редактора настроения читателей-земляков — чушь!
     Я думаю, что если бы моя статья «Националистическая провокация» была бы вовремя напечатана в Петрозаводске и её прочитали бы журналисты и газетчики из Кондопоги, то им было бы легче обозначить «свои», городские, болевые точки в межэтническом общении коренных кондопожан и «новых» жителей своего города. Когда болезнь исследуют и называют, её можно вовремя лечить. И, возможно, не появился бы тогда в русском языке такой неологизм, как «ОТКОНДОПОЖИТЬ»!
     Только по этому факту я понял, что у Станислава Александровича Панкратова «Преемником №1» на должность главного редактора Я.Л. Жемойтелите оказалась случайно, чисто по хронологическому принципу. Не разглядел он в ней главного…
     На мой взгляд, она наследует «духовные традиции» О.Н. Тихонова, последнего главнюка советской эпохи, — традиции интриг, подковерной борьбы и сплочения вокруг себя маленькой, но верной «группы единомышленников». Верным единомышленникам Яна Леонардовна разрешает распространять клевету, подтасовки и фальшивки на страницах «своего» журнала (см. статьи Г.Г. Скворцовой «Литература подпольных жителей», №  5-6, 2005 г. и «Экспресс-анализ», сайт журнала, март 2007 г.).
     Ответить на клевету мне возможности не дали. Хотя клевета была напечатана под журнальной рубрикой «ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ», — а само слово «дискуссия» предполагает высказывание по крайней мере двух сторон!
     Взамен цензуры коммунистической Жемойтелите ввела жесточайшую цензуру КЛАНОВУЮ.
     Даже О.Н. Тихонов, при всем своём субъективном («стукаческом») подходе к личности прозаика Г. Салтупа, не опускался до публикации в «Севере» прямых подтасовок, фальсификаций и клеветы, которые сейчас распространяет «Север» с благословения нового главного редактора Жемойтелите.
     Увы! Жемойтелите мне не пережить… Она моложе меня, не курит и не пьет, ведет здоровый образ жизни и — самое важное! — она умеет ладить с Начальством. Ладить с Начальством — главное качество главных редакторов «толстых» российских журналов советского периода.
     Однако! — вспомним опыт главного редактора Александра Трифоновича Твардовского. Он не искал начальственных улыбок и поощрений. «Матренин двор» он выловил из «самотека»…
     «Один день Ивана Денисовича» Твардовский напечатал в своем журнале не потому, что его автору когда-то там в будущем могут дать Нобелевскую премию по литературе. Правда и художественность — критерии, которыми он руководствовался и благодаря которым мы вспоминаем тот период в истории русской литературы как период «Нового мира» Твардовского…
     Жемойтелите мне не пережить… Хвостом вилять в команде «приближенных» я не умею. И не хочу учиться этому мастерству.
     Когда-нибудь («лет через пятьсот, по вычислению философических таблиц»), когда мы будем выбирать себе губернаторов, депутатов и президентов без административного ресурса, тогда и мнение писателей будет учитываться при назначении (выборах) главного редактора регионального литературно-художественного журнала…
     Мне не привыкать писать в стол. Мои литературные тексты уже доказали, что временной разрыв в двадцать лет между созданием и объективной оценкой они переносят легко. А попробуйте сейчас напечатать какой-нибудь «выдающийся» материал времен гусаровского или тихоновского «Севера», — ведь обсмеют добрые люди! Срок хранения им, как колбасе советских времен, — чуть больше двух недель…
     При Я.Л. Жемойтелите мои тексты не станут «журнальными публикациями» в «Севере» и придут к читателям не сейчас, а когда-нибудь потом. Но придут. Я это знаю.
     Но все равно очень неприятно, когда на тебя систематически и безнаказанно льется грязь и клевета со страниц издания, учредителем которого является Союз писателей России…

     МЫСЛЬ В ПОТОЛОК № 2.
     Много лет назад я видел сцену: катит впереди нашего автобуса грузовик, борта надстроены ограждением из горбыля, а внутри пассажиры — десяток годовалых телят. Им несколько непривычно и неудобно, они мычат не то что бы пугливо, нет. Они мычат от мелкого жизненного неудобства: земля под ногами трясется, урчит мотор, нет сена и пойла, хотя по времени сейчас должно быть пойло и сено, и добрые руки телятниц, — но это не страшно, просто раньше с ними такого не было.
     Утром их вывели из родного телятника, загнали на какой-то грузовик и куда-то повезли. И хотя их везут на мясокомбинат, это их не пугает. Ведь они — не мясо. Они точно знают, что их зовут не «мясо», а «телята». У них есть мамы-коровы и тети-телятницы. Они всегда были, есть и всегда будут. Как пойло и сено. Просто сегодня что-то все задерживается. А «мясокомбинат» — это просто слово такое, новое неприятное слово, которое они утром услыхали от бригадира животноводческой бригады.
     Один бычок из молодых да ранних, с просыпающимися инстинктами отцовства, пытается закинуть копыта на соседку, глазастую телочку с упругими боками. У него не получается, в кузове тесно, трясет, его копыта не могут на подруге удержаться, но своих попыток он не оставляет… Телочка что-то жует и мечтательно выглядывает из-за ограждения на мир. Ни грусти, ни страха, ни любопытства в её красивом «волооком» взоре. Она молода и прекрасна, и продвинутые сверстники начинают оказывать ей внимание. Перед въездом в город грузовик сворачивает на мясокомбинат, и телка ласково моргает мне большими выгнутыми ресницами…
     Быдло.
     «Быдло». Сейчас это слово звучит грубо, с отрицательным и пренебрежительным смыслом-хребтом внутри. Во времена В.И. Даля «БЫДЛО» — это просто «домашняя живность»: коровы, козы, овцы — рогатый скот, опекаемый свыше мудрыми силами, бессловесное стадо, — не интересующиеся вопросами собственной жизни, воспринимающие мир однолинейно: пожрать, поспать, испражниться и совокупиться. Все просто и неизменяемо для них в этом мире.
     Много лет эта случайная сцена преследовала меня. Я никак не мог понять, почему же я время от времени вспоминаю тот прекрасный взгляд телки из грузовика и нескладные попытки её сверстника дать начало новой жизни? Почему же этот предпоследний эпизод чужой короткой жизни до сих пор не уходит из моей памяти?
     Попытаюсь дать один из вариантов ответа. (Литература не дает «Формулы Мира», она лишь ищет её вместе с читателем…)
     Современные глянцевые («гламурные») доходные и прибыльные журналы изначально жестко опекают круг красивого, сытного и удобного бытия для двуногого быдла. Как причесаться, во что одеться, на чем поспать и где без запоров лучше испражняться; на чем кататься, чем заправляться и где застраховаться; что съесть, что выпить, с кем принято совокупляться и как предохраняться; где можно отдохнуть от выпивок, совокуплений и сна; и каким образом этими великими деяниями занимаются великие мира сего и звезды эстрады…
     И всё.
     Вопросов не задавать.
     Из круга не выходить.
     Любите и цените свой загон. А то!..
     Мир плоский, многоцветный и блестящий, — на бумаге «мелованной №  12».
     Мир лишь слегка неспокойный, — ведь кузов-то трясет по дороге на мясокомбинат.
     Великая русская журнальная литература в 19 веке дала один из вариантов ответа в формуле: «Деды пьянствовали, а у внучков от похмелья головы трещат…»
     Как оказалось в 1917-м, у внучков трещали головы не только с похмелья.
     Ответ подзабылся за минувший 20 век. Он показался несколько простоватым: «Как у деда-комиссара вырос внучек-олигарх!»
     В этом мире все уравновешено, и, отнимая у нищей пенсионерки кусочек сладенького к воскресному дню, нынешний чиновный хапала невольно добавляет дозу наркоты своему спиданутому внучку через три десятка лет в будущем… Дозы, от которой внучок загнется в черной слизи, и ветвь жизни деда-демагога исчезнет, отсохнет как ненужная, ошибочная ветвь эволюции, не выдержавшая исторической конкуренции.
     Сейчас литературой и культурой управляют, на мой взгляд, «гламуры из племени двуногого быдла», и потому прорваться «литературному тексту» к думающему читателю сквозь «журнальную публикацию» почти невозможно…

     Post scriptum.
     03.12.2007.
     Эта статья была написана в период властвования Жемойтелите. Мне не пришлось дожидаться несколько десятков лет, до её «естественного» ухода из кабинета главного редактора. Только поэтому я могу здесь и сейчас высказать несколько субъективных и спорных суждений о журнале «Север» и о его прошлом. Вы, уважаемые читатели, имеете возможность их прочитать, поспорить, не согласиться и высказать свое личное мнение.
     Эволюция. Корявая, кривобокая, с вывернутыми пятками, но все же — эволюция.
     Толерантность. Начальственная, плоскодонная, на ощупь почти что эфемерная, но хотя бы объявленная во всеуслышание, — толерантность.
     Уже нет установки на «единственно-правильное» мнение… И слава Богу!
 

На первую страницу Верх

Copyright © 2008   ЭРФОЛЬГ-АСТ
 e-mailinfo@erfolg.ru