ПЕРЕПЛЫВШИЙ ЛЕТУ

     Я не поклонник эзопова языка, но когда я думаю о судьбе и творчестве Петра Викторовича Вегина, мне вспоминается одна байка, которую я слышал ещё в середине 1970-х от разных писателей-доброжелателей. Дескать, однажды молодому, впечатлительному поэту приглянулся заграничный клетчатый пиджачок, он снял его с вешалки, примерил, и пиджак пришёлся ему впору — это был пиджак Андрея Вознесенского. Бесцеремонные советские критики заклеймили Вегина, приклеив ему пожизненно ярлык эпигона…
     Пётр Вегин вошёл в литературу в середине шестидесятых (книги: «Строфы» — 1965 г. «Винтовая лестница» — 1968 г.), почти одновременно с Вознесенским, да и возрастная разница у них всего шесть лет. Называть Вегина эпигоном Вознесенского так же нелепо, как если бы кто-нибудь назвал Вадима Шершеневича эпигоном Маяковского и долго разбирался потом: кто у кого спёр бархатные штаны лирического голоса. В данном случае отчётливо просматривается тот факт, что и Вегин, и Вознесенский — люди одного поколения, одного поэтического цеха, «одной группы крови», одной кирсановско-асеевской природы. Сам Андрей Андреевич всегда поддерживал Вегина в трудную минуту, считая его «индивидуальностью нового типа», но в стихотворении «Спальные ангелы» всё же ассоциировал его с подростком, который с верхней полки с любопытством наблюдает за молодыми и взрослыми, спящими на нижней. И хоть полки разные, но поезд-то один, направление одно, да и класс вагона — «общий»:

Огни Медыни?
А может, Волги?
Стакан на ощупь.
Спят молодые
На нижней полке
В вагоне общем.

На верхней полке
Не спит подросток.
С ним это будет.
Напротив мать его
Кусает простынь.
Но не осудит.

     Он и в самом деле напоминал подростка, преуспевающего седого подростка, отлучённого от взрослых и больших. В своём романе-воспоминании «Опрокинутый Олимп» («Центрполиграф» — 2001 г.) Вегин с нескрываемой детской обидой пишет о Вознесенском и Евтушенко, как ребёнок, которого обделили вниманием и не взяли с собой покурить за гаражи старшие товарищи. Очень жаль, что для такого поэта не нашлось места в антологии «Строфы века». А ведь Петр Вегин был яркой краской на фоне бесцветных лет и персонажей эпохи застоя. Талант этого поэта выражался в точности глазомера, в живой метафорической речи, в экспрессивности ритмического рисунка. Неистощимое депо метафор. Гигантский комбинат по производству праздничных салютов и фейерверков. Некоторые его стихи и поэмы, особенно свободные по форме, напоминали музыкальные пьесы-импровизации. Это своего рода словесный джаз, где ритм и темп меняются на протяжении текста многократно — от блюза до регтайма. По своей фонетической и визуальной конструкции стихи Вегина созвучны новаторской стилистике Сосноры, что также подтверждает причастность Петра Викторовича определённому футуристическому направлению в русской поэзии:

Я слушаю
эту смуглую музыку,
лежу в одичалом саду,
и кажется мне — она заговаривает
мою беду…

     Он вообще очень любил музыку и сам был наделён абсолютным музыкальным слухом. Два его стихотворения: «Аннушка» и «Светает» положил на музыку блестящий композитор Алексей Рыбников. Эти песни исполнял популярный в те годы вокальный квартет «Аккорд». Обложки книг Вегина поражают нестандартностью и простотой графического решения. Ведь большинство из них оформлял Борис Жутовский. А книга «Вальс деревенской луны» («Советский Писатель» — 1983 г.) художественно оформлена самим автором. «Переплыви Лету», третью книгу стихов, вышедшую в 1973 году, предваряет вступительное слово Евгения Винокурова, поэта совершенно другой литературной эстетики. И это ещё раз говорит о том, что стихи Вегина нельзя было не заметить. Они, как и воспетые им «Фонари Флоренции», фосфоресцировали в сброшюрованной темноте общих мест и неопределённостей, именующих себя «Днём поэзии»:

В тени стоит переодетый Данте,
Я вижу только кисть его руки.
Флоренция. Фонарь. Фортуна. Фанты.
Смычок моста над скрипкою реки…

     Благородные проявления его души, его человеческие поступки не могут быть забыты. Вегин первый, кто написал статью о трагической судьбе поэта и киносценариста Геннадия Шпаликова, опубликованную в журнале «Советский экран», первый и единственный, кто напечатал при жизни стихи Владимира Высоцкого «Из дорожного дневника» в «Дне поэзии» 1975 года, правда, без одной строфы. В «Записках шестидесятника» он детально рисует портреты людей, с которыми связана та или иная часть его литературной жизни. Это и Генрих Сапгир, и Иосиф Бродский, и Александр Галич, и Леонид Губанов, и Людмила Копылова…
     Помимо девяти реально существующих муз, у Петра Вегина была ещё одна, десятая — муза Совести, и он поклонялся ей не меньше, чем Эвтерпе. В его стихах часто появляется образ сирени. Это наблюдение сделал когда-то Ян Сатуновский: «Магнитное поле сирени открыл Пётр Вегин. Старуха Барто возмутилась: он, часом, не шизофренин?.. (так в оригинале — прим. ред.). Попал и я напоследок в магнитное поле сирени».

Сирень хулиганит. Сирень захотела
Меня доконать, прежде чем доцвести:
Раскрыла окно, распахнула портьеры
И скомкала ночь в пятипалой горсти!

     Я познакомился с ним в 1985 году. Никогда не забуду, как мы шли по Новинскому бульвару под моросящим осенним дождём. Говорили о поэзии. Я что-то прочитал ему из своих новых вещей, и вдруг он остановился и спросил: «Тебе сколько лет?» Я ответил: «Двадцать пять». Он внимательно посмотрел на меня своими огромными глазищами и сказал: «Поздравляю тебя, старик! Это стихи. Я в двадцать пять так не писал». Доброе слово, как говорится, и кошке приятно, но для меня в тот момент его одобрительная реакция была необходима. Потом я узнал о его внезапном отъезде в США, о его работе в газете «Панорама», о его увлечении живописью… Я посвятил ему одно своё стихотворение, которое было напечатано в 1992 году во втором номере альманаха «Стрелец», в то самое время, когда поэт уже находился в глубочайшей эмиграции…
     И вот недавно из-за океана пришло печальное известие о его смерти. Накануне, в американской квартире Вегина произошёл пожар, уничтоживший весь литературный архив, книги с автографами и картины… «Да будут огню наши строки легки!» Он перешёл Рубикон, пересек океан, переплыл Лету, но остался в литературе и в памяти своих читателей красочным карнавалом звуков и образов.
     У Генриха Сапгира есть такой рефрен: «Карадаг не похож на Фудзияму». И несмотря на то, что Вегин и Вознесенский стоят рядом, на букву В, — Вегин не похож на Вознесенского!

Герман ГЕЦЕВИЧ

Петр Вегин. Фотографии разных лет (публикация автора).

ПЁТР   ВЕГИН

ЗАВЕЩАНИЕ ИТАЛЬЯНСКОГО ХУДОЖНИКА

Амен! Долгие вам лета!
Я завязываю жить…
На собачьем кладбище в Буссето
Я прошу меня похоронить.

Просьбою, на первый взгляд дурацкой,
Я, наверно, вас развеселил.
Я хочу и под землёй касаться
Тех, чью участь на земле делил.

Был я живописцем не из бойких.
Знал пинки, но не вилял хвостом.
Я делился с псами на помойках
Вами недоеденным куском.

По-собачьи жался в этой жизни,
Конуру считая мастерской.
Пёс однажды слёзы мои слизывал,
Воя на два голоса со мной.

Знал любовь, и женщин знал немало,
Только не сравнится никогда
С тем, как меня нежила, ласкала,
Крепко обнимала нищета.

На моей картине люди, звери
Вместе за одним столом сидят.
Это – моя Тайная Вечеря.
Я не верю в Бога. Пусть простят.

Звери, псы, что на земле ютятся,
Люди, что находятся в беде,
Пусть они все вместе наедятся
Досыта – хотя бы на холсте.

Не шепчите надо мной молитвы.
Завещаю вам на сотни лет
Холст, где чёрный пёс стоит с палитрой,
С трубкою в зубах – автопортрет.

Личный сайт Германа Гецевича –
www.getsevich.ru