Алла Демидова!.. Интеллектуальная, ироничная, сдержанная, — актриса, очень непохожая на других. Она всегда казалась мне истинной леди, с внутренней жизнью, закрытой для посторонних глаз. И вот книга — из тех, что называют автобиографической прозой... Но и здесь она остается верной себе, сведя до минимума информацию, что называется, интимно-домашнюю.

Тем не менее, эта очень личная книга: “Судьба подарила мне встречи со многими людьми. Но моя эгоистическая память фиксировала только то, что касалось меня. Обычно осуждают людей, которые пишут “я и...”. А как же по-другому? Ведь это я пишу...”

“Бегущая строка памяти” — книга о жизни актрисы в искусстве, о дружбе и сотворчестве со знаменитыми современниками, размышления о таинстве актерского мастерства... Она вышла в весьма достойной компании — в серии книжного проекта “Золотая коллекция “Триумфа” издательства “ЭКСМО”.

В этот проект включены книги великих художников века, лауреатов и членов жюри премии “Триумф” — авторские, нигде ранее не опубликованные...

Но сейчас, при всем уважении к другим великим именам, речь не о них — об авторе “Бегущей строки памяти”, самой свежей книги “Золотой серии”.

...Предстоящая встреча с Аллой Демидовой в Центральном доме литераторов, посвященная “книжной премьере”, лично меня сильно заинтриговала. Какой предстанет Демидова перед публикой — перед своими зрителями-читателями? Как ответит на вопросы, требующие, ну если не предельной, то хотя бы возможной в этих обстоятельствах откровенности?

После приветственных речей, цветов и аплодисментов началось самое главное, называвшееся пресс-конференцией, а ставшее по сути — монологом знаменитой актрисы.

Чувствовалось, что при всей своей сдержанности, она волнуется... Но ответы Аллы Демидовой на вопросы журналистской братии, комплиментарные и не очень, были смелыми и неожиданными.

Вот самые, на мой взгляд, интересные моменты этого рассказа актрисы о книге и о себе...

— ...Говорю вам совершенно искренне: для меня нет сейчас отдельно взятых “люблю” и “не люблю”. Я принимаю жизнь совершенно такой, какая она для меня есть — со всеми радостями и горестями, со всеми болезнями и неожиданностями... Вот, например, сегодня ночью (бессонной, как многие мои ночи в последнее время) на пустынной Тверской раздался визг собаки. Я подошла к окну: ее сбила случайная машина...
Вы можете себе представить, каково же это “не люблю” у человека, который сидел за рулем! Собаку было уже не спасти — и я проплакала всю ночь. Но плакала я не оттого, что не люблю этого человека или люблю эту собаку, или — не люблю такую жизнь или люблю то, что мне дорого, плакала я над всем миром... Простите мне это высокопарное выражение, но оно абсолютно искренно!

Я с этого не хотела начинать, потому что в книге у меня есть определенная маска — откровенность, но до некоторого рубежа.

— Не семьдесят. Если уж говорить о процентах, то там этого — двадцать семь... с половиной!
Дело в том, что от некоторых своих мыслей мне очень не хотелось отказываться, так же, как и пересказывать их заново. Например, повторяются уникальные дневниковые записи — если бы я сейчас стала это вспоминать, все получилось бы, конечно, по-другому, но совсем не интересно.

И поэтому многие ценные, на мой взгляд, фактологические материалы я оставляла в прежнем виде. В эту книгу я включила много писем, которые до этого никогда не публиковала, да и не думала, что когда-либо буду публиковать. Но они включились в контекст... Портреты, которые уже были в “Тенях зазеркалья”, в этой книге — изображены под несколько другим углом зрения, с другой окраской... Тот же Смоктуновский нарисован у меня по-другому, хотя он остался у меня тем же...
В этой книге я смешала легкие рассказы (чтобы позабавить читателя) и очень серьезные для меня вещи, которые можно бы было изложить в учебнике для актеров. Об этом никто никогда не писал, и мной записано в первый раз.

...Еще на “Федре” мы с Виктюком искали другие средства выражения сценического языка... И мы поняли, что эти средства — только в психической энергии. Я стала этим всерьез заниматься — и занимаюсь поныне. Мне в театре интересно только это. Очень люблю выступать на публике нерусскоязычной, потому что хочу, чтобы зрители понимали меня не на словесном и не на сюжетном уровне. И как ни странно, мои выступления в последние годы идут более удачно на Западе. Не потому, что они там ах как хорошо все понимают, а у нас нет — только потому, что я работаю в этом канале, в этом направлении. У нас — ни в училище, ни в театре — никто ничем подобным не занимается. Несколько раз я давала мастер-классы, и большие, и маленькие, — но в других странах. Потому что там, посмотрев мои спектакли, поняли, что я работаю на энергетическом уровне. Так было и в Японии, и во Франции, и в Испании, и в Канаде — но только не в России. Говорю об этом без обиды...

— “Если бы” в нашей профессии не существует. Актеры никогда не выбирают. Но у нас есть свобода выбора — свобода в отказе. И вот этой свободой я много и часто пользовалась в своей жизни. В кино, естественно. В театре с этим сложнее, но и там у нас были свои ходы — отказы, когда можно было филонить (даже в репертуарном театре) и не играть то, что тебе противопоказано...
Есть режиссеры, которые предлагают мне что-то сыграть — но, к сожалению, не в России. Например, вот уже несколько лет я работаю с греческим режиссером Терзопулосом...

...Да, мне предложили поучаствовать проекте в “Авторского телевидения” — великие русские актеры читают русскую классику. Мне всегда интересно неведомое: “Пойди туда — не знаю куда”... “Темные аллеи” Бунина никто из актеров никогда не читал. И я выбрала эту книгу. К счастью, мне пришлось работать с очень хорошим режиссером Кириллом Серебренниковым.

— Вопрос можно поставить так: “Если бы можно начать жизнь сначала, если бы была моя воля...” В таком случае — никогда в жизни я не пошла бы в театр! Я стала бы... отшельником. Ведь есть какая-то “отшельническая” профессия? Ну, например, если бы у меня были способности, то я клеила бы, сидя одна на балконе (на Икше), конверты. Или переписывала бы кому-нибудь рукопись...

— Жалею ли я об уходе? Не жалею! Потому что я свободна. Я никогда не любила “тянуть” репертуар и не любила публику, которая приходит на двадцатилетние спектакли...

— Вопросы, как вам это ни покажется странным, не ко мне... Я об этом никогда не думала. Помню, как в университете я шокировала публику, ответив на вопрос: “для кого вы играете?” — так: “Роли я делаю для себя!” Вы не представляете, как ощетинился зал, сколько комсомолок выскочило на сцену — со всякими фразами!..
Но, слава Богу, время идет, мозги наши чистятся... И пишу я тоже скорее для себя, не представляя себе своего читателя.
Единственно, что я могу сказать в связи с этим (повторив вслед за Сартром): “Ад — это другие”. Других много, и не только в аду — они сидят в зале, когда я играю, предположим, самую мою любимую роль. Они другие — и меня не воспринимают. Но я же не виновата...

А что касается того, какого успеха я жду для моей книги... Материального — никакого, ну разве что будет второе издание, и мне — какие-то проценты. Ну а если тему успеха совсем уж не отбрасывать и не заканчивать так цинично, мне будет приятно, если эта книжка попадет к студентам актерских училищ и к молодым актерам. Потому что в ней есть, на мой взгляд, интересные вещи из моего опыта, моего знания театра. Может быть, молодые мои коллеги найдут там что-то и для себя...

Помню, как студенткой первого курса я приставала к своему педагогу Анне Алексеевне Орочко с бесконечными вопросами. Мне казалось, что есть (и она его знает) какое-то “петушиное слово”: и вот она скажет, как надо играть — и я научусь, я стану настоящей актрисой!

Она была мудрой женщиной, и научила меня главному вот каким словом... На первом курсе у нас был этюд “на характерность”. Каждая из нас должна была быть монашенкой, с характером, со своей биографией. И была у нас на курсе красивая, но, мягко выражаясь, не очень способная девушка. Она подбежала к Анне Алексеевне: “А можно в этом этюде я буду аристократкой — тонкой, поэтичной, нервной, со странной судьбой?..” Анна Алексеевна долго молча ее слушала, а потом сказала: “Ну, будь...”
Поэтому, если кто-то возьмет в руки мою книгу, мне хочется сказать им с той же интонацией: “Ну, прочитайте...”